— От всех этих обязанностей я чувствую себя постаревшим, — в задумчивости изрек Эмбери, наливая себе вина. Он посмотрел на графин, затем на Дариуса. — А ведь это — французское вино…

Взглянув на свой стакан, Кендейл с усмешкой сказал:

— Пусть и французское. Ничего не имею против.

— И вообще мы должны как-нибудь развлекаться, пока не забыли, как это делается, — подхватил Эмбери. — Может быть, нам всем стоит отправиться на бал к Пенхерсту? Кто-нибудь из вас приглашен?

Дариус был приглашен. По возвращении домой он обнаружил приглашение от Пенхерста, однако не знал, стоит ли ехать. Потому и молчал. Эмбери же рассмеялся и заявил:

— Итак, решено: мы поедем туда! Ради тебя, Кендейл. Только надо научить тебя улыбаться, чтобы ты выглядел более или менее презентабельно. Я представлю тебя некоторым молодым леди, которые, как гласят слухи, находят тебя привлекательным в каком-то смысле.

— Я не ищу жену, — пробурчал виконт.

— А они не ищут мужей, потом что уже обзавелись ими.

Все трое рассмеялись. И Дариуса снова посетили мысли о его собственном бальном зале и о женщине, никогда не танцевавшей в подобном помещении, но зато сладостно обнимавшей его под огромной люстрой этого зала.

— Вот и он, — проговорила Кассандра взволнованным шепотом. — Не могу поверить, Эмма, что мы своего добились.

Эмма тоже не могла в это поверить, но свидетельство ее успеха уже входило в двери аукционного дома в лице господина Людвига Вернера, ступавшего с привычной воинской выправкой. Он приблизился к ним и поклонился. Обедайя же согнулся в поклоне еще ниже.

— Мы чрезвычайно польщены тем, что вы доверяете нам коллекцию графа, — сказала Эмма. — Для нас это высокая честь, и мы вас не разочаруем.

Герр Вернер поднял руку, и тут же группа графских слуг принялась вносить полотна.

Эмма нервно облизала губы и подошла к Обедайе.

— Тициан, — прошептала она, когда перед ней предстала большая картина с изображением мифологической сцены.

— Какой великолепный Тициан! — громко воскликнул Обедайя.

Герр Вернер кивнул и снисходительно улыбнулся.

— А вот Джиованни Беллини, — прошептала Эмма, увидев следующую картину.

— Ах, Беллини! — воскликнул Обедайя, радостно хлопая в ладоши. — Думаю, это лучший из всех его портретов. Это ведь венецианский дож, не так ли, господин Вернер?

— Похоже, что это Рембрандт, но под вопросом, — зашептала Эмма, когда перед ними промелькнула сцена, изображающая эпизод из Ветхого Завета.

Обедайя подал знак слугам, чтобы те остановились. Он долго вглядывался в полотно, затем махнул рукой, давая слугам понять, чтобы продолжили демонстрацию других картин.

Так продолжалось с полчаса, и за это время они успели бегло просмотреть двадцать пять полотен. Потом картины прислонили к стене демонстрационного зала, с тем чтобы позже их оценить.

А затем в зал вошли трое солдат, и господин Вернер спросил:

— Вы не станете возражать, если несколько человек из охраны графа останутся здесь до того, как закончится аукцион? Ведь нельзя оставлять сокровища без присмотра…

Обедайя в смущении молчал. Но Эмма тут же ответила:

— Да, конечно, господин Вернер. Думаю, один из них должен стоять снаружи, за дверью, чтобы показывать каждому, кто замыслит кражу, свою саблю.

Герр Вернер одобрительно кивнул и что-то сказал солдатам по-немецки. Один из них тотчас занял пост за дверью. Эмма же снова приблизилась к Кассандре, и та с улыбкой заметила:

— Очень остроумно… Этот солдат в униформе окажется более интригующим, чем любая реклама и приглашения, которые мы могли бы себе позволить.

— Я тоже так подумала.

Эмма надеялась, что теперь господин Вернер удалится — им с Кассандрой надо было закончить подготовку большого предварительного показа, и ей хотелось повнимательнее рассмотреть поступившие картины.

Но господин Вернер не торопился уходить; он принялся разглядывать стены с висевшими на них картинами.

— Я в недоумении, — сказал он Обедайе. — А где же картины, представленные лордом Саутуэйтом?

Обедайя наклеил на лицо улыбку, однако смотрел на Эмму с отчаянием.

— Картины лорда Саутуэйта?.. Видите ли, они…

— Я думала, что они уже прибудут к этому времени, — вмешалась Эмма. — Но возможно, я что-то не так поняла. Возможно, он намерен доставить их попозже. А вы, господин Вернер, общались с этим уважаемым коллекционером?

Немец нахмурился и проворчал:

— Он написал мне и сообщил, что представит на ваш аукцион четыре важных полотна. Конечно, участие столь уважаемого человека успокоило меня. — Вернер обернулся и, посмотрев через плечо на Обедайю, с лукавой улыбкой добавил: — Разумеется, делу помогла и наша особая договоренность о комиссионных.

— Недавно к картинам, которые мы собираемся выставить на аукционе, добавили полотно Рафаэля. Но оно поступило не от графа Саутуэйта, а от другого весьма достойного и уважаемого джентльмена, пожелавшего остаться анонимом, — сказала Эмма. — Этот Рафаэль — исключительная работа, вполне достойная того, чтобы составить компанию вашей, сэр, коллекции. Желаете ее увидеть?

Упоминание о Рафаэле, по-видимому, впечатлило господина Вернера. Он уже собирался заговорить, когда что-то отвлекло его. Сделав резкое движение, немец повернулся к двери и тут же расплылся в широкой улыбке.

— А вот и он! Я написал ему и сообщил, что сегодня доставлю картины — на случай, если бы он пожелал увидеть их первым.

Тоже улыбнувшись, Саутуэйт вошел в зал. Он кивнул Вернеру, затем отвесил учтивый поклон дамам, после чего, повернувшись к Обедайе, проговорил:

— Мистер Ригглз, картины, о которых я говорил, сейчас выгружают. Думаю, вы найдете местечко, где их можно повесить, даже если коллекция графа, столь впечатляющая, станет украшением вашей распродажи.

Обедайя с изумлением взглянул на Эмму — он не верил, что Саутуэйт и впрямь собирался представить на аукцион свои картины. Но господин Вернер, к счастью, ничего не заметил.

— Я так понял из вашего письма, лорд Саутуэйт, что вы собираетесь представить на распродажу более современные картины, — сказал немец. — В таком случае наши окажутся в хорошей компании, и мы не будем соперничать друг с другом.

Тут в зал стали вносить картины Саутуэйта. Сначала появился Ватто, которого граф приобрел на их аукционе, потом — Жилло, затем — очаровательная работа итальянского примитивиста, которую Эмма не смогла бы оценить. И наконец, в зал внесли прекрасную картину Гварди, представлявшую сцену из венецианской жизни.

Обедайя прошептал Эмме:

— Лорд Саутуэйт сообщал вам о своих намерениях?

— Нет, даже не намекнул…

Когда же граф написал Вернеру о том, что выставит свои картины? Похоже, это произошло до его последней поездки в Кент.

Но ведь Саутуэйт был против этого аукциона. Он хотел, чтобы она продала дело. Теперь ей даже известно, что граф подозревал «Дом Фэрборна» в преступной деятельности. И все же он сделал все возможное, чтобы она заполучила эту коллекцию. Почему?

Тут господин Вернер попрощался с ней и с видом победителя вышел из зала. Обедайя же, взглянув на Саутуэйта, проговорил:

— Я подготовлю бумаги на эти картины, сэр. Они будут готовы через четверть часа, если вы соблаговолите подождать. В противном случае могу привезти их вам домой.

— Я подожду, — ответил граф. И принялся рассматривать картины, доставленные Вернером.

Перехватив взгляд Эммы, Кассандра кивнула в сторону Саутуэйта и закатила глаза. Потом отошла, села на стул возле двери и завела разговор с охранниками.

Эмма же подошла к графу и тихо сказала:

— Потрясающий портрет.

Она имела в виду картину Беллини, которую он сейчас рассматривал.

— Да, удивительный… и какая прозрачность красок…

— Может быть, вы ее купите, сэр?

— Может быть, и куплю. — Граф повернулся к девушке и, пристально взглянув на нее, спросил: — Когда начнется распродажа?

— Через десять дней. Приглашения на большой предварительный показ были разосланы этим утром. Он состоится за сутки до аукциона.

Письмо от Роберта еще более убедило Эмму в необходимости этой распродажи и в том, что она должна состояться как можно скорее. Вчера она написала столько приглашений, что теперь пальцы у нее чуть ли не кровоточили.

— Коллекция графа лучше, чем я ожидал, — заметил Саутуэйт. — Вас, несомненно, ждет успех.

— Благодарю вас, сэр. Ваша помощь неоценима.

Он пожал плечами:

— Эти полотна все равно мне надоели. Если не считать Гварди.

— Я имела в виду не ваши картины, а ваше письмо господину Вернеру.

Саутуэйт медленно пошел вдоль стены, снова разглядывая картины.

— Вы ведь решили любой ценой провести аукцион. И если уж ему суждено пройти, то следует не ударить в грязь лицом.

Молча кивнув, Эмма пошла рядом с графом, любуясь и восхищаясь коллекцией, испытывая облегчение при мысли о том, что ей удастся собрать деньги на выкуп Роберта.

— Какая вы спокойная и холодная, — заметил Саутуэйт. — Неужели вам нечего сказать мне, кроме того, что вы сказали об аукционе?

— О, простите… Я не знакома с этикетом. Даже не могу представить, что говорят друг другу мужчины и женщины в подобных обстоятельствах.

— В вашем случае можно было бы сказать, что только безумная женщина способна отвергнуть предложение графа.

Она надеялась, что Саутуэйт не станет упоминать об этом. Но конечно же, он все еще страдал от уязвленной гордости.

— Мой отказ — безумие?

— Разумеется.

— А я считаю, что поступила очень даже разумно.

Ей не хотелось сердить графа, но он вынудил ее к этому.

Молча пожав плечами, Саутуэйт окинул взглядом демонстрационный зал. Затем снова посмотрел на Эмму и спросил:

— Сколько лотов этого аукциона поступило от «уважаемых джентльменов, требующих проявления скромности»?

Она с трудом сглотнула.

— Не очень много.

— Пусть их не будет совсем.

— Едва ли это возможно.

— Сделайте это возможным. Верните те вещи, которые вы не можете связать ни с чьим именем. И сделайте это сегодня же.

— Владелец рисунков не захочет назвать свое имя. И есть еще одно полотно, которого вы не видели, но которое должно остаться на аукционе, даже если остальные не будут выставлены. Это Рафаэль. Потому что уже распространилась молва, что он будет на аукционе.

— Картина здесь? Имя владельца не фигурирует?

— Сэр, я не соглашусь не выставлять эту картину. Но заверяю вас: ее происхождение не вызывает сомнений.

— Можете оставить Рафаэля, а также рисунки. Но в остальном вы должны подчиниться моим требованиям. Вы меня поняли, Эмма? Ведь один только Гварди заменит вам все остальное, так что хороший доход будет обеспечен.

Эмма снова кивнула, хотя и не была уверена, что Гварди компенсирует другие картины. Но у нее не хватило духу отказать графу — ведь он так старался помочь ей…

Тут он взял девушку за руку и поклонился, давая понять, что уходит. А затем на мгновение прижался губами к ее руке. Эмма оглянулась, испугавшись, что кто-нибудь может заметить, как жаркая краска залила ее лицо. Но казалось, что никто ничего не замечал. Кассандра все еще сидела возле двери, и рядом с ней, посмеиваясь, стояли двое охранников — все трое весело о чем-то болтали.

Саутуэйт же пристально смотрел на Эмму; он чувствовал, что она не в силах противиться ему, и сознавал свою власть над ней. Граф был не из тех мужчин, которые соглашались принять отказ, и он ясно дал ей это понять.

Еще один поцелуй — и он ушел.

Кассандре граф тоже отвесил поклон, и та после его ухода тотчас поспешила к подруге.

— Нам следует закончить подготовку к большому показу, — сказала Эмма, направляясь к хранилищу. — И мы должны позаботиться о закусках и напитках.

Последовав за подругой, Кассандра воскликнула:

— Какой сюрприз, что Саутуэйт привез картины!

— Да, удивительно…

— Думаю, это будет лучший аукцион в году.

— Конечно. Твои драгоценности привлекут самых перспективных покупателей.

Эмма сделала несколько шагов в сторону, чтобы развернуть рисунки, полученные от Мариэль Лайон. Потом склонилась над листком бумаги у себя на столе.

— Чем же мы будем кормить гостей? — спросила Кассандра.

— Сначала лучше подумать о напитках. Может, пунш?

— Пунш, наверное, подойдет.

Эмма протиснулась между столами и направилась в дальний угол, где громоздились полотна. Саутуэйт приказал ей вернуть все вещи, не имевшие этикеток с именами владельцев. Но Эмма не знала, как вернуть то, что прибыло в повозке. И она не собиралась этого делать — ведь ей следовало получить как можно больше денег от аукциона. К сожалению, господин Вернер добился уменьшения ее комиссионных, а ей еще надо было уплатить проценты Мариэль и Кассандре.