— Вы этого не одобряете?

— Конечно. Жестоко держать такое животное в клетке. Но я полагаю, что это всего лишь один способ развлечения для вас, — беспечно ответила Габи. — Сначала вы сажаете в клетку дикое животное, которое должно жить на воле, а теперь ваше извращенное желание к развлечениям подобного рода должна удовлетворить я?

Свои слова Габи завершила легким вздохом, но Луис ничего не ответил. Он взглянул на нее со столь обжигающим презрением, что она поспешно отвела взгляд в сторону клетки. Солнечные блики играли на лоснящейся рыжевато-коричневой шкуре ягуара. Он вновь начал метаться по клетке, и всякий раз, поворачиваясь, осторожно поглядывал в сторону людей. Он беззвучно шипел, изгибая губу и обнажая свои смертоносные клыки. В грациозных и стремительных движениях зверя ощущалась с трудом сдерживаемая роковая сила.

— Эрнесто считает, что теперь он уже в состоянии сам позаботиться о себе.

— А?

— Я нашел его несколько месяцев тому назад. Шайка браконьеров убила его мать. Они хотели убить и его. Если внимательно присмотреться, то на левом плече заметен шрам. А поскольку шкура зверя оказалась безнадежно испорченной, браконьеры бросили его.

— Бросили умирать?

— Ну да.

— Так, значит, он еще совсем маленький? — Глаза Габи увлажнились.

— Нет, сейчас он уже подрос. Признаюсь, баловать его было изрядным искушением, но это не встретило его благосклонности, так что мы думаем вскоре отпустить его.

— Понимаю. — Габи замолчала, а потом с усилием произнесла: — Извините меня за мои слова.

Луис пожал плечами.

— Не надо, пустяки. Это не должно вас волновать. — Его язвительный взгляд на мгновение встретился с ее взглядом. — Составить о человеке неверное мнение — это так просто, не так ли?

— Иногда, — нехотя согласилась Габи. И когда ягуар вновь негромко зарычал, она с облегчением перевела взгляд с Луиса на животное. — Вы поймали их? Я имею в виду браконьеров.

— Да.

— Это хорошо. Надеюсь, они сейчас отбывают свой срок в какой-нибудь ужасной тюрьме?! — со страстью воскликнула Габи.

— Не совсем. Я слышал, что их поместили в тюремную больницу.

— Понимаю… — Лицо Луиса оставалось мрачным, и Габи прикусила язык, решив больше не задавать ему вопросов.

Но позже, представив, как Луис вершит свое скорое правосудие, она похолодела, и ее прекрасные волосы чуть не встали дыбом, когда она вдруг подумала, что он и этот ягуар поразительно похожи. Оба неукротимы, непредсказуемы и очень опасны.

6

Пока они возвращались домой, Габи молчала, но, войдя в дом, она обратилась к Луису. Последняя паническая мысль, пришедшая ей в голову, состояла в том, что она должна еще раз подвергнуть себя унижению, с тем чтобы потом это уже никогда с ней не повторялось.

— Луис, пожалуйста…

— В чем дело?

Габи сжала кулаки так, что ногти впились в ее кожу.

— Не делайте этого. Нельзя вести себя подобным образом в такой цивилизованной стране, как Венесуэла.

На тонких губах Луиса появилась улыбка.

— Мои планы не имеют ничего общего с цивилизацией. Это старо, как мир. Это то, что наши предки называли цивилизацией еще пару миллионов лет назад: просто первобытное влечение мужчины к женщине и, как, вероятно, вам известно, и женщины к мужчине.

— Нет, неизвестно! — возразила она. — Можете думать что угодно, Луис, но я обещаю, что не уступлю, даже если вы продержите меня здесь до конца моих дней! — Луис недоверчиво улыбнулся. — Но в любом случае вы не сможете оставаться здесь так долго, вам придется вернуться к своим делам, которые уже охватили весь этот мир. Или вы уже забыли о них?

Не говоря ни слова, он открыл дверь, и Габи удивленно воззрилась на стол. Она увидела на нем с десяток разноцветных телефонных аппаратов.

— В наши дни, дорогая, мир стал очень тесен. Так что, как видите, — произнес он бархатным голосом, — я без особых проблем могу связаться с любой точкой земного шара. Но мы ведь оба понимаем, что в данный момент в этом нет никакой необходимости…

Габи неожиданно охватила полная апатия. Так легко было уступить ему! Жара, буйство красок, все словно подталкивало к этому.

Габи решительно повернулась к Луису и обошла его вокруг, оглядывая ненавидящим взором.

— Самовлюбленная свинья!

Он тихо засмеялся.

— Ну что же. Тем лучше. В какое-то мгновение, увидев ваше лицо, я испугался, что вы слишком легко сдадитесь и лишите меня удовольствия охоты. — Он криво усмехнулся. — Но мне следовало все предвидеть.

Затем он открыл другую дверь, и Габи увидела свои чемоданы, сваленные на кровать. Комната была отделана обесцвеченным деревом и бамбуком, создававшими прохладу, заполнена индийскими коврами и драпировками, соответствующими общему убранству всего дома. Широкую кровать в изголовье прикрывала противомоскитная сетка.

Габи застыла в дверях, но твердая рука подтолкнула ее вперед.

— Пусть вас не удивляет убранство вашей спальни. Моя комната — рядом, а ванная — вон там. — Луис показал на другую дверь. Итак, все же худшие опасения Габи не подтвердились. — Хотите кофе или прохладительные напитки?

— Нет, спасибо, — ответила она, стиснув зубы.

— Муйбьен, отлично. В таком случае я предоставляю вам возможность распаковать чемоданы, — небрежно произнес Луис. — Но если вы хотите, это сделает Розита.

— Мучас грасиас, — по-испански произнесла Габи. — Большое спасибо, но чемоданы я могу распаковать и сама.

Луис одобрительно кивнул.

— Ваш испанский стал гораздо лучше. Если бы я дал вам несколько уроков…

— Спасибо. Но я не собираюсь оставаться здесь так долго, чтобы мне пришлось беспокоиться об изучении испанского. — Нервы Габи были взведены до предела. Если он сейчас не уйдет, она закричит или начнет рвать зубами этот ковер с великолепным узором.

Дав волю своим чувствам, Габи отшвырнула на кровать сумочку, из которой высыпалась большая часть ее содержимого. Пудреница отскочила на пол, и Луис наклонился, чтобы поднять ее. Когда он кинул пудреницу обратно на кровать, его рука внезапно замерла.

— Что это?! — Его голос стал резким, когда он подхватил пакетик из фольги.

— Мои дорожные таблетки. Я плохо переношу полеты. Вы, конечно, помните тот воздушный потех, в который мы попали над Атлантикой?

— Это когда ваше лицо приняло зеленоватый оттенок? Конечно, помню. Значит, это таблетки против тошноты?

— Я уже сказала. Да вот и пакет от них.

Пакет проскользнул между пальцев Луиса.

— Да, кстати, я надеюсь, вы не принимаете противозачаточные таблетки?

— Но, в конце концов!..

— Если это так, я требую, чтобы вы их сейчас же выбросили. А еще лучше, отдайте их мне. — Луис протянул руку, но поскольку Габи не пошевелилась, нетерпеливо потряс ею. — Давайте, или я буду вынужден обыскать ваши вещи.

— Я не принимаю таблетки, черт вас побери! Ни сейчас, ни в прошлом! — пронзительно воскликнула Габи.

Луис лишь покачал головой.

— Я так не думаю. Вам двадцать шесть лет, и вы вполне способны зачать ребенка.

Габи стиснула кулаки, с трудом сдерживая себя, чтобы не отвесить ему пощечину.

— Моя личная жизнь, как прошлая, так и будущая, не имеет к вам ровно никакого отношения, — проговорила она с каменным выражением лица. — А сейчас убирайтесь отсюда вон, прошу вас.

Он направился к двери, но неожиданно остановился.

— До обеда я буду работать у себя в кабинете. Так что займите себя чем-нибудь сами, пожалуйста.

Когда Габи появилась на веранде, Луис уже стоял там, прислонившись к балюстраде со стаканом в руке, наблюдая за исчезающим последним лучом заката. Он облачился в светло-серые облегающие брюки и рубашку с длинными рукавами. Габи обрадовалась этому стилю, потому что она, пытаясь сохранить уверенность в себе, надела лучшее из привезенных платьев — розовое муслиновое с глубоким вырезом и мягкой отделкой.

Еще днем она успела вымыть волосы, и они блестели, словно глянцевые кофейные зерна. Габи собрала их в узел, оставив лишь несколько прядей, обрамлявших лицо. Потом она взяла дезодорант и на мгновение остановилась. Романтический чувственный запах этого дезодоранта мог быть неправильно истолкован… Ее удивила эта странная мысль. Она будет делать то, что захочет! И нажала на кнопку баллончика.

Возможно, Луис мгновенно уловил этот аромат. Он повернул голову, взглянул на Габи и на мгновение замер. Затем неторопливо поднял бокал, сделал из него последний медленный глоток, поставил бокал на перила и подошел к ней. Выражение решительности в его глазах ужаснуло Габи и вместе с тем возбудило.

Луис остановился всего в нескольких шагах от нее, взял ее правую руку и, прежде чем она успела ее отдернуть, поднес к своим губам, нежно поцеловав. При этом он взглянул на девушку, и их взгляды встретились.

— Вы выглядите очаровательно, Габриэла.

— С-спасибо, — злясь на себя за неуверенность в голосе, Габи высвободила руку. — Помнится, я где-то читала, что Анна Болейн пожелала отправиться на эшафот в лучшей одежде и драгоценностях.

— Значит, вы видите себя в трагической роли жертвы злобного тирана? — Луис приподнял бровь. — Не волнуйтесь, дорогая, у меня иные планы относительно вашей шейки. — Он провел пальцами по ее стройной шее и у самой ключицы почувствовал бешеный, сбивчивый пульс, словно в пальцах трепыхалась крошечная птичка. — Я хочу увидеть, как эта гордая шея покорно склонится передо мной, — прошептал он, — но не для того, чтобы подставить ее под топор палача…

Этот вкрадчивый голос словно опутывал Габи тонкой чарующей сетью, и на мгновение она представила себе, что стоит перед ним на коленях, предлагая свое обнаженное тело.

Она сразу же отбросила эти мысли, недостойные даже рабыни.

— Никогда. Слышите, никогда.

— Я слышу, дорогая. Но я думаю, вы простите меня, если я вам не поверю. Уж очень соблазнительно увидеть, как вы падаете к моим ногам.

Габи вздрогнула, лицо ее залила краска стыда. Боже, да он, наверное, колдун, если ему удается прочитать ее мысли.

— Хотите выпить? — вкрадчиво продолжал он.

— Нет, — с трудом выдавила из себя Габи.

— В таком случае, я думаю, что Розита уже готова подать обед.

Стол был накрыт в дальнем конце веранды. Скромный обед на двоих, подумала она. А когда Луис галантно отодвинул для нее стул, закусила губу, чтобы удержаться от приступа истерического смеха.

— В чем дело на этот раз? — Он опустился на стул напротив и взглянул на Габи. Его лицо выражало нечто среднее между холодным изумлением и раздражением.

— О, я просто подумала, что все это — белая скатерть, серебро, хрусталь, цветы, свечи, — Габи указала на подсвечники в виде стеклянных чаш, в которых утопали белые свечи, окруженные сладко пахнущими головками экзотических цветов, — все это выглядит так цивилизованно!

Луис поморщился.

— Я не люблю обходиться без привычных вещей, даже когда уезжаю, например, на пару недель в лес. Хотя, с другой стороны, возможно, я и потворствую своему стремлению к изящному или даже к роскоши. — Голос его звучал жестко. — Вероятно, это происходит потому, что в детстве всего этого я был лишен.

Габи украдкой взглянула на Луиса и, увидев выражение его лица, порывисто взяла его за руку. Но тут же, напуганная своим поступком, поспешно отдернула руку.

— Да, здесь, конечно, элегантно и роскошно, — произнесла она натянуто. — Но, извините меня, я нахожу, что все это немного чересчур, особенно если сопоставить с тем насилием, которое вы собираетесь учинить.

Луис нахмурился.

— Сколько можно повторять. Когда придет время, не потребуется никакого насилия и никакой грубости.

Внезапно, словно при ударе молнии, их лица озарило вырвавшееся на свободу пламя, но послышался звук шагов, и появилась Розита. Она поставила перед ними половинки авокадо с блестящей кожурой, наполненные крошечными креветками, и ушла.

Габи улыбнулась, пытаясь успокоиться.

— Я хотела утром помочь ей на кухне, но она прогнала меня.

— Боюсь, она вряд ли допустит на мою кухню другую женщину.

— Бедная Розита, она, должно быть, полжизни тратит на борьбу с ними! — язвительно заметила Габи.

— Нет, ей пришлось бороться разве что с одной или двумя, — Луис небрежно поддел вилкой одну из восхитительных креветок. — А вас не беспокоит мысль о том, что здесь бывали и другие женщины?

— Беспокоит? — Она нахмурилась. — Почему это должно меня беспокоить? Вы можете привезти сюда хоть всех женщин Венесуэлы!

И Габи яростно впилась в зеленую мякоть авокадо.

— Премного благодарен! Приятно встретить столь просвещенную точку зрения! — сухо заметил Луис. — Так чем же вы сегодня занимались? — снисходительно, словно разговаривая с ребенком, поинтересовался он.