Алексей Калинин - Укрощение спортивной

— Вот я и говорю — не выражайся при дамах! — Гарик делает шутливый реверанс в сторону курящих женщин.

Мои «феечки»… Стоят и курят в сторонке. Эх, как они сейчас не вовремя. Ну и черт с ними — буду таким, какой есть. А кому не нравится — тот может отвернуться.

— Ба-а-а! Какие люди! Здравствуйте, девочки. Как проходит веселье? — я тоже хочу присесть, но оскальзываюсь и едва не падаю. Спасибо другу за крепкую руку.

— Боря, что же ты так налакался? Тебя и не узнать. Куда подевался язвительный мальчик-колокольчик? — улыбается Александра. — И зачем ты маску снял? Мы думали, что ты наконец-то показал своё настоящее лицо.

Её черный наряд уже испачкан на рукаве майонезом. По крайней мере, хочется думать, что это именно майонез. Не подобает монашеский наряд пачкать другой жидкостью. Это всё проносится в голове и созревает ответ, после которого я точно получу пощечину. Или чего похуже…

— Девчонки. Милые! Хоть вы и змеючки подколодные, но я всё равно вас люблю! — заплетающимся языком я выдаю совершенно не то, что хотел сказать секунду назад. — Пусть мы с вами и ругаемся постоянно, но за вас я готов любому бошку свернуть. Вот!

Сам на себя удивляюсь — и с чего у меня это вырывается? Хотел сказать совершенно другое, язвительное и грязное, чтобы испортить им настроение. Но в итоге говорю и вижу, как недоверчиво хмурятся лобики, а потом расплываются в радостной улыбке. Олеся откидывает в сторону окурок и приближается ко мне чуть вихляющей походкой.

— Дорогой ты наш мужчинка, мы тоже тебя любим. По-своему, как младшего братишку, который вечно задирается и постоянно берет наши игрушки. Ты не обижайся на нас. Сильно не обижайся, мы же не со зла. Вот тебе за все страдания! — Олеся берет мое лицо в холодные ладошки и крепко целует. Её губы пахнут помадой и табаком.

— Кхм, вот до чего доводит работа в одном кабинете! — раздается сзади веселый голос, и я издаю мысленный стон.

Только не он! Надеюсь, что он один. Но сегодня опять не мой день…

— Оксана Евгеньевна, я думаю, что мне стоит переехать в кабинет к своим сотрудницам. Видите, насколько они сближаются? Настоящая команда мечты, построенная на любовных отношениях, — продолжает изгаляться голос Юрия Геннадьевича.

Я же готов провалиться сквозь землю. Прямо сейчас просочиться сквозь мерзлый асфальт, протиснуться сквозь угловатую щебенку и затаиться в холодном песчанике. Да вообще готов подеваться куда угодно, лишь бы только исчезнуть с милых голубых глаз. По закону Паркинсона — бутерброд всегда падает маслом вниз, а любимая женщина выходит в тот момент, когда меня целует другая…

— Да это дружеский чмок, — пытаюсь оправдаться я и сам слышу, насколько это неубедительно звучит.

— Да-да, сначала чмок, потом проводит до дома, а там глядишь честным пирком да за свадебку, — подначивает начальник логистики.

— Хватит, Юрий! Совсем Борю засмущали. Борис, ты поаккуратнее, а то и в самом деле захомутают, — подмигивает Оксана Евгеньевна и начинает спускаться по лестнице.

Юрий Геннадьевич поддерживает её за локоток, чтобы не поскользнулась. Я порываюсь кинуться следом, но крепкая рука Гарика дергает за шиворот. Отшатываюсь назад, и он меня поддерживает.

— Не надо, братуха, — шепчет он и добавляет уже громче. — Аккуратнее, Борис. На плитке скользко.

— Всем хорошего отдыха. Сильно не хулиганьте, — Юрий Геннадьевич открывает дверь своей машины перед Оксаной. Та садится в кожаное нутро со вставками из красного дерева, а он оборачивается ко мне. — Борис, закусывать нужно! Игорь, оставляю его на твои надежные руки.

«Феечки» улыбаются начальнику и машут ему руками. А я смотрю, как машина трогается с места и выезжает с парковки ресторана. Юрий старательно озирается на зеркала, а Оксана смотрит на меня.

Оксана смотрит на меня, как будто ждет чего-то. Какого-то действия… поступка. Или это всё только кажется моему пьяному воображению?

— А дай-ка я тебя тоже чмокну! — ко мне лезет пухленькая Карина.

Мне хватает одного поцелуя Олеси, чтобы желудок потребовал исторгнуться наружу. Боюсь, что излияния нежности Карины я просто не перенесу. И джип начальника логистики ещё не отъехал. Так и чудится свет голубых глаз сквозь затемненные стекла.

— Нет-нет-нет, от меня водкой пахнет. Вдруг ещё захмелеешь, — пытаюсь выставить руки, но легче танк остановить голой пяткой.

— Ничего, я чуть-чуть. В щечку!

— А потом я тоже! — подскакивает Александра.

Гарик уже спокойно курит в стороне. Даже не приходит на помощь. А ещё друг называется. Не взирая на то, что я посещаю спортзал, мне не удается отбиться от двух фурий. В итоге на щеках все-таки расцветают два слюнявых чмока. Убежден, что помада ещё и трудно стирается.

— Золотой ты наш человечек, ты прости нас за подколы. В понедельник мы снова начнем это делать, такие уж мы по натуре — стервы. А сейчас мы тебя любим! — на мне повисают все три феечки.

— Девчат, да оставьте вы Бориса. То на работе ему нервы треплете, то здесь в любви признаетесь. Из огня в прорубь окунаете, — раздается сзади насмешливый голос. — Так совсем с ума сведете, а у нас и так в офисе мужчин не хватает.

Вот только недавно слышал его из колонок микрофона. Наталья! Спасительница! «Феечки» прыскают в кулачки, будто им по тринадцать лет и они рассматривают женский эротический журнал с полуобнаженными мужчинами. Наталья выходит на площадку перед входом и прикуривает тонкую сигарету. Странно, я всегда думал, что ведьмы курят трубки… Хотя, это всего лишь костюм, на самом деле она не такая.

— Да ладно, мы чуть-чуть. Чтобы вознаградить за мучения, — отвечает Олеся. — Всё, Борис, больше не будем тебя смущать.

Выходит Сергей Скалов с чаем и переключает внимание на себя. Я же прихлебываю горячий напиток, дышу холодным воздухом и смотрю в том направлении, в котором джип начальника логистики увез Оксану Евгеньевну. Мои «феечки» задорно смеются шуткам Гарика и Сергея. В этот момент они мне кажутся такими хорошими, родными и близкими, что рука сама лезет в карман. Пока никто не видит, я опускаю флакончик с зеленой полосой в мусорную урну. Тот глухо звякает о стенку.

— Что грустный такой, Борис? — от группы отделяется Наталья.

— Да так, что-то взгрустнулось, — отвечаю я.

Проницательные глаза скользят по моему лицу, отслеживают направление взгляда. Наталья берет меня за мизинец и кивает на ступени.

— Ну-ка, пойдем, поболтаем. А то мне не нужны грустные работники на предприятии. Заодно ты воздухом подышишь. Воздухом, а не дымом сигарет, — не дает возмутиться Наталья и тянет за собой.

Я иду как телок на веревочке. Почему-то хочется идти. Веет от Натальи какой-то уверенностью и неистребимым оптимизмом. И я невольно заражаюсь этими чувствами, и кажется, что завтра будет всё хорошо. И кажется, что всё наладится. Может, это чай так подействовал, но мне всё же думается на Наталью. Всё бы хорошо, и мы почти спустились, когда я оскальзываюсь на мокрой ступеньке.

Шлепаюсь как в лучших американских комедиях — поднимаю фонтаны брызг и делаю глупое выражение лица. Достается и Наталье, но она отряхивается и грозно смотрит на тех, кто старается на верхней площадке перещеголять друг друга в пародии на ржание лошади. Я же поднимаюсь, ощупываю насквозь мокрые штаны, и почему-то мне жаль вовсе не их, а разбитую чашку. Вторая посуда за сегодняшний вечер. На счастье! Ну не могу же я быть так долго невезучим. Рано или поздно черная полоса должна закончиться.

— Вот тут-то я и сел в лужу… — мне становится стыдно за свою неловкость.

— Аккуратненько так, из лужи встаём, отряхиваемся и морду лица делаем приветливой… Приветливой, а не как у больного диареей. Улыбаемся мне любимой и не робеем. Пойдем-ка в сторонку отойдем, подальше от дружественных ушей, — Наталья тянет меня дальше.

Мы отходим от гогочущих и отпускающих шутки «феечек». Останавливаемся возле «Шкоды» главного инженера. У нас все корпоративные машины «Шкоды», так уж повелось. Наталья достает помаду и начинает подкрашивать губы. Сгибается, чтобы увидеть себя в зеркальце. Мне кажется хорошей идеей оторвать это зеркальце и подать ей, чтобы она могла стоять прямо. Что-то удерживает меня от такой великолепной затеи. Утром это «что-то» я назову остатками разума.

— С тобой всё в порядке? — внимательный взгляд впивается в моё лицо. От этого начинают полыхать жгучим огнем щеки и уши.

— Первый раз из лужи женщины достают. Обычно лягушки пендалями выпроваживают. Благодарю за такое внимание.

— Не конфузься, всё бывает впервые. За аналогию с лягушкой — большое мерси…

О мои уши и щеки уже можно прикуривать… Какую мне ещё глупость ляпнуть, чтобы полностью показаться дауном?

— Не, не в том смысле… Я хотел сказать… Это была шутка.

— Я поняла, — Наталья улыбается и гладит меня по плечу, — прости, обожаю заставлять людей смущаться. Они от этого кажутся такими забавными. Но мы сейчас не об этом. Я заметила, что ты сегодня весь вечер не сводил глаз с Оксаны. Влюбился или наряд понравился?

— Я… эээ.

— Ага, понятно. Что же, должна тебя сразу расстроить, что шансов у тебя мало.

Я горестно вздыхаю. Оно и понятно, что у меня мало шансов. Тем более, что Оксана Евгеньевна уехала с этим…

— А что? Чем он лучше меня? Тем, что работает на должности повыше? Или тем, что зарплата у него в два раза больше? Чем же я хуже? Дашь сигарету?

— Конечно не дам. Ты же бросил, так что держись. Что могу сказать про Юрия… Он более успешен, и карьера в хорошем направлении движется. А ты?

— А я лох. И это судьба… — опускаю я голову, чтобы не видеть проницательные глаза.

— А ты умный парень, в тебе есть задатки лидера, но нужно их развивать. Вот ты готов опустить руки и бросить всё, лишь бы не бороться. Но это самое легкое. Как говорил Майкл Тайсон: «Когда мне тяжело, я всегда напоминаю себе, что если я сдамся, то легче не будет!» Так что продолжай добиваться её.

— Но как? На работе Юрий Геннадьевич с меня глаз не сводит. За последний разговор с Оксаной Евгеньевной вообще премии лишил. Если так дело пойдет и дальше — он меня выживет. Заставит моих красавиц написать несколько служебок и прощай, Боря!

Наталья два раза вздыхает и хлопает меня по плечу.

— Пойдем, а то нас потеряют. Послезавтра позвони мне. Я за субботу что-нибудь придумаю. Эх, если бы мы не были на ножах с Юркой, то ни за что бы не помогла. А так… И тебя жалко, и Оксанку. Задурит он ей голову, поматросит и бросит. А мне такие ценные кадры терять нельзя.

От обретенной надежды у меня теплеет в груди. И мир кажется уже не таким печальным и мерзким, несмотря на то, что у меня сырые штаны…

Я показываю на своё состояние Гарику, и он входит в моё положение. Зря я на него ругался. Всё-таки он друг и потому не оставляет. Мы едем домой на такси. Водитель подсовывает пакет, чтобы я не намочил сиденье. Я ему благодарен. Хороший он мужик, этот водитель. Такое состояние, что хочется любить весь мир.

А завтра… А завтра я отойду, а в воскресенье мы с Натальей придумаем, как нам завоевать сердце Оксаны. То есть завоюю я, а Наталья поможет. С этой мыслью я и засыпаю, укачанный дорогой.

Каких сил Гарику стоило вытащить меня из машины и затащить в квартиру — он расскажет мне потом, в красках и эмоциях. Но пока я засыпаю…

И вновь появляется поле тюльпанов, и снова мы кружимся на нем. Мы вдвоем с Оксаной Евгеньевной. А рядом бегает маленький светловолосый ребенок и кидает в нас сорванными бутонами. Оксана смеется, и счастье снова захлестывает меня с головой…

Не буду описывать субботнее утро. Скажу одно лишь слово — плохо. Никогда не пейте. Или же пейте в меру. Я свою меру точно знаю — упал, значит, хватит. Но в пятницу её перебрал в два раза.

Ванная, кофе, туалет. И лежать, лежать, лежать.

Так, в коротких перебежках пролетел целый день, а воскресным утром я уже набираю телефон Натальи. Её слова я запомнил отчетливо. Её слова и последующую надежду. «Она не могла обмануть» — ныло где-то внутри. — «Она поможет».