Элоиза Джеймс - Укрощение герцога

Было только два эпизода, говоривших в пользу Хоза. Первый – это то, что он принял весть о своей казни через повешение с необычайной бодростью и надел новый горохово-зеленый костюм и шляпу с серебряной бахромой. Конечно, костюм этот был ворованным, но к тому времени, когда его прежний владелец услышал о его судьбе, тот уже был погребен вместе с Джеком и почивал в могиле целую неделю. Вторым оказался тот факт, что все, добытое воровством, он оставил дочери. Возможно, он и не прямо завещал ей свое имущество, но так как она была единственной, кто знал о его коробке для париков с двойным дном, то на следующее утро после его ареста она первой вошла в дом и забрала коробку.

Можно было бы счесть, что это было компенсацией за ее горькое детство. Но даже от одной этой мысли Лоретту бросало в жар. Поэтому она предпочитала об этом не думать. Внимание своего отца она впервые привлекла, когда ей исполнилось восемь лет, и с тех пор она совершенствовалась в искусстве не размышлять, пока в четырнадцать лет не сбежала из дома. К этому времени она уже знала, где находится шляпная коробка.

Когда случалось что-нибудь ужасное, как эта досадная история с рождением младенца в прошлом году, жизненная философия Лоретты приносила хороший результат.

Если бы ее не сбил экипаж, мистер Спенсер не проводил бы ее домой. А не проводи он ее, она бы не пришла к решению, что ей приятно утешение самого интимного характера. Лоретта время от времени не лишала себя развлечений, хотя иногда и сетовала на свое легкомыслие, когда задумывалась о том, что можно было бы предотвратить зачатие. Но даже это несчастье послужило ко благу, потому что теперь она получит роль в самом большом любительском спектакле года.

Блуэтт, руководивший театром «Ридженси», только поднял бровь, когда она сказала, что ей надо на время освободиться от своей роли, чтобы иметь возможность порепетировать в Холбрук-Корте. Он не только отпустил ее, но эта новость распространилась со скоростью пожара, и вскоре все девушки с завистью спрашивали ее, как она получила эту роль.

Так как едва ли она могла им признаться, что это имело отношение к достойному сожаления пятимесячному перерыву в ее карьере, времени, которое она провела в деревне, и к маленькому орущему свертку, который она с благодарностью вручила мистеру Спенсеру, Лоретта придумала прелестную историю о герцоге Холбруке. Вероятно, никто ей не поверил, но Лоретту никогда это не беспокоило.

– Я все-таки не понимаю, почему ты не хочешь стать герцогиней, – мечтательно протянула Дженни, вынимая из-за зеркала веточку розмарина и вдыхая ее аромат. – Я была бы счастлива иметь горничную, и мне бы понравилось, если бы меня называли «ваша светлость». Я бы носила на шее огромные бриллианты с утра до вечера. Я бы даже спала в них.

Лоретта рассмеялась.

– Я была бы в восторге только от одной вещи: если бы три тысячи человек выкрикивали мое имя, вся сцена была бы усыпана цветами, а мистер Эдмунд Кин[12] выразил желание разделить славу со мной.

– О, у тебя все это будет, – сказала Дженни с полной верой в то, что говорит. – Ты лучшая актриса из всех нас, Лоретта. Ты одна помнишь текст всех ролей, даже когда они не твои. Ты смогла бы сыграть роль королевы Маб, если бы тебе предложили ее завтра?

– Я могу сыграть любую роль в этой пьесе, – без колебания отвечала Лоретта.

– Но ты же не в состоянии помнить весь текст!

– Запомнить его нетрудно. А как же понять суть пьесы, если не выучить ее всю?

– Ну, ты просто не от мира сего, – сказала Дженни. – Ты прямо-таки тронутая. Мы же оперные танцовщицы. Мы выходим в антракте, поем куплеты и задираем ножки. Единственный раз я слышала аплодисменты, когда моя юбка задралась выше обычного.

– Я все-таки выйду на настоящую сцену, – сказала Лоретта. – И никому не ведомо, когда это произойдет.

Дженни не смогла сдержать улыбки. Лоретта выглядела как свежая золотоволосая английская мисс, но у нее было нутро самой целеустремленной и решительной женщины, какую только Дженни доводилось встречать в жизни.

– Я не сомневаюсь, что со временем тебя станут осыпать розами, а я, вероятно, все еще буду ждать, пока Вилл оставит землю отца и обзаведется хотя бы акром своей собственной.

– Я дам тебе денег, – сказала Лоретта решительно.

Блуэтт сунул в дверь голову, покрытую жесткой короткой щетиной, похожей на стерню, не поинтересовавшись, одеты актрисы или они в чем мать родила.

– Пора! – пролаял он.

Лоретта проверила цвет помады на губах, Дженни заткнула за зеркало веточку розмарина. И обе они побежали на звук зажигательных начальных аккордов «Пошел я раз в пивную и что увидел там?», послышавшихся из оркестровой ямы. Начиналась интермедия.

Королева Маб, покачиваясь, бранилась и требовала бутылку пива. В поту и полупьяная, она все же источала аромат королевского достоинства, когда проплывала в блеске и шелесте золотых кружев. Лоретта вжалась в стену, давая ей пройти. За королевой следовала свита из фей, а также Джон Суиннертон, остановившийся, чтобы подмигнуть Лоретте.

Сейчас он был звездой на театральном небосклоне Лондона. Его черные волосы и белая кожа придавали ему настолько романтичный вид, что леди падали в обморок от одного его появления. Но это не значило, что вне сцены в нем было хоть что-то возвышенное.

– Слышал о представлении в Холбрук-Корте, – сказал он. – Ты знакома с герцогом, да?

– Никогда его не встречала, – улыбнулась Лоретта.

Ей нравился Суиннертон, никогда не позволявший себе задирать ее или потешаться над ней. Он вообще не насмехался ни над одной женщиной, и потому Лоретта была о нем самого высокого мнения.

– Держись подальше от этих франтов, – посоветовал он. – Эти царственные особы, герцоги и так далее доставляли нам, актерам, много неприятностей. Они только и думают, как бы покувыркаться с актрисой на простынях, и воображают, что делают ей великое одолжение.

Блуэтт зашипел на Лоретту, но Суиннертон отмахнулся от него.

– Дворяне – странный народ, – добавил он. – Они трогательно уверены в том, что представляют особый интерес с эротической точки зрения. А на самом деле, как правило, нет.

Лоретта усмехнуласьи побежала догонять Дженни, делавшую ей знаки из-за кулис. Секундой позже они, взявшись за руки, принялись скакать по сцене, потрясая кудрями и показывая кусочек лодыжки.

Лоретта вся была – сверкающие глаза, разметавшиеся кудри и ямочки на щеках. Но в то же время она размышляла о достоинствах дворянства. Ни один герцог не захотел бы на ней жениться, она это знала. Но вполне возможно, что он пожелал бы с ней спать.

Однако она не собиралась этого делать. Мистер Спенсер был привлекателен, даже очарователен – нет слов, с этим своим низким голосом и красиво очерченными скулами. Возможно, шок от пережитого инцидента с экипажем заставил ее пасть в его объятия.

Она подумала, что он был даже красивее Суиннертона. Но вот как все закончилось: она потеряла роль и пять месяцев жизни в Лондоне. Что спасло ее от растяжек на животе, кроме милости Божьей?

Суиннертон прав: надо держаться подальше от обитателей Холбрук-Корта.

Ей вовсе не хотелось оказаться в постели с герцогом. Даже если бы это сулило ей перспективу стать герцогиней.

Они играли в вист – Имоджин и Гейбриел Спенсер против Рейфа и Джиллиан. И Имоджин казалось, что они образовали хорошие пары.

– Забыл упомянуть, что пол в зеленой комнате вчера закончили ремонтировать, – сказал Рейф, поднимая голову от карт. – Как только выберем пьесу, сможем распределить роли и начнем репетировать.

Время от времени Джиллиан дотрагивалась до его плеча. Конечно, Имоджин было все равно, но неужели Рейф не замечал этого? Возможно, замечал, и это ему нравилось.

Гризелда сидела на стуле рядом с матерью Джиллиан и сортировала театральные костюмы, реквизит и грим в одном из трех больших ящиков, прибывших из Лондона.

– Я читала разные пьесы, – сказала она. – И должна признаться, что ничего не поняла в «Школе злословия». Мне она показалась довольно злой. Но «Модник, или Сэр Форлинг Флаттер» – очень забавная пьеса. Я думаю, что Рейф мог бы сыграть Дориманта.

– Это главная роль, – сказала Джиллиан, улыбаясь Рейфу.

– Но это значит играть любовника, – сказал Рейф с отвращением.

Имоджин прикусила язычок. В его глазах она заметила опасный блеск, будто он провоцировал ее сказать что-нибудь. Но одно дело – дразнить пьяного Рейфа и подкалывать его, намекая на плохую работу насоса. Сейчас было совсем иначе.

Он изменился до неузнаваемости. Кожа его обрела здоровый цвет, и он выглядел вполне дееспособным. И от этого Имоджин почувствовала смущение. Непривычная молчаливость, даже робость, сковала ей уста.

– Конечно, Доримант – герой-любовник, – сказала Джиллиан, обращаясь к Рейфу. – Всего в его жизни три женщины… Миссис Ловейт – его подруга, Белинда – еще одна пассия и, наконец, Харриэт, только что прибывшая в Лондон. Сердце ее не тронуто. Она вызывает новый интерес Дориманта и становится объектом его любви.

– Нет, вы только поглядите на эти усы! – Гризелда подняла нечто, похожее на связку черных куриных перьев. – О, здесь еще и парик…

Она снова принялась копаться в ящике.

– А какая роль предназначена для мисс Хоз? – спросил Рейф Гейба.

– Полагаю, мисс Хоз захочет сыграть роль миссис Ловейт. Она произвела на меня впечатление актрисы, предпочитающей трагические роли, а миссис Ловейт предается необузданной печали, когда Доримант бросает ее.

– Мы не осилим трагедию, – сказала Джиллиан. – Чтобы поставить и сыграть ее, нужны хорошие актеры.

– Сомневаюсь, что из меня получится приличный актер, – заметил Рейф. Он поднял глаза, прятавшиеся под тяжелыми веками. – Думаю, у Имоджин те же недостатки, что и у меня. Она сыграет Харриэт?

– Я жду не дождусь этого, – сказала Имоджин, выкладывая карту. – Иду с козыря.

– Вероятно, ты не поняла, что будешь играть мою возлюбленную, – сказал он. – Ты должна увлечь меня и отторгнуть от двух опытных женщин, миссис Ловейт и Белинды. Тебе придется скрывать свою неприязнь ко мне, и это потребует незаурядного драматического дарования, большего, чем то, которым ты обладаешь.

– Сомневаюсь, – спокойно возразила Имоджин. – Я бы сказала, что твоя роль требует суровости и жесткости. Прошлой ночью я прочла пьесу. Предполагается, что вы, сэр, «человек, в котором есть что-то от ангела, но это глубоко в нем запрятано и еще надлежит открыть». Возможно, ты используешь усы, найденные Гризелдой.

– Ты не думаешь, что я сам ангел? – спросил он.

Она чуть было не рассмеялась, но сумела сдержаться.

– Нет! А вы, мистер Спенсер, кого будете играть вы?

– Мистера Форлинга Флаттера, – ядовито заметил Рейф. – Мой брат должен излить всю свою серьезность. Ему это будет полезно.

– Если я должен играть какую-то роль, – сказал Гейб, – то предпочел бы сыграть мистера Медли.

– Друга Дориманта, – подсказала Имоджин, улыбнувшись ему. – Я представляла вас в более значительной роли, чем эта, мистер Спенсер.

Она положила руку ему на плечо. В конце концов, если Джиллиан могла проделывать это с Рейфом, то… Он секунду смотрел на ее руку, потом улыбнулся, и Имоджин почувствовала трепет возбуждения.

Рейф взглянул на нее через стол, и глаза его зло сощурились. Она снова смотрит на бедного Гейба, будто он воскресное лакомство, которое она намерена проглотить. При виде этого он ощутил потребность выпить виски. Если бы он пил, ему было бы все равно.

И все же сегодня был первый вечер за несколько недель, когда у него не болела голова. И, вне всякого сомнения, он чувствовал себя лучше.

Он отвел взгляд от Имоджин и посмотрел на мисс Питен-Адамс. Она по крайней мере разумная молодая женщина. Она была не только восхитительна, но не проявляла ни малейшего желания откусить человеку голову при первой возможности.

– А я думал, ты не умеешь играть в карты, – сказал он Гейбу. – Или исполнять роль в комедии с адюльтером.

Он сделал еще один огромный глоток воды. Имоджин отвлеклась от своего инфернального занятия – гипнотизировать взглядами Гейба.

– Осторожно, – сказала она. – Ты доведешь себя до рвоты.

«Сука», – подумал Рейф.

– Я не рукоположен, – ответил Гейб. – Я изучаю Библию, но моя миссия не выходит за рамки исследования сложностей текста Ветхого Завета.

– Но игра на сцене – не профессорское дело, – сказал Рейф, стремясь уязвить брата, хотя едва ли понимал почему. Но это не объяснялось желанием выпить.

– «Модник, или Сэр Форлинг Флаттер» – не об адюльтере, – ответил Гейб и тоже прищурился. – Доримант и Медли не женаты, как и Белинда не замужем.

– Ну а миссис Ловейт?

– Насколько мне помнится, она очаровательная вдовушка, – ответил Гейб, улыбаясь Имоджин.

Это зрелище вызвало у Рейфа приступ ярости. Если бы только он мог выпить…