Татьяна Успенская - Украли солнце

Последнее письмо кончалось словами: «Григория у нас забрали, куда не знаем. На смерть или на жизнь? Он улетел на самолёте, и провожали его мы с твоей мамой».

Что случилось с Григорием?

Почему Степь и мама так сблизились?

Наума и Регину привела Конкордия. Оба были слабы и всё спали. Роберто и Марика приходили каждую ночь посмотреть на них и дать Вере лекарства. Жора ежедневно проводил полные исследования. Ложился спать, лишь когда Роберто и Марика уходили, и бежал в больничку ни свет ни заря: проверял давление, добавлял в капельницы растворы, делал кардиограммы. Наконец наступил день, когда он спросил:

— Наум, расскажи, что помнишь?

В это утро Вера принесла Науму сына. Наум крепко прижал его к себе и боялся дышать. Только глупо улыбался.

— Мы идём с Владом по улице, — добросовестно стал вспоминать. — И вдруг Влад бежит к старушке, а меня хватают, я не понимаю, за что.

— А потом что помнишь?

— То, чего боялся больше всего: аппарат подъезжает ко мне, присасывается к носу. Я открываю рот, чтобы вздохнуть, и всё.

— Помнишь, как ты был роботом? — спрашивает Жора. А Вера стоит, прижав руки к груди, и не сводит с Наума глаз.

Наум недоумённо переводит взгляд с одного на другого.

— Я не был роботом. Я спал. Я проснулся. Я ведь с вами! И ничего не боюсь. Правда, Вень, мы с тобой ничего не боимся?

— Чем ты хочешь заниматься? — спрашивает его Магдалина. — У тебя есть планы?

Какое-то время он задумчиво смотрит в пространство и наконец говорит:

— Я, мать, хочу работать с Роберто в лаборатории. Но, как понимаю, это может случиться, лишь когда мы выберемся отсюда. Значит, пока я должен делать то, что приблизит этот момент. Хочу ликвидировать Будимирова, чтобы никого не превращали в роботов. Каждый должен прожить свою жизнь!

— А что ты чувствуешь? Что помнишь? — Жора подходит к Регине.

У Регины такие же странные, такие же глубокие глаза, как у Марики. И она так же смотрит в глубь тебя.

— Дочка ушла купить еды и не вернулась. Помню, сижу в передней и жду её. И выйти боюсь. Вдруг именно в это время вернётся? Знаете, она у меня особенная: видит! Я же только чувствовать могу. Чувствую: ей угрожает опасность. И вдруг — покой. Теперь понимаю: каким-то чудом она попала сюда.

— Не чудом, её Влад спас. Увидел — за ней бегут двое, отвлёк их внимание на себя, помчался в другую сторону, они — за ним. Она же своим умением видеть нашла ход сюда. Но была не в себе. В магазине устроили облаву, всех забрали. Заперли в холодное помещение, били, пытались что-то выведать. Как умудрилась бежать, не помнит.

— Спасибо вам. Когда же кончится этот ужас?

— Что ещё помнишь, Регина? — спрашивает Жора.

— Нас выволакивают из квартир, привозят куда-то. Спим на полу. Я всё молилась, чтобы Марика выжила! Счёт времени потеряла. А потом аппарат поднесли к носу.

— Она тосковала о тебе! — говорит Магдалина. — Нам передала всё, чему ты её научила. Мы очень любим Марику. А чем ты хотела бы заниматься здесь?

— Могу рассказать, что знаю. Это нужно?

— Ещё как! Новому поколению!

— Что ещё помнишь? — спрашивает жадно Жора.

— Лицо дочки. Открываю глаза и живу снова: она со мной! За руку меня держит. И через руку… в общем, всё понятно, что через руку… мы с ней вместе. Я теперь сильная. Хочу работать. Только приказывай, что делать!

Жора засмеялся.

— Сейчас только разговаривать. Вспомнить каждый день от рождения до этой минуты, понятно? Вот список людей, которые по очереди будут с тобой и Наумом разговаривать.

А через неделю Жора передал обоих Владу.

— Учти, сразу не давай полную нагрузку. Ясно?

Влад засмеялся.

— Чего уж тут не ясно! Сколько времени провалялись без движения, сразу могут сердце сорвать. Не волнуйся!

Жора сиял, как именинник, и всё хвастался Лере:

— Представляешь себе, что Роберто с Марикой сделали! Понимаешь, какую фиту показали Будимирову? Большую и жирную! Не думай, что она — единственная. Это только начало. Видишь, что происходит на наших с тобой глазах! История!

Лера видела и тенью ходила за Жорой, исполняла все его приказания.

— Ты прикидываешься покорной овечкой, моя девочка, — услышала как-то Магдалина, — а на самом деле ты меня перетряхнула всего, лампочки во мне засветила. Я теперь горю. Ночью проснусь и трогаю себя: неужели правда, что ты есть?

— Я не овечка, Жора, я твоя ученица. Как думаешь, смогу делать операции?

— Ещё как! Я тебе все секреты открою.

Магдалина старалась ни на минуту не оставаться одна. Бежала от одного и того же кошмара: к её мальчику, Адрюше, Гише в любую минуту подъедет, как к Любиму, Науму и Регине, аппарат. Страх прежнего Наума и маленького Джуля спрессовался в ней. Немедленно выбросить, иначе исходящие от него токи ослабят тех, за кого она так боится! «Господи, помоги!» — молила она. И загружала себя работой.

В одну из минут слабости, когда она в своей комнате билась с собой, к ней постучали. И тихо, один за другим, вошло несколько человек. Сесть было некуда, и они стояли перед ней, внимательно на неё глядя.

— Мать, — сказал, наконец, Ганя, — ты от нас скрываешь то, что тебя беспокоит, и мы больше терпеть этого не хотим.

— Ты знаешь, как мы спешим выполнить задание Апостола: готовим людей вместо роботов в цеха, отрабатываем дыхание и каждое движение… — говорит Влад.

— Мы торопимся, делаем люки, — улыбается Ив. — Уже сорок готово. Работаем и с подземными улицами: почти каждый большой дом теперь связан с нами, и мы, когда нужно, можем оказаться в любом из них, не выходя наверх. И почти все пути уже связали с дорогой в Храм. Мы очень стараемся, мать! — говорит Коля. — А ты должна быть с нами откровенна.

И она сказала им о своём страхе.

— Мы знаем о передвижениях Джуля. У нас связь с Корой и Полем.

— Выйдете в город, вас тоже могут превратить в роботов.

— Разве мы только что вылупились? — усмехается Коля. — Мы соображаем.

— Мы же, мать, твои дети, глупостей не делаем.

Она переводит взгляд с одного на другого.

— Ты сама учила нас: бояться нельзя, передаётся тем, о ком беспокоишься.

— Теперь конкретно. Сегодня утром нам удалось отправить в Храм четырёх бойцов, — говорит Троша. — И через час отсылаем четырёх наших во главе с Колей на верхний этаж.

— Апостол просил подождать! — говорит она. — Будимиров раскроет вас, не пощадит.

Коля склонился к ней, улыбнулся.

— Ты совсем скисла, да? Не надо. Пятый — с верхнего этажа. Охраняет Будимирова. Обещает помогать!

— А если сразу передаст вас Будимирову?

— Что значит «передаст»? У него есть свои проблемы. Будимиров однажды наказал его, парень не простил. Память, она ведь руководит нами, так? А нам нужны свои люди непосредственно около Будимирова, так?

— Надеюсь, вы не применили к нему силы?!

Троша театрально взмахнул руками:

— Я же, мать, могу и обидеться. Разве это похоже на нас? Нет, мать, всё добровольно: мы с ним поговорили совсем по-человечески.

— Ты же хочешь этого, мать?! — спросил Коля. — Если вдруг твой сын или… Апостол попадёт к нему в лапы, тут и мы! Правда, ребята?

— Успокаивайся, мать. Ты же знаешь, мы эту идею вынашиваем давно, подготовились хорошо!

— Но там же не только тот парень, которого Будимиров обидел, там и верные его слуги! Если Колю раскроют… представляете, что с ним сделают?!

— Что ты паникуешь, мать? — засмеялся Ганя. Он поднимает кверху палец и торжественно произносит: — У нас есть шприцы с препаратом. Марика дала. Только подступись к кому-нибудь из нас.

— Но вас могут застрелить! Не успеете…

— Могут, мать! И кирпич может свалиться на голову. Это уж как Бог решит, мать! Давай-ка приходи в себя. Тебе кажется, тыла у тебя нет сейчас. Есть. Мы — твой тыл, мать!

— Ты не забыла, завтра у нас спектакль? Ты уже две репетиции пропустила!

— Сначала ощупью мы жили, не понимали, а теперь мы — сила, мать… не бойся, сделаем всё, что от нас зависит… — Коля первый вышёл из комнаты, за ним остальные.

Как только закрылась дверь, она взяла в руки телефон.

— Пожалуйста, позвони мне, Адрюша! — зашептала. — Пожалуйста, позвони.

И, как часто уже бывало за эти годы, он позвонил.

— Ты волнуешься, моя девочка? — спросил тем голосом, которым говорил с ней в первую встречу.

Пропали вопросы, что хотела задать ему. И сразу же поднялась со дна обида, перехватила дыхание. Как он мог не выполнить её просьбу и не прислать к ней Джуля? И сам всё время на краю. Тут же резко осадила себя: значит, не мог, ему виднее!

— Что же так много разного в тебе бушует! — сказал тихо Адриан. — Пожалуйста, успокойся.

— Я… насчёт роботов… Лучшие ребята придут в цеха. Они-то — без оружия… а ведь их будут расстреливать в упор.

— Постараюсь не допустить этого! Пока с мальчиками всё в порядке. Любим выходит на работу. Джуля готовим к общению с братцем. Это оказалось трудным делом: не получается прорваться сквозь его страх.

— Коля и ещё четверо уходят наверх! — прервала она.

— Не хочешь слушать. И правильно, не слушай. О ребятах знаю, говорил с Владом. Надеюсь, всё обойдётся, тем более мы нашли путь бегства сверху, готовим специальный лифт. Стараюсь все детали проработать.

— Я знаю. Пожалуйста, будь осторожен, прошу тебя.

Он тихо засмеялся, и снова у неё пропало дыхание.

— Я очень соскучился. Целуй Алину. Надеюсь, скоро увидимся.

— Подожди. А теперь честно скажи, как Любим?

— Пока всего боится, — вздохнул Адриан.

— Ты сказал, он выходит на работу.

— Это я погорячился.

— Приведи меня к ним! — попросила она. — Только я смогу сделать их прежними. Я знаю, о чём надо говорить с ними.

— Ни в коем случае. Ты забыла о площади, о Буре. Мало ли какие препараты использует он, чтобы вызвать Джуля на откровенность. Ещё и тебя преподнести ему, если Джуль проговорится?! Как ты думаешь, что братец сделает с тобой? И в любой момент он может прийти к мальчикам.

— Я не боюсь за себя!

— Прости, но есть много тех, за кого ты боишься, правда ведь, как говорит наша с тобой дочка? И есть много людей, которые боятся за тебя. Ты, мать, должна выполнить свой долг, а не подвести всех, кто доверен тебе, под кару братца! Джуль пока не защищён перед ним! Я с тобой, моя девочка!

Он прав, понимает Магдалина. Но ничего поделать с собой не может: щемит сердце. Она бежит к людям. Смотрит, как Ганя и Гуля занимаются с детьми, как гоняет Влад Регину и Наума. «Чуть прибавьте шагу! Ещё! Расправьте спину». В зале идёт репетиция. «Мальчиков бы сюда!» — шепчет. И видит берег реки, маленького Джуля, девочку Степаниду, внезапно превратившуюся в актрису. Звенит воздух, кричат цикады, солнце ведёт свою игру: заставляет щуриться, то тут, то там творит из бликов причудливые картинки.

Ночью она бродит тенью от комнаты к комнате, прислушивается: у всех ли ровное дыхание, не заболел ли кто? Стоит под яркой лампой в Верином кабинете, работающей сутками. Каждый Должен обязательно получить свои пять минут солнечного света. Спасибо Роберто и Адриану: у них теперь есть своё маленькое солнце. Она любит смотреть, как надевают очки её дети, как освещаются лица живительными лучами. А ночью через открытую дверь аппарат насыщает солнцем воздух их города.

Любит она бывать и в картинной галерее. Картин у них всего девятнадцать, но есть Рембрандт, Рафаэль, Леонардо да Винчи… Картины доставать трудно, зато альбомов много. Назаров оказался совершенно незаменимым!

Не таким уж и стариком он был — 52 года! Полтора месяца пролежал в их больничке. Встал. И, похоже, больше никогда не ложится. Он оказался волшебником. Это он добыл все картины и часть альбомов, он приносит книги. Он сделал для книг крутящиеся шкафы.

— Ты, мать, уж разреши мне установить порядок. Книга к книге ложится, как человек к человеку не случайно, а по зову сердца. Всё в кучу свалишь, как вытащишь нужную? Допустим, ты любишь путешествовать, пожалуйста, смотри, у нас целый отсек. А уж в нём распределено по странам. А уж в каждой стране — по авторам.

— А если один и тот же автор пишет и о путешествиях, и о биологии, и о социальных проблемах, как найти?

Он засмеялся.

— Ты что, думаешь, у нас по одному экземпляру? Да я его и туда, и сюда поставлю.

— Очень уж это сложно!

— А ты меня спроси, я же тут торчу целый день! На добычу хожу ночью.