Волна неопределённости движется через меня. Он знает о моей матери. Каждый знает. Она была бульварным кормом для прессы на протяжении большей части своей короткой жизни. Каждый вдох, который она делала, был задокументирован.

Просьба Тома согревает те уголки моей души, которые очень долго не знали тепла.

— Я уверена, что ты знаешь большинство из этого из газет.

— Да, я знаю, что пресса писала о твоей маме. Но я не знаю, какой она была на самом деле, кем она была для тебя.

Я смотрю на него, потрясённая глубиной в его словах. И это то, что заставляет мои губы двигаться:

— Моя мать была ребёнком-звездой. Сначала телевидение, затем она перешла на пение. Она быстро стала одной из самых знаменитых певиц страны, которую мы когда-либо имели.

— У неё был удивительный голос, Лила. Твоё звучание, когда ты поёшь очень похоже на её.

Его комплимент поражает меня прямо в сердце.

— В общем, ты знаешь, что она была красивой и талантливой… но также она была доброй и милой, и такой умной. Действительно имела здравый смысл, понимаешь? А затем на каком-то сборе средств она встретила Ралли. Он захотел её, а ты знаешь, на кого он похож, когда чего-то хочет. Во всяком случае, моя мама подписала контракт с АМЭ (прим. ред.: Американ Мьюзик Энтертеймент), когда ей было девятнадцать. Она находилась в промежутке между стадией выхода из рамок ребёнка-звезды и превращением в женщину, которой она стала. Ралли сыграл важную роль в принятии этого. Они поженились через год после того, как она подписала контракт с АМЭ, а через год после этого родилась я. Мы были счастливы в течение этого времени, — я облегчённо выдыхаю. — И вот тогда Ралли стало скучно, как и всегда. Когда что-то перестаёт быть проблемой, он идёт и находит новую, которой стала Таня Олсен. Ты слышал о ней?

Том качает головой.

— Сейчас она не здесь. Думаю, она выступает на круизных судах в эти дни. Она была ещё одной из списка тех, кого трахал Ралли. Во всяком случае, Тане было девятнадцать лет, на вершине и в ближайшем будущем поп-певица. Он подписал её АМЭ, но, очевидно, интерес Ралли не остановился на музыке, — я закатываю глаза. — Он не был сдержан в этом деле. Каждый человек, в том числе и моя мать, знал об этом, и когда они, наконец, попали в таблоиды, это послужило ему оправданием, чтобы оставить нас.

— Сколько лет тебе было, когда он ушёл?

— Четыре.

— А когда ушла твоя мама?

— Восемь.

— Она умерла от передозировки, правильно?

Я оборонительно смотрю на него и поспешно говорю:

— Она не покончила с собой.

— Эй, — положив руки на стол, он наклоняется вперёд. — Я никогда не говорил, что она так сделала.

— Извини, — я шумно выдыхаю.

Опираюсь локтями на стол и кладу голову на руки. Неожиданно вырывается слеза. Я осторожно вытираю её рукавом.

— Просто это то, что все говорят: она покончила с собой — но я знаю, что она этого не делала, — я поднимаю глаза к нему. — Она бы никогда не оставила меня так, не преднамеренно.

На его лице отображается доброта, однако есть и нечто большее… беспокойство.

— Ты хочешь поговорить об этом? — тихо спрашивает он.

Я качаю головой.

— Я не говорю о том, что произошло… никогда.

Единственным человеком, с которым я когда-либо действительно говорила об этом, был Декс.

— Ну, может быть, пришло время, чтобы сделать это, — настаивает он. — Я сделаю нам кофе, а затем ты сможешь рассказать.

Я вижу, что Том запутался. Он ничего не говорит. Тишина нарушается лишь закипающим чайником и моим колотящимся сердцем.

Том ставит кружку дымящегося кофе передо мной и снова садится, держа свою собственную кружку обеими руками.

Я отталкиваю недоеденную миску каши, мой аппетит исчез. Мои руки оборачиваются вокруг кружки, притягивая её ближе.

— Значит, когда она умерла, тебе было восемь лет.

— Да. Нянька ходила со мной на школьные экскурсии несколько дней. Когда мы вернулись домой, я обнаружила тело матери на её кровати. Она выпила коктейль из таблеток и водки. Смерть наступила за целый день до этого. Она была там совсем одна.

Стекает глупая слеза, но я быстро смахиваю её.

— Ей было всего двадцать девять, — мои слезящиеся глаза встречаются с его. — На семь лет больше, чем мне сейчас.

— Слишком молодая. Но говорят, что великие всегда умирают молодыми.

По его выражению лица я вижу, что он думает о Джонни Криде.

— Ты скучаешь по Джонни.

Его взгляд поражает меня, сильно.

— Каждый чёртов день. Значит, после того, как мама умерла, ты жила с Ралли?

— Нет. С моей тётей, Стеф, сестрой моей мамы, и её мужем, дядей Полом. У них уже был ребёнок, Декс, мой двоюродный брат, который стал моим братом за ночь, — я делаю глубокий вдох. — Ралли не хотел меня.

Гневный взгляд на лице Тома делает больно от открывшегося факта непринятия Ралли. Я стараюсь пожать плечами так, как будто это не имеет значения.

— Это не было неожиданностью, — говорю я, стараясь казаться непринуждённой. — Я едва видела его после того, как он оставил нас и женился на Тане.

— Он был женат несколько раз, правильно?

— Мы натолкнулись на жену номер семь в прошлом году. Ольга, шведская супермодель, которая на два года моложе меня, — я закатываю глаза.

Том посмеивается глубоким звуком.

Я делаю глоток кофе.

— Это именно то, что делает Ралли. Получает умных, талантливых и красивых женщин — ну, может быть, называть Ольгу умной будет преувеличением.

Я дерзко улыбаюсь, и Том снова смеётся.

— И он разрушает их. Он сделал это с моей матерью. Я знаю, что для всего мира она выглядела так, будто была в порядке, но на самом деле всё было иначе. Конечно, она ездила на гастроли и записи, но она была сломлена, — я смотрю на стол. — Я слышала её плач по ночам, когда она думала, что я сплю.

Том дотягивается и сжимает мою свободную руку.

Его прикосновение — это уже слишком для меня, я освобождаю руку под предлогом необходимости поднести ею свою чашку кофе ко рту.

— Она лечилась лекарствами, благодаря чему проживала день. Я не знала. Я должна была заметить это.

— Как именно? Ты была ребёнком. Поверь мне как взрослой мужской заднице, я наблюдал, как Джейк разваливается прямо перед моим носом, и не понимал, что происходит, пока не стало слишком поздно. Некоторые люди просто слишком хорошо скрывают некоторые вещи.

Я удивлённо смотрю на Тома. Из-за того, что мы ведём этот разговор. Из-за того, что у Тома есть эта сторона.

Но больше всего я удивлена потому, что я говорю ему эти вещи. Открываюсь ему. И теперь, начав, мне кажется, что я не хочу останавливаться.

— Но сейчас с Джейком всё хорошо, — говорю я.

— Да, но не благодаря мне, — он проводит рукой по волосам.

— Не принижай себя. Ты хороший парень, Том.

— Тебе лучше быть осторожной, Фейерверк. Мне нравятся эти комплименты, и я начну требовать их всё время.

— Ты мут, — ухмыляюсь я.

— Лучше, — подмигивает он.

— Я не хороший парень, ну, раньше не был, но я работаю над тем, чтобы стать им.

Я смотрю на его искреннее лицо, немного шокированная его откровенностью и честностью.

— Ты не плохой парень. Плохой парень — это тот, кто пересылает через четырёхлетнюю дочерь документы, предназначенные для её матери.

Черты лица Тома напрягаются, гнев зажигается в его глазах.

— Он сделал что? — вскипает Том.

Я скрываю свою боль, потягивая кофе и задаваясь вопросом: почему, чёрт возьми, я просто сказала ему это. Но теперь я должна рассказать и остальное.

— В первый раз после своего ухода, когда Ралли пришёл забрать меня… ну, моя мама… она была потерянной, когда увидела его. Умоляла его вернуться, — я съёживаюсь, вспоминая и ненавидя то, как Ралли принижал мою мать.

— Конечно, мама расстроилась, так что я начала плакать. Ралли взял меня на руки, унёс оттуда и посадил в свою машину. Я не переставала плакать, так что он повёз меня за мороженым. Целый час мы просидели с этим мороженым, и всё это время он разговаривал по телефону. Затем он сказал, что у него сделка, на которой он должен присутствовать, и отвёз меня домой. Он остановился перед моим домом, но не выходил. Только протянул коричневый конверт и сказал, чтобы я отдала его своей матери. Оказалось, что в конверте были документы на развод, а он использовал меня, чтобы передать их ей.

Я помню, как шла к двери, а моя мать ждала внутри. Ралли уехал прежде, чем я открыла дверь. Я протянула ей конверт, а её рука начала дрожать, когда она взяла его у меня. Я до сих пор слышу опустошённый тон в её голосе, когда она сказала мне, чтобы я пошла в свою комнату. Но вместо того, чтобы послушаться, я спряталась на лестнице, наблюдая за тем, как она вскрывает конверт и достаёт бумаги. Она привалилась к стене, и на мои глаза снова навернулись слёзы.

До сих пор помню разбитое и опустошённое лицо моей матери.

— Чёрт, Лила. Я знаю, что ненавижу этого парня по уважительной причине.

— Да. Это был последний раз, когда Ралли приходил повидаться со мной. С детства мои отношения с Ралли — это разговоры с его личным помощником; подарки, карты — всё это делал его ассистент. Это послужило очень хорошим поводом, чтобы возненавидеть его, — я смотрю на Тома. — Знаешь, он даже не пришёл на похороны моей матери. Не позвонил, чтобы узнать, в порядке ли его восьмилетняя дочь после смерти матери.

— Некоторые люди не заслуживают того, чтобы иметь детей. Я всегда говорю, что семья на первом месте.

Я улыбаюсь.

— Моя тётя Стеф и дядя Пол замечательные, — я намеренно не упоминаю Декса. Это ещё один говнюк в моей жалкой истории жизни, о котором я не готова рассказать Тому. — Мне повезло, что они у меня есть.

— Что они думают о том, что ты занимаешься музыкой?

— Они действительно поддерживают меня.

Затем во мне поднимается беспокойство. Я рассказала Тому то, что знают лишь немногие люди. Люди, которым я доверяю.

Волнуясь, я прикусываю губу и говорю ему:

— Том, все эти вещи, что я рассказала тебе о Ралли и маме, знает лишь горстка людей. Только те, кому я доверяю.

Так почему же я рассказала ему?

Он улыбается. Тепло и искренне.

— Остальной мир не узнает об этом разговоре. Но для меня это случилось. Если ты когда-нибудь захочешь снова поговорить, то приходи ко мне.

Он откидывается на спинку сиденья, закидывает одну ногу на бедро другой и помещает руку на спинку сиденья, его сильные мужские пальцы постукивают по древесине.

— Вчера вечером у меня не было шанса сказать, но вы чертовски раскачали это место.

Он меняет тему. Я ценю это.

Я улыбаюсь, оборачивая пальцы вокруг остывшей кружки кофе.

— Спасибо. Это многое значит.

Я вспоминаю, почему он не смог сказать мне это прошлой ночью, и улыбка исчезает с моего лица.

Я поделилась с ним своей жизненной историей, и он был таким милым, что это заставило меня забыть о том, что я только что вспомнила.

Он делает глоток кофе.

— Ты весело провела время после концерта?

Да, но я уверена, что не так интересно, как ты.

Кивнув, я говорю:

— Да, всё в порядке.

— Вы поздно вернулись?

— Ага. Ты спал.

Кивнув, он потирает ладонью гладкий подбородок.

— Я был выжат.

Оттого, что трахал брюнетку.

Прекрати, Лила.

Нежелательная картинка мелькает у меня в голове.

Тьфу. Картинки Тома с брюнеткой, пропадите!

— Ты побрился, — говорю я, пытаясь направить свои мысли в другое русло.

Я опускаю взгляд на свой кофе, а когда поднимаю его, он напряжённо смотрит на меня. Я должна остановить дрожь, которую ощущаю.

Он снова потирает рукой подбородок.

— Да, это не работает на меня. Оказывается, когда я с бородой, женщин тянет ко мне ещё больше. Поди разберись, — усмехается он.

— Как прошлой ночью?

Вот оно.

Почему я не могу просто промолчать? Тем более, когда это то, чего я знать не хочу.

Как будто у меня в мозгу есть кнопка пыток.

Том наклоняет голову и вопросительно смотрит на меня.

— Как прошлой ночью?

Я подношу кружку к губам и отпиваю, прежде чем сказать.

— Да, поклонница-брюнетка, с которой ты разговаривал после концерта. Та, с которой ты ушёл.

Он потирает лоб, раздумывая, и смотрит на меня. Я вижу что-то в его глазах, но не могу расшифровать это. У меня нет шансов, потому что, чтобы это ни было, оно исчезает, и его глаза проясняются.