Она упряма, но и я настойчив;

Когда же два больших огня сойдутся,

Они сжигают всё, что их питает.

От ветра слабого крепчает пламя. —

От сильного порыва угасает.

Таков и я: я верх над ней возьму, -

Как муж я сватаюсь, не как мальчишка.

(«Укрощение строптивой» У. Шекспир. Акт 2 сцена 1)

Я не буду описывать прелести переезда на такси от Щелково до Домодедово. Не буду описывать регистрацию, ожидание и выход к белоснежному самолету, который похож на белую сосиску с крыльями и хвостом. Это знакомо каждому, кто хоть раз летал на самолетах. Ничего нового и интересного.

Люди, цифры на табло, плачущие дети, вежливые полицейские. Как бы не тянуло в «Duty Free» я всё же решаю сдержаться. Хоть и боюсь летать, но рядом будет сидеть Оксана. Не хочется портить впечатление о себе запахом перегара.

Оксана Евгеньевна появляется за пятнадцать минут до отлета. Красивая, воздушная, в светлой куртке с меховой оторочкой — она похожа на волшебницу из сказки. И этой волшебнице предстоит провести десять дней рядом с обычным человеком. Оксана замечает меня и машет рукой. Я машу в ответ, и душа согревается предвкушением счастья. Если бы не мрачный факт…

Мы вместе идем по терминалу, словно по дороге из желтого кирпича — навстречу исполнению своих желаний. Вернее, моих желаний.

Наши места в самолете находятся рядом, и я уступаю ей место у окна, хотя тоже хочется посмотреть на облака. Оксана Евгеньевна немного возбуждена, голубые глаза перебегают с одного кресла на другое, будто она ищет кого-то. При взгляде на меня сочные губы расплываются в дежурной улыбке. За время посадки пассажиров мы успеваем перекинуться несколькими ничего не значащими фразами. Со стороны нас можно принять за двух едва знакомых людей.

Может, так оно и есть? Может, я сам себе придумал, что она хорошая, а на самом деле она стерва ещё та и я гублю свою жизнь в тщетных попытках завоевать её внимание? Вдруг мы не подойдем друг другу? Может, всё напрасно? У меня из головы не выходят её вопросы о Юрии Геннадьевиче.

— Боря, ты что-нибудь знаешь о том месте, куда мы летим? — спрашивает Оксана Евгеньевна, когда асфальт в иллюминаторе тронулся с места и смазался лентой беговой дорожки.

— Да, вчера потыкался в интернете, посмотрел на картинки. Вполне приличное место. На берегу большого озера Среднее Куйто. Вроде как деревянный сруб, по фотографиям симпатично смотрится.

— Та-та, — поворачивается к нам седоволосый мужчина с переднего сиденья. — Фашей супруке очень понравится. У нас прейкрасные места.

— Мы не супруги. Это мой коллега, мы вместе выиграли поездку на отдых.

— Вам пофесло. В том месте даше коллеги влюбляются друк в друка, — от улыбки лицо мужчины собирается морщинами и начинает напоминать печеное яблоко.

— Вы нас совсем засмущали, — вмешиваюсь я в разговор. — Между нами ничего нет.

— Я знаю Калевалу, там шивет моя бывшая любовь Мартшаана и мой друк Оскари. Мошет, вы едите к ним?

— Илмари, не приставай к молодым людям, — одергивает его пожилая женщина, она сидит рядом и ладошка нежно поглаживает плечо мужчины. — Ты же видишь, что они смущаются. Какое им дело до твоей бывшей любви?

Женщина говорит по-русски без акцента, чисто, но с небольшим оканьем. Будто бы она жила в Костроме, а потом переехала в другой город, где в почете «аканье».

— Это Валентина. Моя люпимая шенщина. Она моя шена навсекта и очень не люпит, когда я вспоминаю о Мартшаане, — поясняет словоохотливый мужчина и целует жену в лоб. — Не ревнуй, она осталась в прошлом и мы теперь только трузья.

Я вспоминаю слова Натальи о хозяевах коттеджа. Она вроде бы называла эти имена… Решаю подбодрить разговорчивого пассажира.

— Неужели Валентина отбила вас у Мартшааны? — я стараюсь произнести имя также, как произносит он.

— О-о, сейчас будет история… — закатывает глаза женщина и откидывается на сиденье.

Оксана делает вид, что смотрит в окно и изучает удаляющуюся землю. Стюардесса просит всех пристегнуть ремни, но мужчина вытягивает шею и начинает рассказывать.

— Валентина уше слышала эту историю несколько рас. Мы с друком Оскари влюпились в одну девушку и толко топивались её внимания. Однако она люпила нас опоих и не мокла выпрать никоко из нас, чтопы не опитеть друкоко. Токта мы пыли молотые и корячие — мы решили соревноваться на оленьих упряшках. Я почти попетил, кокта мой олень сломал ноку. Оставалось каких-то пара сотен метров, но Всевышний решил иначе. Оскари повесло в люпви и Мартшаана вышла са неко. Но я всё равно рат, веть я встретил Валентину, — он тянется к жене и целует её в щеку.

Сквозь его акцент я разбираю, что два друга влюбились в одну девушку и устроили соревнование на оленьих упряжках. И Илмари не повезло с оленем. Зато повезло Оскари.

— Может, как раз к ним мы и едем. Мы выиграли поездку в коттедж «Медведь», — хвастаюсь я мужчине.

Мимо проходит стюардесса и просит мужчину посидеть прямо. До тех пор, пока мы не наберем высоту. Но как только она отходит в сторону, как он тут же поворачивается к нам и подмигивает.

— Путете у них, перетавайте привет от Илмари и Валентины Йохансон. На Новый кот мы к ним опязательно приетем, — улыбается мужчина.

— Илмари, ну перестань досаждать людям. Извините, пожалуйста, — к нам снова поворачивается женщина. — Мой муж боится летать и за болтовней скрывает свой страх.

— Я тоже немного побаиваюсь, — признаюсь я из мужской солидарности.

Мужчина снова подмигивает, показывает оттопыренный большой палец и отворачивается. Я украдкой смотрю на Оксану. С неё можно рисовать картину — задумчивый взгляд устремлен в иллюминатор, одна рука подпирает щеку, грудь равномерно вздымается.

Эх, если бы сейчас какой-нибудь террорист вскочил посреди салона и поднял вверх руку с пистолетом, то я бы не раздумывая, бросился бы на него. Совершил бы героический поступок. Или в борту образовалась пробоина, и я бы заткнул её своим телом. Понимаю, что это бред и меня бы высосало давлением, как косточку из вишни в руках младенца, но помечтать-то можно. Я даже готов встать сейчас и станцевать «Цыганочку», лишь бы она обратила на меня внимание. Но каким идиотом я буду выглядеть в её глазах?

— Я всегда взлетала и думала — а что будет, если самолет начнет разваливаться? — тихонько спрашивает Оксана.

Непонятно — она или у меня спрашивает, или же разговаривает сама с собой?

— Может, поговорим об этом на земле?

— Да-да, ты прав, не дело об этом говорить в воздухе. Нельзя привлекать несчастье, — кивает Оксана.

Я знаю, что несчастие ждет нас на земле, но не подаю вида, а глубокомысленно поджимаю губы.

Полет проходит успешно. Меня даже ни разу не стошнило. Мы с Оксаной несколько раз порываемся обсудить рабочие моменты, но потом кто-то один вспоминает, что мы на отдыхе и обрывает разговор.

Илмари ещё несколько раз пытается повернуться и поболтать, но его постоянно одергивает жена. Суровая она у него. Я думаю, что Марджаана вряд ли стала бы так делать, но он сам выбрал свою судьбу.

— Оксана Евгеньевна, Наталья говорила, что в коттедже два этажа, какой вы займете? — после получасового неловкого молчания, я решаюсь заговорить.

— Я тебе уже говорила и напомню ещё раз. Вне работы можно Оксана и на «ты». Мне хочется быть сверху, — она понимает, как это двусмысленно звучит и поправляется. — То есть я хотела сказать, что хочу занять второй этаж.

— Хорошо, а мне без разницы. Займу первый, — нужно не подавать вида, что я знаю небольшую, но печальную новость.

За стеклом иллюминатора в редких прорехах облаков видна зеленая поверхность земли. Создается такое ощущение, что под туманом скрывается древнее лоскутное одеяло, на которое то тут, то там пролили озерца воды. В иных местах озерца пролились ручейками и протянулись далеко за горизонт. Города виднеются проплешинами с маленькими коробочками внутри.

Потом всё покрывает сплошная зелень с проблесками багрянца и желтизны. Будто по махровому темно-зеленому полотенцу раскиданы золотые стружки. Появляются горы — будто вытертые складки полотенца. Дух захватывает от картин, что раскрываются внизу.

Самолет снижается и вот тут приходит тошнота. Начинает закладывать уши, будто кто-то невидимый засовывает в уши вату. Я ловлю себя на том, что стискиваю подлокотник кресла. Надо немного расслабиться.

— Мы приземляемся, просьба пристегнуть ремни и не ходить по самолету вплоть до полной остановки, — раздается голос пилота.

Я щелкаю пряжкой и замечаю, что Оксана делает тоже самое. Мы приземляемся. Захватывает дух, но сдерживаю себя в руках. Я же мужчина и должен делать морду кирпичом.

К счастью, всё проходит хорошо, и мы приземляемся без каких-либо неприятностей. Меня поражает тот факт, что пассажиры начинают аплодировать. Для меня это дико — зачем аплодировать? Спрашиваю об этом Оксану, пока идем к маленькому зданию аэропорта.

— Аплодируют, потому что радуются, что приземлились.

— Но почему же тогда не хлопают водителю автобуса? Ведь от аварий на дороге гораздо больше людей умирает, чем от аварий в воздухе.

— Вот то-то и оно, что из-за дорожных аварий люди погибают чаще, но единицами, а от самолета сразу десятками. Что болезненнее для тебя — щелчок или удар кулаком?

— Удар кулаком, конечно.

— Потому-то и муссируют средства массовой информации крушения самолетов. Потому что болезненнее.

— Понятно. Значит, люди аплодируют пилоту за то, что их не покажут по телевизору.

— Можно и так сказать.

Выход из желтого здания проходит беспрепятственно, хотя я и озираюсь по сторонам. Колонны, терминалы, уставшие лица людей. Хотя молодежь смеется. Девчонки-студентки проходят мимо нас с веселым щебетанием и обсуждением русской литературы. Скорее всего, это будущие педагоги.

Мы же выходим с территории петрозаводского аэропорта. Конечно, это одноэтажное здание не сравнить с мощным домодедовским комплексом. Желтоватая коробка с надписью «Петрозаводск» больше похожа на автостанцию, чем на здание аэропорта. И тут лежит снег!!! Мы улетали из поздней осени, а прилетели в раннюю зиму. Снег небольшой, едва выше щиколоток и уже расчищены дорожки. Свинцовые тучи того и гляди рухнут на головы.

Илмари с Валентиной прощаются с нами, зовут обязательно «прийехать в кости» и приветливо машут рукой подбегающему молодому человеку. Парень похож на Илмари, хотя светлые глаза от Валентины. Они целуются, обнимаются и уходят в сторону автостоянки.

Я же тем временем оглядываю территорию и радуюсь, что замечаю человека с табличкой «Медведь». Мужчина сорока лет, хмурое обветренное лицо и ровно подстриженная борода.

— Здравствуйте. Вы в Калевалу, в коттедж «Медведь»? — подхожу я к нему, пока Оксана остается возле двух чемоданов.

— Да. Вы Оксана и Борис? Тогда поехали. Оскари просил вас доставить со всеми удобствами, — мужчина мотает головой в сторону стоящих машин.

Я подбегаю к Оксане и хватаю оба чемодана.

— Всё хорошо. Идем за тем бородатым дядькой. Он как раз приехал за нами.

Мы идем за мужчиной. Асфальт успел заледенеть и приходится шагать как по минному полю. Зеленые кусты жимолости по краям дороги покрыты белым покрывалом снега. Невысокие березки окружают прилегающую территорию. Серая «Нива-Шевроле» останавливается возле нас.

Сердце обливается кровью при взгляде на знакомый значок. Покупатель тогда нашелся быстро — стоило мне только выложить фотографии в интернет, как через полчаса раздался звонок. Надеюсь, что машинка в надежных руках. Я помню, как приехавший мужчина заглянул даже в те места, в которые с монтажа машины никто не заглядывал. Вроде бы нормальный мужик, но я чуть не расплакался, когда отдавал ему машину. Правда, пришлось ехать в Москву, на улицу Твардовского, в единственный пункт, где машину можно снять и поставить на учет в выходные. Если бы не такая острая необходимость, то ни за что бы не продал машину. Ни за что.

Мы погружаемся в машину, водитель засовывает чемоданы в багажник. В салоне пахнет сигаретным дымом, который с трудом перебивает запах елочки-вонючки. Также пахло и в салоне моего автомобиля…

— Скажите, а сколько по времени займет дорога? — спрашиваю я, когда мы начинаем выезжать со стоянки.

— Часов за шесть доберемся. Если дорогу не заскользит, — отвечает мужчина и крутит настройку радио.

Если я правильно понимаю этот жест, то разговор окончен. Эх, зря я всё-таки сел на переднее сиденье. Нужно было садиться на заднее и подставить плечо Оксане, в качестве подушки. А теперь сижу на переднем и слушаю полупопсу-полушансон. Догадываюсь, что такое придется слушать всю дорогу.

Села, деревни, города сменяются лесами. Деревья в основном хвойные, суровый климат не дает развернуться теплолюбивым растениям. Мелькание однообразной массы приедается, и я засыпаю. Засыпаю, несмотря на очередной шедевр про «мусорка, заточку и нары». Машина урчит как сытый кот. Слегка потряхивает, будто я вернулся в детство, и мама везет меня в коляске.