— Неужели все так и падают к ее ногам и безропотно потворствуют любым ее прихотям? — недоумевал человек в зеленой маске.

— Никто не осмелится противоречить леди Лоринде.

— А если бы кто-нибудь все-таки осмелился?

— Она бы перестала числить его среди своих знакомых. Я слышал от многих: лучше быть отлученным от церкви, чем впасть в немилость леди Лоринды!

Человек в зеленой маске усмехнулся:

— У меня создается впечатление, что, пока я был за границей, вы все тут начисто утратили чувство собственного достоинства — или, вернее, чувство юмора.

Гораздо позднее, когда гости стали расходиться и звезды на небе постепенно гасли в первых робких проблесках рассвета, оба друга покинули гостеприимный дом.

Они ехали в фаэтоне, увлекаемом парой великолепных лошадей, в сопровождении только одного грума.

— Вам понравился бал? — спросил человек, правивший лошадьми.

Его друг, теперь уже снявший маску, рассмеялся:

— Для меня сегодняшний вечер, безусловно, стал откровением! Я ожидал найти перемены, но не до такой же степени.

— Вы имеете в виду мужчин или женщин?

— Коль уж речь зашла об этом, меня особенно удивил принц. Он заметно располнел, да и его слишком развязные спутники произвели на меня не очень приятное впечатление.

— Как и на всех остальных, — поддержал его человек, правивший лошадьми. — Ну а что вы скажете о женщинах? Вы, похоже, глубоко потрясены…

Его собеседник снова рассмеялся:

— Уверяю вас, меня уже ничто не может потрясти. Но, должен сказать, я прихожу в ужас при мысли о том, что этим безответственным, вульгарным созданиям суждено дать жизнь следующему поколению наших граждан.

— У вас есть какие-нибудь предложения на этот счет?

— А что вы посоветуете мне сделать?

— Попытайтесь перевоспитать леди Лоринду! Чем не достойная задача для любого мужчины!

— Пожалуй, это возможно.

— Разве кому-нибудь удавалось укротить дикую кошку? Я готов держать пари на любую сумму, какую пожелаете, что это абсолютно безнадежное дело.

Обладатель зеленой маски, немного подумав, медленно произнес:

— Предлагаю тысячу гиней!

— Вы это серьезно?

В голосе друга проскользнуло недоверие. Затем он расхохотался.

— Я принимаю пари! Я готов рискнуть суммой в десять раз большей, лишь бы увидеть собственными глазами этот подвиг, достойный самого Геракла.

Они проехали еще полмили, и он внезапно воскликнул:

— Кстати, о дикой кошке в облике женщины! Вот и она сама, как раз впереди нас!

Он указал на черный дорожный экипаж, поднимавшийся вверх по холму в сторону таверны «Испанский дворик», где панели на дверях были украшены родовыми гербами Камборнов.

Сам экипаж не очень бросался в глаза, чего нельзя было сказать о кучерах в ливреях и лакеях на запятках кареты.

Вопреки принятым у английской аристократии цветам, таким как синий, зеленый или бордовый, слуги леди Лоринды были одеты в белое с серебряной отделкой.

Обладатель зеленой маски с изумлением смотрел вслед экипажу, который уже добрался до вершины холма, миновал узкий проезд между постоялым двором и заставой и остановился.

— Что случилось? — спохватился его спутник, правивший лошадьми, и тут же из его груди вырвалось восклицание: — Боже правый, разбойники! Они схватили ее светлость!

Он подхлестнул лошадей, но внезапно грянул выстрел, и разбойник, стоявший у открытой дверцы кареты, как подкошенный рухнул лицом вниз. Его напарнику удалось скрыться.

Прежде чем друзья поравнялись с каретой, леди Лоринда окликнула лакея, застывшего с поднятыми вверх руками; тот поспешил занять свое место, и карета тронулась.

Фаэтон остановился рядом с распростертым на земле телом. Разбойник лежал в придорожной канаве, широко раскинув руки и все еще сжимая пистолет.

Он был в маске и являл собой весьма отталкивающее зрелище. Не было никаких сомнений в том, что могла означать темно-красная струйка крови, стекавшая по его груди.

— Он, безусловно, мертв, милорд, — объявил грум, соскочив с запяток фаэтона и едва взглянув на тело.

Возница подстегнул лошадей.

— В любом случае нас это не касается, — отозвался он, и фаэтон двинулся вперед.

На некоторое время воцарилось молчание, потом обладатель зеленой маски сказал:

— С этой девушкой кто-то был. Это он застрелил нападавшего или, быть может, она сама это сделала?

— Ну разумеется, сама! — ответил его спутник. — Причем подобное случается с ней не впервой! — И, развеселившись, продолжал: — Вот вам наглядный пример, как нынешние молодые женщины могут сами позаботиться о себе. Я уже достаточно наслышан о том, как леди Лоринда справляется с разбойниками и грабителями с большой дороги. Теперь же я имел возможность видеть это собственными глазами!

Он рассмеялся.

— По-видимому, как только разбойник открыл дверцу кареты, леди Лоринда убила его с одного выстрела. Ее слугам даже не приходится рисковать собой, защищая ее.

— Должен признаться, я поражен! — заметил его спутник. — В мое время дамы в подобных случаях тут же ударялись в слезы и уповали лишь на то, что сильная мужская рука вызволит их из беды.

— Если вы предпочитаете именно такой тип женщин, которые при всяком удобном случае льнут к мужчинам, то они еше не перевелись. А поскольку вы богаты, то они будут льнуть к вам еще сильнее!

Ответа не последовало, и фаэтон направился дальше через Хэмпстед-Хис.


Леди Лоринда между тем полулежала в своей карете, закрыв глаза и откинувшись на подушки. Впрочем, предосторожности ради она не забыла перезарядить пистолет, покоившийся у нее на коленях, прежде чем позволить себе расслабиться.

Хэмпстед-Хис был печально знаменит орудовавшими там разбойничьими шайками, к которым она питала не меньшее отвращение, чем к поклонникам, осаждавшим ее своими мольбами и жалобами, хотя она прибегала к самым суровым мерам, чтобы отвадить их.

Лорд Эдвард Хинтон был лишь одним из многочисленных претендентов на ее руку, не желающих смириться с отказом. Вспомнив, как он докучал ей весь минувший вечер, она твердо решила впредь отказываться от приглашений на модные вечера, если Эдвард тоже там будет. Что бы она ему ни говорила, как бы холодно себя с ним ни вела, он не прекращал своих уговоров выйти за него замуж и превратился, как она выражалась, в «досадную помеху».

Лорд Вроксфорд, был не менее настойчив, но он по крайней мере, при всей бесчестности его домогательств, хотя бы не предлагал ей брак по той простой причине, что уже был женат. А посему, по мнению Лоринды, с ним было гораздо проще иметь дело. К тому же ее забавляли его остроумие и цинизм.

Девушка могла уничтожить Ульрика одной презрительной насмешкой, и оба они понимали, что скорее она достанет с неба луну, чем поддастся на его уговоры. Тем не менее Ульрик упорно не желал оставлять свои ухаживания. Однако с Эдвардом все обстояло иначе. Он так часто грозился покончить с собой, если Лоринда не станет его женой, что успел смертельно ей наскучить: едва он раскрывал рот, как она уже знала, что за этим последует.

Все же Эдвард, бесспорно, мог бы стать для нее вполне подходящим мужем, тем более что, если у его старшего брата по-прежнему будут рождаться только дочери и наследник мужского пола так и не появится, со временем к нему перейдет герцогский титул.

«Если рассуждать здраво, мне бы следовало принять его предложение, — иногда думала Лоринда. — Но только смогу ли я вытерпеть его вечное нытье до конца своих дней?»

Примерно те же самые чувства вызывали у нее и многие другие поклонники, а большинство из них были не только людьми состоятельными, но и занимали видное положение в обществе.

Правда, Лоринда понимала, насколько шаткой была ее власть над переменчивой, жадно ищущей новых удовольствий толпой, способной с одинаковым воодушевлением как возвысить, так и затравить любого, повинуясь минутной прихоти.

«Что, собственно, нужно мне самой?» — спрашивала себя Лоринда.

Экипаж между тем спустился с Хэмпстедского холма и теперь был вне опасности.

Она вдруг представила бесконечную череду балов и приемов и неизменный круг своих беспутных знакомых, с которыми кочевала из Лондона в Брайтон, на скачки в Ньюмаркет, на воды в Бат и обратно в Лондон, чтобы вновь исступленно бросаться в омут светских увеселений.

Но действительно ли она больше ничего не желала и ни к чему не стремилась в жизни? Она прекрасно понимала, что уже завтра все почтенные матроны, не одобрявшие ее поведения, будут на все лады, как попугаи, обсуждать ее появление на балу в облике леди Годивы8. Лорд Бэрримор, член палаты пэров, снискавший репутацию отпетого развратника, заключил пари с друзьями, что у нее не хватит на это смелости, а Лоринде, отличавшейся импульсивным характером, больше ничего и не требовалось, чтобы решиться на самую дерзкую выходку.

— Я вольна поступать как мне угодно, — произнесла она вслух.

Лоринда невольно рассмеялась при одной мысли, что слухи о ее поведении, переданные со всеми подробностями, дойдут до короля и королевы в Виндзорском замке. Без сомнения, они припишут эту скандальную историю пагубному и разлагающему влиянию, которое оказывал на высшее общество пример принца Уэльского.

— Старые ханжи! — воскликнула в сердцах Лоринда.

С явным облегчением она заметила, что поездка подошла к концу и карета остановилась у парадной двери дома Камборнов на Ганновер-сквер.

Это был довольно большой, но неудобный и неприглядный особняк, построенный седьмым графом Камборном, который приходился Лоринде дедом. Она сделала все возможное, чтобы придать дому больше блеска, и когда лакей в белой с серебром ливрее, сшитой по ее вкусу, открыл дверь, она отметила, что у дома теперь гораздо менее мрачный вид, чем в годы ее детства.

— Его светлость дома, Томас? — спросила она.

— Да, миледи. Его светлость вернулся полчаса назад. Он в библиотеке.

— Благодарю вас, Томас.

Лоринда бросила плащ на стул. Словно не замечая, что лакей смотрит на ее мужскую одежду округлившимися от ужаса глазами, она направилась по мраморным плитам к библиотеке.

Ее отец сидел за столом в центре комнаты и заряжал дуэльный пистолет.

При появлении дочери граф Камборн изумленно поднял глаза. Он был все еще красивый мужчина с сединой в волосах и нездоровым цветом лица, так как почти все время проводил за карточным столом, а игорные залы, как известно, славились своей духотой.

Он поспешно опустил пистолет и воскликнул:

— Я не ожидал тебя так рано, Лоринда!

— В чем дело, папа? Только не говори мне, что ты собираешься драться на дуэли.

Отец ничего не ответил, и, подойдя к столу, она посмотрела ему в глаза.

— Лучше расскажи обо всем, папа.

Сначала ей показалось, что граф собирается ответить отказом. Но потом он откинулся на спинку кресла и с вызовом в голосе сказал:

— Я хотел застрелиться!

— Папа, ты, верно, шутишь!

— Я проиграл все наше состояние. Какое-то мгновение Лоринда не могла пошевелиться. Затем она опустилась в кресло напротив.

— Расскажи, что, собственно, случилось.

— Я играл в карты с Чарлзом Фоксом9, — ответил граф.

Лоринда сжала губы. Она прекрасно знала, что отец не мог бы выбрать себе более опасного противника, чем Чарлз Фокс. Этот выдающийся политический деятель из партии вигов был весьма неопрятным, малопривлекательным на вид человеком, с выступавшим брюшком, двойным подбородком и черными кустистыми бровями, но в то же время он отличался поразительным красноречием и редким обаянием. Поскольку король его не жаловал, он со своей стороны сумел заручиться дружбой принца Уэльского, причем отношение принца к нему порой граничило с идолопоклонством. Будучи сыном довольно богатого человека, Чарлз Фокс еще в Итоне10 проявлял неуемную страсть к карточной игре, и когда ему было всего шестнадцать, они с братом умудрились проиграть тридцать две тысячи фунтов за один вечер!

Какая ирония судьбы, подумала Лоринда. Это один из тех крайне редких случаев, когда Чарлзу Фоксу везло в карточной игре, и потерпевшим оказался именно ее отец. Последующие слова графа только подтвердили ее худшие опасения.

— Я весь вечер выигрывал, Лоринда, — сказал он устало, — и уже выиграл довольно крупную сумму, когда неожиданно удача улыбнулась Фоксу. Я решил, что это долго не продлится, но когда я поднялся из-за стола, мне уже больше нечего было поставить на кон.

Лоринда была ошеломлена, но спросила с нарочитым спокойствием:

— И сколько всего ты проиграл?

— Сто тысяч фунтов!

Для многих игроков, проводивших вечера в клубе Уайта, такая сумма отнюдь не показалась бы астрономической, но Лоринда понимала не хуже отца, что для них это означает полное разорение. Они имели дом в Лондоне и родовое поместье в Корнуолле, но ежегодный доход был сравнительно невелик, и если они и привыкли жить на широкую ногу и тратить деньги без счета, то лишь потому, что всегда надеялись: что-нибудь обязательно подвернется. Это означало, что в тех случаях, когда графу везло за карточным столом, Лоринда забирала у него выигранные деньги, пока он их снова не проиграл. Но никогда еще сумма проигрыша даже отдаленно не приближалась к сотне тысяч фунтов.