Пола Куин - Укрощенная горцем

На ходу вращая кистью, отчего клеймор в его руке танцевал как живой, Коннор прошел к дальней стороне арены, где отец готовился к следующему бою. Старый командир отряда Макгрегоров со Ская улыбнулся ему. Здесь Коннор нашел то, чего не хватало ему в английской армии, — сокрушительный удар, от которого перехватывает дух, мощную, непобедимую руку. Именно так сражается шотландский воин. Один за десятерых.

Коннор блокировал колющий удар острием клеймора и сменил позицию для защиты от следующего выпада. Отец не щадил его — Коннор обиделся бы, поступи он иначе, — но все же капитану удалось перейти в нападение. Он провел рубящий удар над головой Грэма и тут же уклонился от выпада.

— Ты вырос, сынок.

На лице отца появилась ямочка, такая же, как у самого Коннора.

— Думаешь?

Коннор с вызовом улыбнулся, его клеймор описал широкую дугу перед противником, взлетел вверх и скрестился с оружием Грэма. Коннор отпрыгнул в сторону, избежав скользящего удара в лицо, встал в оппозицию, выполнил батман. Затем последовала серия парирующих движений и смертоносных прямых ударов, после чего Коннор двинулся вперед. В конце концов, короткими тяжелыми ударами справа, слева, в колено, в шею он заставил отца отступить. Пусть видит, что он не в праздности проводил время в Англии.

Когда схватка закончилась, Коннор отправил первую группу отдыхать и позвал на площадку вторую. Пока солдаты менялись местами, он нашел глазами Мейри, позвал лейтенанта и стащил с рук перчатки.

— Займись этими, Драммонд. И задай им жару. Особенно Колину.

Он собирался уйти с площадки, когда острие клинка кольнуло его в живот. Коннор посмотрел в лицо лорда Оксфорда, оттолкнул его клинок и выхватил свой. Только этого он и ждал! Если этот дурачок собирается рассчитаться с ним здесь, на арене, он, Коннор, не станет увиливать.

— Давай попробуем, — прорычал он и концом клинка дотронулся до оружия Оксфорда.

Противник сделал резкий взмах. Коннор легко отвел удар и тут же бросился в атаку, от которой меч Оксфорда чуть не вылетел у него из рук. Рука лорда дрогнула: казалось, его сейчас стошнит прямо на сапоги противника. Генри опустил клинок и сделал шаг к Коннору.

— Делай со мной что хочешь, капитан Грант, но я получу ее. Мейри будет моей. Я насажу ее на свой жезл! Вот расправлюсь с тобой, а потом буду ее…

Закончить он не успел. Ударом эфеса, крепко зажатого в кулаке, Коннор раздробил ему зубы. Оксфорд упал на колено, закрывая лицо обеими руками.

— Ты не получишь ее, — с угрозой произнес Коннор, не обращая внимания на кровь, сочившуюся сквозь пальцы Генри. — Если ты к ней только приблизишься, я покончу с тобой раз и навсегда.

Коннор не стал вслушиваться в булькающие звуки ответа, а широким шагом пошел к выходу с площадки, где его уже ждала Мейри.

— Боюсь, дело еще не кончено. Неприятности впереди, — бросил он и потянул Мейри к выходу со двора. — Пойдем.

— Какие неприятности? Что случилось?

Коннор догадался, что, находясь среди отдыхавших солдат, она не видела, кому он нанес удар.

Вот и хорошо, а то непременно рассердилась бы. Коннор улыбнулся и повел Мейри к дворцу.

— Потом разберусь. А сейчас я голоден.

Он не собирался терять еще один день, не имея возможности дотронуться до нее, поцеловать.

Коннор тащил ее по лестнице, а Мейри почти бежала следом и улыбалась — ведь он прошел мимо кухонь.

— Куда ты меня ведешь?

Коннор оглянулся на нее и многозначительно подмигнул.

— Туда, где мы будем одни.

Мейри замедлила шаг, смущенная его дерзкой улыбкой, но он дернул ее за руку — быстрее! Они уже пролетели мимо Банкетного зала. Коннор здесь не остановился. Он шагал по длинным коридорам, нарядным залам и галереям, пока не привел к своей двери. Притянув ее к себе, он спиной толкнул дверь.

— Здесь нам никто не помешает.

Мейри округлила глаза.

— Но сейчас белый день. Нас услышат!

— Тогда тебе лучше вести себя потише.

И Коннор нагнулся, чтобы поцеловать ее, провел в залитую солнечными лучами комнату, запер дверь, заставил ее приоткрыть рот и просунул туда язык. Он почувствовал вкус ожидания, волнения и страха, и этот вкус лишил его разума.

— Подожди, — вдруг прервала его Мейри, отбрасывая от лица длинные черные локоны. Сейчас она напомнила Коннору молодую кобылку, заупрямившуюся на первой вязке. — Что произошло на площадке? Скажи сейчас же, иначе я весь вечер проведу с лордом Оксфордом.

— Не проведешь.

— Почему это не проведу?

Мейри уперла кулаки в бока и вздернула подбородок.

Коннору захотелось тут же овладеть ею и заставить молить о пощаде.

— А я только что на арене выбил ему зубы.

Он лениво улыбнулся. Мейри отшатнулась.

— Чудовище! Зачем ты это сделал?

— Не важно. А сейчас прекрати думать о нем.

Он быстро подскочил к ней и заключил в объятия. Мейри недолго сопротивлялась: через минуту ее поцелуи стали такими же жадными, как и поцелуи Коннора. Они вцепились в одежду друг друга. Коннор задирал ее юбки, Мейри дрожащими пальцами распутывала завязки на бриджах. Когда оба освободились, Коннор развернул Мейри спиной к себе и прижал грудью к двери. Коннору стало больно, когда он взял в руки свой окаменевший стержень и медленно ввел в ее лоно сзади. Мейри вскрикнула, а он наклонился к ее уху и прошептал:

— Прости, любовь моя, но ты так возбудила меня, что я едва не лишился рассудка.

Коннор почувствовал, что она принимает его, продвинулся глубже и усилил толчки. Мейри выла как дикая кошка и ритмично двигалась вместе с ним. Напряжение нарастало. Наконец Коннор был вынужден остановиться, чтобы все не закончилось слишком быстро. Он собирался неспешно насладиться сегодняшней встречей и хотел, чтобы Мейри тоже получила удовольствие.

Сдвинув юбки Мейри на бедра, он наблюдал, как она вбирает до основания его твердый как сталь стержень и исторгает его обратно. Потом положил ладони на ее круглые сочные ягодицы и постарался замедлить их колебания, сжимая их так, чтобы движение стало плавным и каждый дюйм его мужского естества мог ощутить острую сладость момента.

Затем он сделал резкий бросок и глубоко проник в жаркую, влажную глубину. Ноги Мейри оторвались от пола. Коннор прижался к ней всем телом и почти вдавил ее в дверь, убрал с шеи разметавшиеся локоны, поцеловал ее там и зашептал:

— Я люблю тебя, Мейри, и больше не хочу с тобой расставаться.

Он легонько укусил ее за мочку, потом провел зубами по шее. Мейри извивалась, прижатая к двери. На ее губах играла полубезумная улыбка. Коннор обвил руками ее бедра и пальцами нашел между ног твердый маленький бугорок. Она повисла на его стержне, ноги сами собой раздвинулись. Наслаждение захлестнуло ее с головой. Броски Коннора стали чаще и глубже. Он со стоном зарылся лицом в ее пышные волосы, а семя толчками изливалось в ее лоно. У Мейри тоже наступила разрядка, и она обмякла в его руках, влажная, жаркая, обессиленная.

— Ты возбуждаешь меня, женщина, — с усмешкой произнес Коннор, поворачивая ее лицом к себе.

— У тебя нет сердца, животное! — задыхаясь, пробормотала она и откинула голову к двери.

— Потому что я отдал его тебе.

Мейри обвила его шею руками, улыбнулась, касаясь его губ, а когда он подался ближе, спросила:

— Значит, ты хочешь, чтобы я осталась с тобой?

— Да, навсегда.

Коннор поцеловал ее нежные, мягкие и такие близкие губы. Ничего другого ему в жизни не надо — только быть ее мужем и отцом их детей. Может быть, он займется фермерством. Коннор улыбнулся. Будущее расстилалось перед ним во всей своей необъятной широте. Выбирай дорогу по вкусу. Перед ними открыта любая.

— Я увезу тебя домой.

— Домой? — Мейри смотрела на него во все глаза, синие, сияющие, полные надежды. — В Шотландию?

— В Шотландию, в горы, туда, где наш дом.

Мейри заглянула ему в глаза, как будто стремилась увидеть то, что видел он, и вместе с ним улыбнулась. Коннор хотел построить их дом собственными руками, высоко в горах, где туман вуалью покрывает ее волосы водяной пылью, а настоянный на вереске воздух красит щеки ярким румянцем.

— Мы покинем Англию, а следующую войну оставим безжалостным и беспощадным людям, которые утверждают, будто воюют во имя Господа.

— Ты имеешь в виду протестантов?

— Нет, любовь моя. — Коннор отошел в сторону, подтянул бриджи, зашнуровал завязки, присел к столику возле застеленной кровати, налил в стакан воды и протянул его Мейри. — Католиков. Если, конечно, Яков убережет свой трон от Вильгельма.

Мейри открыла рот, чтобы возразить, но Коннор остановил ее.

— Мейри, никто не хочет короля-католика. Якова ждет долгая религиозная война, в которой он ни за что не пойдет на уступки. Он добрый и справедливый человек, но пройдет совсем немного времени и он сообразит, что нужно делать, чтобы успокоить тех, кто его не поддерживает. Боюсь, он уже знает, что станет делать. Ты же слышала вчера вечером, как он обещал уничтожить своих врагов, начиная с парламента. Его брат пытался добиться этого массовыми казнями. Боюсь, это начнется снова, но на сей раз я не собираюсь принимать в них участия.

Мейри отошла от двери и приблизилась к Коннору.

— Разве плохо пытаться сохранить то, во что мы верим?

— Не плохо. Но ведь то же самое можно сказать о тех, у кого другая вера. Люди, которых мы убивали во время массовых казней, не были воинами, Мейри. Это были простые фермеры, которым пришлось воевать с королем ради сохранения своего образа жизни. Я служил протестантскому королю и знал о его религии не меньше, чем о своей. И я уже не понимал, какая из них правильная. И мне не было до этого дела. Я устал и не желаю сражаться ни за ту, ни за другую. Пусть решает Бог. Я хочу вернуться домой. А если протестанты выиграют войну и попытаются навязать горцам новые законы, я поведу армию своих братьев с шотландских гор против них.

— А я буду рядом с тобой.

Стук в дверь уберег Коннора от угрозы кинжала, который немедленно показался бы на свет, когда он ответил бы ей: «Черта с два!» Поле боя — единственное место, где он никогда не хотел бы ее видеть.

Коннор распахнул дверь и увидел отца.

— Коннор, — мрачным тоном произнес Грэм, — тебя хочет видеть король. Прямо сейчас.

Коннор в одиночестве стоял в Зале для аудиенций и ждал, пока придет Яков. Он подозревал, что этот срочный вызов связан с Оксфордом, и понимал, что не следовало наносить столь сильный удар, хотя в тот момент испытал облегчение. Оксфорду еще повезло, что Коннор не убил его на месте за дерзкие слова. Он знал, что не нанес непоправимых увечий, так что наказание в любом случае не будет слишком суровым. От нетерпения Коннор постукивал ногой по полу. С королем придется говорить и о том, что он решил вернуться домой. Яков скорее всего рассердится, но его больше не связывает долг. Ему оставалось только надеяться, что кузен не потребует, чтобы Коннор остался.

Дверь распахнулась, и в зал с мрачным и встревоженным видом вошла королева. Коннор поклонился, но Мария не ответила. Следом за нею появился ее супруг.

— Садитесь, капитан, — предложил Яков, не глядя на Коннора.

Когда все расселись, Коннор заметил, как король и королева обменялись быстрыми взглядами. Оба молчали. Коннор неловко заерзал в кресле. Их суровые лица не обещали ему ничего хорошего. Неужели Оксфорд умер? Черт, он ведь ударил его не настолько сильно. Может, он упал на чей-то клинок? Коннор ведь ушел очень быстро и не видел, что произошло дальше.

— Что случилось сегодня утром с сыном графа Оксфорда?

Король наконец посмотрел ему в лицо.

— Он неподобающим образом говорил о мисс Макгрегор.

— И потому вы ударили его эфесом своего клинка?

Черт, вот по этой причине он рвется отсюда домой.

Коннор устал от притворной любезности кавалеров, которые бегут к королю из-за такой мелочи, как выбитые зубы, но способны тайком проткнуть человека кинжалом.

— Что он сказал?

Королева подалась вперед, а на ее лице мелькнула надежда.

— Ничего, что приемлемо для ваших ушей, ваше величество.

Мария Моденская возмущенно повернулась к мужу, но тот поднял руку, призывая ее к молчанию.

— И за то, что лорд Оксфорд непочтительно высказывался о мисс Макгрегор, — король снова обратился к Коннору, — вы сломали ему нос и выбили два зуба?

Что Коннор мог на это сказать? Только правду.

— Да, ваше величество.

Королева откинулась в кресле. Коннор наблюдал за нею с возрастающим беспокойством.

— Я провел с графом целый час, — продолжал король. — Он в бешенстве от того, что один из моих людей искалечил его сына. Граф требует компенсации.