Алексей Калинин - Укрощение спортивной

— Нет, я же недавно бросил. Марджаана с Оскари заставили. Да и жена тоже давно ругается, всю плешь проела, — щурится на меня Михаил.

— Ладно. Я тоже бросил, но вот сейчас бы от затяжки не отказался.

Мужчина окинул меня прищуром, такой ещё был у Ленина, когда он смотрел на школьников со стены над школьной доской.

— Крепись. Боль пройдет, а здоровье уже не купишь.

— Это да. Ты за Юрием?

— Ну да, сегодня его, завтра вас. В аэропорту потом других встречать и обратно.

— Две тысячи верст, это же не хухры-мухры. Не тяжело?

— Да нет, привык. Едешь, думаешь о своем, и километры скрадываются быстрее.

— Понятно, я тоже на своей машинке пару раз гонял на дальние расстояния. Едешь, смотришь и философствуешь.

На своей машинке. Эх, где же она теперь?

— Ну да, разные мысли приходят. Извини, что нет сигарет, — Михаил поднимает капот и углубляется в недра машины.

Я понимаю, что разговор окончен и подхожу к пирсу. Вода у берегов чуть скована льдом, но дальше двух метров всё также играются зайчики в ряби озера. На другом берегу заснеженные пики деревьев, как забор, оберегающий чувства и эмоции холмистых гор вдали. Сосны и ели сцепились ветвями и нужно постараться, чтобы пройти сквозь них, чтобы пробраться к горам. Но даже если удастся к ним пройти, то вряд ли что можно добиться от гор — они слишком долго жили и копили опыт, чтобы успеть завернуться в каменную оболочку и скрыть свои души от эмоций внешнего мира. Так и мне придется заворачиваться снова в щит, в покрывало, которое скрывает меня от других. Я вряд ли смогу кого ещё пустить в свое сердце.

Хотя и есть поговорка, что время лечит…

— Бориска! Я уезжаю! Не хочешь подойти и попрощаться? — меня вытаскивает из раздумий ехидный голос.

Мужчины не плачут. Вот такую надпись нужно сделать у меня на лбу — «Мужчины не плачут!» И держаться, держаться несмотря ни на что. Юрий хотел увидеть эмоции — он их увидел, больше он не добьется ничего. Он смотрит на меня с улыбкой. С извечной презрительной улыбкой.

— Всего доброго, Юрий. До встречи на работе! — я стараюсь выглядеть спокойным, хотя пальцы подрагивают.

Чемодан исчезает в недрах «Уазика», Михаил захлопывает крышку капота. Я наблюдаю, как Юрий потягивается, осматривается и садится на переднее сиденье. Ни Оскари, ни Марджаана не вышли его провожать. Лишь я стою на причале и гляжу вслед «Уазику». Может, помахать ему платочком? Нет, пусть едет так, без махания.

Но как же тошно. Беспокойство, печаль и разочарование кружатся на карусели и создают новое чувство — противное, мерзкое, от которого хочется залезть в душ и скрести, скрести кожу, как снаружи, так и изнутри. Теперь я понимаю, о чем говорил колдун: «Корить себя бушь, коли проиграшь, а коли выиграшь, так вдвойне убиваться бушь». Убиваюсь…

А что он говорил про то, «что под следствием»? Просто так ляпнул или?..

Нужно немного отвлечься от мыслей об Оксане, иначе я рискую сойти с ума. Где мой смартфон? Давно я его не видел, с тех пор, как приехал в коттедж. Я захожу в дом с мыслью «надо позвонить Гарику». Жестом останавливаю Оскари, когда он хочет что-то сказать. Вообще не хочется кому-то открывать душу, вот Гарик поймет, а чужие, хотя и хорошие люди… Зачем им заботы какого-то менеджера-неудачника?

Дверь в комнату Оксаны по прежнему закрыта. Хотя, чего я ожидал? Что она вот так вот выйдет и скажет, что всё хорошо?

Почему тогда не мама с папой? Им тем более нельзя знать ничего, ведь сын уже большой и самостоятельный. Рассказал, что приехали, что разместились, скинул несколько фотографий и всё, этого достаточно, чтобы они не беспокоились. Старенькие они у меня, их жалеть нужно. Где же этот смартфон? А вот, в тумбочке.

Батарея села не полностью, так что на разговор с Гариком хватит. Третий, четвертый гудок. Неужели не возьмет? Неужели и он меня оставит? Пятый, шестой… Может, что-нибудь случилось? Седьмой, восьмой…

— Привет, полудурок! — раздается в трубке.

О как! Интересное начало.

— Привет? Ты чего сразу с ругани начинаешь?

— А как тебя ещё назвать, если ты такого наговорил, что хоть стой, хоть падай.

— Ты о чем, Гарик. Или уже бухой с утра?

— Без тебя не бухаю, а вот ты, похоже, здорово под мухой был, если такого наплел.

— Не понимаю.

У вас было такое состояние, когда в чем-то обвиняют, а вы ни сном, ни духом? Вот такое же состояние и у меня сейчас. Может, просто развлекается? Пытается поставить в неловкое положение, а потом посмеяться?

— Всё ты понимаешь, если о таком с Юрием размусоливал. На хрена ты ему всё рассказал?

Я начинаю лихорадочно перебирать в голове наши диалоги — вроде бы ничего такого, а что на полянке, так то произошло в неконтролируемом состоянии.

— Слышь, хорош невинность из себя строить. Братиш, я тебя понимаю, но чего ты мне сейчас по ушам-то ездить?

— Блин, Гарик! Это тебе хорош меня разводить! Чего ты муть развел? О чем я там с Юрием размусоливал?

Пауза в несколько секунд. То ли Гарик сейчас рассмеется и скажет, что рад меня слышать или…

— Ты серьезно ничего не знаешь?

— Я сейчас трубку положу. Хватит сказок. И так нерв на пределе, а ещё ты давление поднимаешь! Говори, что ещё я такого натворил?

— У нас эта запись появилась вчера ночью и за несколько часов облетела почти всех работников. Сам же знаешь, как быстро распространяются новости. Помнишь, как ты бзднул в спортзале? Я всего-то одному сказал, а через полчаса знало все предприятие. Так и сейчас. В общем, ты теперь герой. Хотя и полудурок. Сейчас я тебе запись скину. Потом перезвони и расскажи, как ты так лоханулся!

Гарик отключается, а я сижу как петух на крыше небоскреба — не знаю, как сюда попал и не знаю, что делать дальше. А дальше слышится сигнал почты, на «мыло» пришел звуковой файл. Распаковываю и слышу голос Юрия… а после и свой голос. Чувствую, как на голове поднимаются волосы, словно шерсть у волка…

— Борис, извини, что так поздно.

— Ничего, я ещё не успел уснуть.

— Я вот о чем хотел поговорить с тобой. В общем, я знаю о вашей с Натальей афере. Не нужно быть пяти пядей во лбу, чтобы увидеть, как вы всё это подстроили.

— О чем вы? Я не понимаю.

— Не надо. Не строй из себя святую невинность. Мы взрослые люди и все понимаем. Так что давай играть в открытую. Я знаю, что ты хочешь залезть в кровать к нашему директору финансов. Отомстить за её прошлые выговоры и нарекания.

— И как же вы догадались?

— Это не сложно. Достаточно было увидеть твою машину у моего хорошего знакомого и сопоставить с «неожиданным конкурсом». А уж запросить распечатку твоих разговоров по корпоративной связи и вовсе дело нескольких минут. Ты молодец, что пожертвовал автомобилем ради такой возможности. Жаль, что напрасно.

— И Оксана тоже знает?

— Нет, Оксана этого не знает. И не узнает, если вдруг у тебя найдутся неотложные дела, и ты тихо слиняешь из этого коттеджа. Я могу договориться с Оскари, и тебе вернут часть денег. За Оксану я потом отдам. По возвращении. Уезжай и не позорь честную женщину, она и так много пережила из-за своего развода. Уезжай, иначе я не знаю, как повлиять на тебя.

— Наплевать. Мне нечего терять.

— Что же, я думал, что ты будешь умнее. Ты понимаешь, что тебе ничего не светит? А со статьей, которая появится в трудовой книжке, ты никуда не сможешь устроиться.

— Увольнением? Испугали ежа голой попой.

— Я не позволю тебе этого сделать…

На этом запись обрывается. Так вот что ощущали воры, когда их везли в чане с дерьмом и над чаном проводили ятаганом, чтобы они ныряли с головой. Аллегория из «Джентльменов удачи» — это единственное, что мне пришло на ум в этой ситуации.

Ведь мы говорили совсем о другом! Я помню наш ночной разговор, помню почти дословно. Подтекст другой, да и некоторых фраз не было! Юрий смонтировал запись? Я слушаю ещё раз и замечаю легкие паузы и пощелкивания на заднем фоне. Но кто на них будет обращать внимание, когда появилась такая новость — какой-то ничтожный менеджер «отомстил» директору финансов!! Обсуждение растянется не на один месяц. А мы? Что делать нам?

Я снова набираю номер, и на этот раз Гарик отвечает сразу же.

— Ну как, послушал, герой-любовник? Спалил всю «малину», теперь ещё и на Наталью косятся, как на сводню.

— Гарик, это подстава. Честно, я не такое говорил… Вернее, говорил такое, но Юрий меня спрашивал о другом. Он сфабриковал запись, подставил неудобные моменты…

Снова несколько секунд тишины…

— Ты знаешь, мне тоже показалось странным, что это выплыло в тот момент, когда на предприятии арестовали Квадратова. Вроде как отвлечение внимания.

— Чего? Квадратова арестовали? Ни фига у вас перемены.

Если челюсть у меня раньше висела на честном слове, то сейчас она окончательно рухнула на пол. Мне показалось, что от её падения содрогнулся весь коттедж.

— Блин, вот живешь в Карелии, разводишь на секс финансового директора, а главного-то и не знаешь. Тут же у нас шекспировские страсти кипят. В общем, Квадратов добил-таки Скалова, и тот в сердцах написал заявление. А когда чухнулся, что у него две годовалые дочки и их надо кормить, то сразу остыл и пошел забирать заявление. Квадратов был против и Скалова уволили. Тот, недолго думая, пошел и накатал жалобу в трудовую инспекцию. Когда же приехали люди из инспекции, то обнаружили столько косяков… В общем, за компанию привлекли и налоговую инспекцию, подняли старые материалы, а там… Мама не горюй — тащили все, кому не лень. Чтобы начальственные головы не полетели, решили убрать Квадратова. Ну, а тот сдал начальника логистики, чтобы не одному за хищение в особо крупных отвечать.

— Охренеть. То-то Юрий говорил, что он под следствием.

— Да, но эти новости переплюнула запись. Все ждут вашего возвращения, чтобы узнать подробности.

— Слушай, а эта запись, говоришь, появилась ночью?

— Ну да, и из курилки разлетелась по всем отделам. Кто-то сочувствует тебе, но большинство сочувствуют ей, а тебя последними словами поносят. Так что «полудурок» — это одно из самых мягких.

— Это подстава, Гарик. Мы тут с Юрием из-за Оксаны бодались, как два оленя. Он как-то пришел ко мне поболтать и записал наш разговор. А потом и вставил несколько слов от себя. Это звездеж и провокация.

— Ладно, друг. Ты держись там. По приезду постараемся восстановить твое честное имя.

И тишина… не та гнетущая и унылая, как в глубокой пещере под землей, но тишина. Слышен говорок Оскари и мелодичный голос Марджааны. Со стороны двери Оксаны не доносится ни звука. Что она там сейчас делает? Попытаться ещё раз позвать?

На стук опять никто не отзывается. Вечерний поход Марджааны тоже оканчивается ничем. Оксана не выходит к ужину. Я слышал, как она отвечала Марджаане и та отнесла чай с бутербродами в комнату Оксаны.

На душе скребут кошки, мозг усиленно пытается что-либо придумать, но ничего не приходит на ум. Вечером вижу своё лицо в зеркале душевой и понимаю, что краше в гроб кладут. Оксана не отзывается на стук…

Ночь прошла в тяжелых думах, и я почти не спал. Всё думал о ближайшем будущем — каким оно будет? Что нас ждет по возвращении? Сможет ли Оксана понять меня?

«Понять и пррростить» — как сказал бы герой Миши Галустяна. Смешной герой, но мне сейчас не до смеха.

Оксана вышла утром на завтрак… Если будут экранизировать новую версию «Снежной королевы», то Оксана окажется одной из фавориток на роль королевы. Такая же холодная и бесстрастная. Я кидаюсь к ней, но она останавливает открытой ладонью.

— Борис, давай вернемся к прежним отношениям «начальница-подчиненный». После всего того, что я услышала, когда мне прислали файл и после вашего с Юрием разговора…

— Да это же не совсем правда. Я не на те вопросы отвечал. Вернее на те, но он добавил ещё от себя, — я говорю и слышу, как глупо звучат мои слова.