— Я все понимаю, — откликнулась она, не кривя душой. Если бы Повелитель позволил ей сбежать, отвергнутые поклонники выместили бы на нем всю злобу, а потом принялись бы охотиться за жертвой, и кто-то из них непременно вынудил бы Люсинду пойти с ним к алтарю. Нет! Если уж она решилась отомстить, придется до конца притворяться перед ненавистным трио покорной и усмиренной.

Роберт оставил ее, а чуть позже, глядя в окно спальни, она заметила, как Дик и Мартин, оба в коричневых домотканых панталонах и полотняных рубашках, быстро шагают по дороге, ведущей в деревню. Очевидно, лакеи предпочли вставить ливреи дома.

Каким тихим казался сегодня утром чудесный старый дом!

Любопытствующая Люсинда долго бродила по комнатам, открывая одну дверь за другой. Оказалось, внизу располагался небольшой парадный зал с единственным громадным камином. Гобелены на стенах, хоть и пыльные, были искусной работы. Очевидно, дом никогда не перестраивался со времен постройки, в самом начале шестнадцатого века. По крайней мере над камином была высечена дата: тысяча пятьсот первый год.

Сквозь высокие, но грязные окна пробивался солнечный свет. Мебель вся была сделана из добротного дуба, и Люсинда подумала, что уборка, полировка и добавление кое-каких мелочей могут сделать чудеса.

Улыбнувшись собственным мыслям, она направилась в библиотеку и осторожно заглянула внутрь, словно ожидая найти там кого-то, но обшитая панелями комната была пуста.

У одного из створчатых окон стояла массивная подставка для книг. На ней покоился тот огромный том, о котором упоминал Джон. На обложке красовался простой герб: золотой полумесяц, окруженный пятиконечными золотыми звездами на лазурном поле. Безыскусный, но весьма необычный, как заметила Люсинда, с трудом открывая книгу. На титульной странице было выведено: «История графов Стэнтон».

Не тратя времени, Люсинда проворно добралась до последней страницы и там нашла то, что искала: «Люсьен Роберт Чарлз Филлипс, рожденный девятнадцатого августа тысяча семьсот двадцатого года».

Больше записей не было. Рядом с годами рождения и венчания матери, отца и бабки стояли соответствующие даты.

Наконец Люсинда узнала все, что хотела, но все же любознательность побудила ее обратиться к началу книги. Оказалось, что Филлипсы — в самом деле род древний и благородный. Зачастую смерть очередного главы семейства или старшего сына приходилась на даты кровавых сражений во имя родины и короля. Два графа Стэнтона участвовали в крестовых походах.

Не успела Люсинда опомниться, как пролетело утро, и Полли, беспокоясь, что Повелитель может вернуться, отправилась на поиски госпожи.

— Ну как, миледи, вы нашли что искали?

— Нашла, — кивнула Люсинда.

— В таком случае не грех бы и подкрепиться, — посоветовала горничная.

Люсинда последовала за ней в сад, где был накрыт стол. Джон, вызвавшийся прислуживать ей, выдвинул стул.

— Теперь мне все известно, — сообщила она, усаживаясь, — но пока я не раскрою подробностей. Расскажу, когда мы вернемся в Лондон. Джон, я хочу, чтобы до бала у графини Уитли ты пожил в моем доме. Потом я позабочусь о том, чтобы отправить вас с Полли в дом твоего отца. Однако думаю, будет лучше, если по приезде в Лондон вы немедленно поженитесь.

Полли явно была разочарована, но Джон кивнул:

— Я прекрасно понимаю, миледи. Свадьба в Лондоне! О таком можно только мечтать. Я безгранично ценю вашу доброту, особенно если учесть, с чего мы начали, — вымолвил он, залившись краской.

Живые голубые глаза Люсинды весело блеснули.

— Думаю, чем меньше распространяться на эту тему, тем лучше. Можешь подавать, Джон.

— Да, миледи, — деловито ответил лакей.

После, когда она и Полли грелись на солнышке, среди заросшего ромашками газона, горничная спросила:

— Теперь, когда Джон ушел, вы мне скажете, миледи?

— Нет, Полли, — покачала головой Люсинда. — Истинное имя Повелителя останется тайной, пока мы не будем в Лондоне. Но поверь, он действительно титулованный джентльмен. Но даже если бы это оказалось не так, мне все равно.

— Его действительно зовут Роберт? — допытывалась Полли.

— Это одно из имен, данных ему при крещении. Есть еще два, — с улыбкой ответила Люсинда.

— Тогда он в самом деле настоящий джентльмен, — почтительно прошептала Полли. — Все знают, что только у настоящего джентльмена бывает несколько имен.

После успешных переговоров Повелитель вернулся домой в превосходном настроении. Вечером он и Люсинда ужи-пали в парадном зале, сидя на противоположных концах длинного стола.

— По пути сюда, сокровище мое, — начал он, — меня осенило. Кажется, я придумал, как спасти тебя от публичного изнасилования в руках высокопоставленных негодяев, которым не терпится жениться. Не смею уверять, что мой план удастся, но, зная характеры вышеуказанных особ, могу сказать одно: я задену их гордость настолько, что они мигом см кажутся от всех дурных намерений.

— Объясни! — потребовала Люсинда.

— Пока не стоит, — возразил он. — Иначе есть опасность, что они разгадают наш заговор.

— Но как бы мне ни хотелось, чтобы эти трое воспользовались моим беспомощным положением и взяли меня против воли, все же жажда мести затмевает все. Я желаю, чтобы они навсегда запомнили меня, как лучшую женщину, которая у них была когда-либо. Пусть каждый раз, когда они совокупляются с женщиной, думают обо мне и горько жалеют о своей потере. Если же ты спасешь меня, как я достигну своей заветной цели?

— Неизвестно, сумею ли я спасти тебя, — покачал головой Роберт. — Похоть можеет затмить и тщеславие, и надменность. Ты можешь отдаться им, но если я все же вырву тебя из их рук, отомстить будет легче легкого. Я скажу собравшимся, что твой брат объявит о помолвке в ночь бала Уитли. Бал знаменует окончание осеннего охотничьего сезона и возвращение в Лондон самых влиятельных лиц. Все, кто хоть что-то собой представляет, обязательно съедутся к графине, сокровище мое. Какое торжество для получившего твою руку слышать объявление о помолвке на этом балу! А тем временем ты будешь держать претендентов в напряжении. Пойми, Люсинда, я все готов отдать за то, чтобы спасти тебя от публичного унижения. А потом… какой меткий удар ты нанесешь этой троице, ибо можешь быть абсолютно уверена: каждый успеет похвастаться приятелям, что именно он выйдет победителем. Если же они вздумают потом явиться к тебе и устроить скандал, пригрози обличить «Учеников дьявола» и их гнусные ритуалы.

Люсинда была искренне тронута его заботой. Может, он прав и она в самом деле сумеет выполнить задуманное, не разыгрывая из себя шлюху на публике. Если члены общества запомнят это гнусное зрелище, это впоследствии отразится на ее детях. Кто захочет жениться на дочерях подобной женщины?

— Попробуй спасти меня, — тихо попросила она.

Роберт кивнул и добавил:

— На всякий случай, Люсинда, тебя нужно научить еще одному трюку. Мы начнем с утра, а сегодня я прошу тебя как следует выспаться и отдохнуть.

На следующий день ее, не дав позавтракать, привели в зал, одетую только в ночную сорочку и домашние туфельки. В центре стояло устройство непонятного вида и назначения. Повелитель объяснил, что это его собственное изобретение, названное «Укротителем девиц».

Крепкий столб был вмурован в мраморное основание. К столбу было приделано толстое бревно, образуя таким образом букву «Т». Бревно тщательно обернули набивкой из овечьей шерсти в чехле из черного бархата. Люсинда заметила свисавшие с обоих концов кандалы, захват которых можно было регулировать. В основании находились также зажимы, куда ей предстояло сунуть ступни. Все сооружение имело весьма пугающий вид, и при всей храбрости Люсинда с опаской посматривала на него.

— Пойдем, мое сокровище, не бойся, — попросил Роберт, помогая ей встать у столба. — Сними сорочку, чтобы мы смогли как следует отрегулировать нашего «Укротителя».

Люсинда молча подчинилась.

Он слегка опустил перекладину, велел Люсинде перегнуться через нее, остался недоволен и опустил бревно еще ниже.

— Попробуй перегнуться снова, — бросил он и на этот раз остался доволен. — Вытяни руки, Люсинда, посмотрим, на какую длину отпустить кандалы.

Вскоре запястья Люсинды сковали железные обручи, подбитые, правда, густой мягкой шерстью, так что кожу ничуть не терло.

— И последнее, — объявил он, поглаживая Люсинду по голой попке, — нужно вставить ноги в зажимы. Разведи бедра, Люсинда… шире… Шире… вот так!

Теперь ей не вырваться! Но поскольку на Люсинде оставались туфли, а зажимы тоже были подбиты шерстью, никакой боли она не ощутила. Правда, в такой позиции она была совершенно беспомощна и целиком открыта Повелителю.

— Смею я спросить, что ты намереваешься делать со мной? — нервно засмеялась она.

— Значит, ты встревожилась, — вздохнул он. — Поэтому я и решил, что нам нужно попрактиковаться, на случай если я не смогу тебя спасти. Не стоит страшиться, Люсинда. Это всего лишь предназначено для того, чтобы без помех поиметь тебя. Но сначала, разумеется, предстоит порка доброй шотландской плеткой. Одних шлепков будет недостаточно для скованной по рукам и ногам женщины. Сейчас я покажу тебе.

Он поднял со стула что-то вроде пояса, но при ближайшем рассмотрении Люсинда поняла, что полоса кожи слишком широка.

— Шесть дюймов ширины, — пояснил Роберт. — Четырехдюймовый конец разрезан на хвосты, завязанные маленькими узелками. Твою кожу они не рассекут, но при правильном использовании прекрасно разогреют зад и приготовят тебя к «закланию». И если ты среагируешь так, как я ожидаю, то, поверь мне, не дождешься, пока тебя возьмет мужчина. Начнем, сокровище мое?

— Погоди! — вскричала она. — Если я должна вынести это перед «Учениками дьявола», кто будет орудовать плетью?

— Только я, — заверил он. — Не позволю никому коснуться тебя. Мужчины, не привыкшие к таким инструментам, теряют разум и осторожность и зверски издеваются над своими жертвами. Но цель порки не наказать, а возбудить женщину, подготовить ее к вторжению мощного копья.

— Понятно, — вздохнула Люсинда, хотя посчитала столь тяжкое испытание совершенно ненужным. — В конце концов, если женщина любит мужчину, она всегда готова ему отдаться и ей не нужны никакие возбуждающие средства, кроме ее собственной страсти.

— Согласен, — кивнул он. — Но есть мужчины, которым необходимо видеть женщину униженную и беспомощную, а бывают также женщины, от природы холодные и не испытывающие плотских желаний. Именно для таких и предназначены столь грубые средства. «Ученики дьявола» давно пресытились обычными блюдами. Им подавай что-нибудь поострее, и подобные спектакли волнуют их. Но это лишь на тот случай, если они откажутся меня послушать. Ты готова, Люсинда?

Нервно сглотнув, она чуть слышно прошептала:

— Да, Робби.

И тут же услышала свист плетки, разрезавшей воздух. Кожаные хвосты обожгли ее ягодицы, и Люсинда слегка взвизгнула. Последовали второй и третий удары. Ей становилось все жарче, но узкие, завязанные узлом ремни все продолжали жалить ее несчастную плоть. Люсинда прикусила губу, чтобы не вскрикнуть.

— Не пытайся проявлять чудеса храбрости, — посоветовал он, — им понравится, если ты станешь выть, умоляя о пощаде.

И снова хлестнул ее.

Люсинда театрально зарыдала.

— Превосходно, сокровище мое, — одобрил Роберт, продолжая истязание. Наконец он сжал ее венерин холмик, проверяя, готова ли она к любовной схватке. Люсинда уже была влажной, но этого ему показалось недостаточно. Пришлось отвесить ей еще четыре полновесных удара под звук довольно убедительных всхлипываний. Вторая проверка показала, что ее лоно горит, как в огне, и истекает прозрачными каплями. Отбросив плетку, он выпустил на свободу свою истомившуюся плоть, стиснул ее бедра и воткнул меч в ее сочившиеся соками ножны. Ее покрасневшая попка, вдавившаяся в его чресла, казалась раскаленной.

— Ах, как хорошо, сокровище мое! — простонал он, окунаясь в нее.

— О да, — выдохнула Люсинда, — восхитительно!

— Хочешь, чтобы тебя вспахали на совесть? — лукаво прошептал он, щекоча языком ее ушко.

Да, скорее, Повелитель, скорее, хочу, чтобы ты взял меня!

— И твое желание исполнится, — пообещал Повелитель, делая резкий выпад. Его плоть пронзала ее раз за разом.

— Быстрее, дьявол ты этакий! Быстрее! — кричала Люсинда, изнемогая от сладострастия. Инстинктивно выгнув спину, она сжала потайные мускулы, пленив дерзкого завоевателя, но тут же расслабилась.

— Ах, Люсинда, — прохрипел он, — ты убиваешь меня своей невыразимой сладостью!

Выпустив ее бедра, он накрыл ладонями нежные груди и стал осыпать их отчаянными ласками. Это оказалось последней каплей. Порка привела Люсинду в невероятное возбуждение, а ощущение его рук на груди довело до безумия. Такого исступленного наслаждения он ни разу ей не дарил. Ее тело содрогнулось, и она потонула в море экстаза, которому, казалось, не будет конца. Окружающее исчезло. Осталась лишь одна связная мысль: он должен спасти ее!