Самид Агаев - Улица Иисуса

– Госпожа, – сказал он, – когда мы подойдем, вы побудьте снаружи. А я найду настоятеля храма и позову его. Я могу даже поговорить с ним, если вы скажете о чем, передать вашу просьбу. Поверьте, всегда лучше, чтобы кто-то представил тебя, если нет рекомендаций.

– Я согласна, – коротко ответил Зинат.

Так и сделали. Женщина осталась снаружи на ступенях храма. А Мани отправился на поиски настоятеля. В храме было малолюдно. Настоятеля он нашел на заднем дворе, распекавшим юного послушника. Мани терпеливо дождался окончания процедуры. Кашлянул, а когда настоятель обратил на него внимание, поклонился. Монах подошел к нему. Он был в оранжевом одеянии, как это у них водилось, и обрит наголо.

– Чего тебе? – спросил настоятель.

– Досточтимый, я привел к вам женщину благородного звания.

– Зачем ты ее привел? – нетерпеливо спросил настоятель.

– Она хочет поговорить с вами.

– Она паломница?

– Не знаю.

– Ну так поди узнай.

– Нет, досточтимый, она мне не скажет.

– Хорошо, скажи, пусть ждет, когда я освобожусь, я к ней выйду.

– Вы знаете, бханта, я только хотел сказать, что это необыкновенная женщина. Я своими глазами видел, как перед ней расступился дождь. Да какой там дождь – ливень. Она вышла под дождь, а он вдруг прекратился. Словно, кто-то перекрыл воду на небе.

– Что ты говоришь? – бросил настоятель. – Это простое совпадение. На небе воду может перекрыть, сам знаешь кто.

– Вы можете верить в это или не верить, ваше право. Но по дороге сюда на нас напал тигр, и она прогнала его. Чтобы мне не сойти с этого места.

– Все ты врешь, – сказал недоверчивый настоятель.

Провинившийся послушник, стоявший молча поодаль, вдруг сказал:

– Наставник, а ведь мы слышали недавно рев тигра. Вы еще заставили нас молиться.

– Иди, займись чем-нибудь, собери фиги, они уже начали портиться, – рассердился настоятель.

– Ладно, – сказал он, – пойдем, покажешь мне эту необыкновенную женщину.

Зинат сидела на ступенях, а малыш играл у ее ног. При виде монаха она поднялась и поклонилась на индийский манер, поднеся сложенные ладони к лицу.

– Я слушаю, – сказал настоятель, – чего ты хочешь?

– Святой отец, я хочу посветить свою жизнь служению Богу.

– Ты хочешь стать послушницей? – удивился настоятель.

– Можно и так сказать, я буду послушной, в разумных пределах, конечно.

– Ты не поняла, я повторю свой вопрос. Ты хочешь стать послушницей, монахиней?

– Не совсем, я слышала, что в вашем храме есть танцовщицы. Я бы хотела стать одной из них.

– Ты хочешь стать дэвадаси? – изумился настоятель. – Ты немного опоздала с этим. Сколько тебе лет?

– Двадцать.

– Это невозможно, – сказал настоятель, – в дэвадаси приходят до девяти лет. Это первое. Второе. Дэвадаси – это жены Бога. А ты уже познала мужчину. Была замужем. Это твой ребенок?

– Мой.

– А твой муж жив?

– Да.

– Он знает, что ты здесь.

– Он больше не является моим мужем.

– Увы, женщина, я не могу тебе помочь. Прости.

– А я могу остаться в вашем храме в другом качестве.

– В каком качестве?

– Послушницы. Я же могу быть послушницей?

Настоятель долго молчал, размышляя, наконец, сказал:

– Вообще-то ты вправе посвятить себя служению Вишну. Но храм этот слишком мал. Здесь избыток персонала. Женщина-монахиня все-таки редкость. Великий Сакьямуни разрешил женщинам принимать постриг. Затем пожалел об этом, но от слова своего не отказался. В этом храме все монахи живут в одной комнате. Они мужчины. Ты женщина, ты не можешь спать с ними в одной комнате.

– А танцовщицы?

– У них свои покои, но ты не можешь находиться вместе с ними. Это исключено. Даже я никогда не захожу в их комнаты. Мне очень жаль.

Настоятель кивнул и пошел в глубь храма.

Мани, взглянув на поникшую Зинат, вдруг побежал за настоятелем.

– Святой отец, – сказал он.

– Ну что тебе еще? – раздраженно ответил монах. Было видно, что он расстроен. – Я же сказал, мне очень жаль.

– Святой отец, помните, что я вам рассказал о дожде и тигре. Это были чудеса. Она необыкновенная женщина. Не отказывайте ей. Сделайте хоть что-нибудь.

Настоятель тяжело вздохнул и неожиданно вернулся к Зинат.

– Послушай, женщина, – сказал он, – если твое желание твердое, я могу дать тебе рекомендацию в один храм. Его настоятель на прошлом соборе жаловался на нехватку людей. Но это еще дальше в джунглях. Совсем заброшенный храм, он взялся его восстановить.

– Я буду вам благодарна, – сказал Зинат, – как мне найти туда дорогу?

– Расскажу, – сказал монах, – еще ведь дорогу надо тебе найти, но проводника я тебе не дам.

– Еще я хотела бы пожертвовать золотой динар на нужды храма.

– Золотой динар! – воскликнул настоятель. – Милая, да я в таком случае сам тебя провожу.

Мани спросил:

– Досточтимый, вы не знаете, кто-нибудь из паломников пойдет в сторону моей деревни? Если нет, то мне придется здесь заночевать.

Местность, где кручинился Егорка, была безлюдна и находилась в стороне от караванных путей. Проведя ночь на скале в тщетных и отчаянных попытках открыть пещеру, он, едва забрезжил рассвет, оставил друга, если так можно выразиться, и направился в сторону большой караванной тропы. Добравшись до нее, Егор дождался первой арбы и попросил возчика, это был пожилой азербайджанец, довезти его до ближайшего населенного пункта.

– Ближайший отсюда город Хаджикенд, – сказал арбакеш, – а что тебе там нужно?

– Рынок мне нужен, – ответил Егор.

– А что тебе на рынке нужно? Я как раз туда еду. Может, у меня чего купишь.

– Может и куплю, а что ты везешь?

– Не видишь разве, кувшины, посуду глиняную.

Егор глянул, в телеге переложенная соломой лежала разная глиняная посуда.

– Мне, отец, лом нужен да кирка.

– Этого у меня нет, – разочарованно сказал возчик.

– Может, где поближе кузня есть.

– Что такое кузня?

– Кузня, кузница, кузнец, не понимаешь, чилингар[18].

– Ну почему же не понимаю, понимаю, чилингар, нет, по дороге кузни нет.

– А на рынке, наверняка, есть.

– Интересно ты говоришь, – заметил арбакеш, – вроде, как по-нашему, а все же не так. Ты кто будешь?

– Я-то, езид, – сказал Егор первое, что пришло ему в голову.

– Ах, езид, я так и подумал. А на что тебе лом и кирка.

– Дом хочу построить, но не саманный, из камня. А денег нет. Здесь камней много, заготовлю, потом перевезу.

– Ну что же, – согласился арбакеш, – с такими ручищами, как у тебя можно и камни крушить.

– А твоя телега быстрее не может ехать?

– Может, но быстрее нельзя, горшки побьются.

– Это верно, а я и не догадался.

– А куда тебе спешить, камни никуда не денутся.

– Спешить некуда, да и тянуть не стоит, жизнь то идет. Ты лучше скажи мне отец, монголы есть в округе?

– Здесь нет, а в Хаджикенде есть. А на что тебе монголы?

– Не люблю я их узкоглазых, и воняют они. Ты знаешь, что они не моются никогда?

– М-да, – тяжело вздохнул арбакеш, – это ты верно подметил. Сейчас дорога на подъем пойдет, сделай одолжение, сойди с арбы, кобыле тяжело будет. Потом опять сядешь.

– Конечно, – легко согласился Егор, соскакивая с телеги, – отчего же не облегчить работу животине.

Он шел теперь рядом с арбой, положив руку на борт, разглядывая посуду.

– А что, отец, полного кувшина-то нет у тебя?

– Нет, путник, кувшины новые, пустые. А чем он должен быть заполнен.

– Вином, чем же еще.

– Веселый ты, путник, шутки шутишь в такую рань. Вино нельзя, харам, пророк запретил.

– Он не всем запретил.

– Вам езидам можно значит. Поэтому ты такой веселый. Как тебя зовут, шутник.

– Меня зовет Кара[19].

Арбакеш засмеялся.

– Опять шутишь.

– Что это тебя так рассмешило?

– Какой же ты Кара, ты скорее Ак[20] или Сары[21], или еще лучше Кырмызы[22], судя по твоей бороде. Сбрил бы ты ее, молодой еще. Не красит она тебя.

– И то верно, правильно ты говоришь. Бороду надо сбрить. А тебя как зовут?

– Реза-киши меня зовут.

– Вот и познакомились.

Арба между тем достигла высшей точки холма, и Егор увидел минареты города, лежащего в низине.

– Это Хаджикенд? – спросил Егор.

– Он самый.

– А там, не доезжая до города, что за строение?

– Это караван – сарай.

– А, скажи мне, Реза-киши, ты этой посудой сам торговать станешь или посреднику отдашь, оптовику?

– Оптовики нормальную цену не дают, за бесценок взять норовят, сам торговать стану.

– А хочешь, я тебе помогу распродать товар? – предложил Егор.

– А что ты за это запросишь, имей в виду, с моих барышей я такую роскошь себе позволить не могу, приказчика нанимать или зазывалу.

– Платить мне не надо. Ты же потом обратно поедешь. Я куплю инструмент, ты меня подвезешь до того места, где я сел.

– Я согласен, – обрадовался Реза-киши.

– Только у караван-сарая остановимся, я бороду сбрею, как ты мне советуешь.

– Договорились.

Реза-киши протянул ладонь, и Егор ударил по ней.

От брадобрея он вышел помолодевшим лет на десять. При виде его Реза-киши одобрительно кивнул головой.

– Вот это совсем другое дело, – сказал он, – приятно посмотреть. А то ты был похож на разбойника, не знаю, почему я остановился, а не подстегнул кобылу.

У городских ворот стоял монгольский сторожевой пост. Егор лицо сделал скучающее, немного сонное. Тронул арбакеша за руку, попросил:

– Если спросят, кто, что, скажи, что я твой племянник.

– Не беспокойся, – ответил Реза-киши. – Они меня знают, я часто здесь бываю.

Один из караульных монголов подошел, заглянул в арбу.

– Что старик, заплатишь на выезде?

– Как обычно, – ответил Реза-киши.

– А это кто с тобой, – спросил воин, настороженно сверля попутчика маленькими раскосыми глазами. Правой рукой он держал лошадь за узду. И Егор, готовый к броску, отметил, что монгол, для того чтобы выхватить саблю, должен будет сначала отпустить лошадь. Этого времени ему хватит.

– Племянник мой, – сообщил Реза-киши, – приобщаю к делу.

– Здоров больно для такого хрупкого дела, – насмешливо заметил монгол, – ему бы камни ворочать.

– Не Боги горшки обжигают, – ответил Егор.

Монгол молчал, соображая, потом захохотал. Ответ ему понравился. Он хлопнул ладонью по крупу лошади.

– Давай, проезжай.

– Ишь ты, какой сообразительный. За словом в карман не лезешь, молодец, – одобрительно заметил арбакеш, когда они въехали в городские ворота. – У тебя, что нелады с ними?

– А у тебя лады? Ты ими доволен?

– Кто же ими доволен, их же все ненавидят. Просто спросил. Можешь не говорить.

– Из-за них погибли тысячи людей, – сказал Егор.

О том, что его разыскивают монголы, он предпочел не распространяться. Хотя старик внушал ему доверие.

– Племянник, значит, – хмыкнул арбакеш, – радуйся, что я сед, а то бы спросили, почему твой племянник такой светлый, а ты такой смуглый.

На базаре Реза-киши нашел старшину, переговорив, остановил арбу на указанном месте и распряг кобылу. Пока он возился с этим. Егор соорудил частокол из веток, перевязав их веревкой, и прикрепил к бортам телеги, после этого он насадил глиняную посуду на ветки, явив покупателям сразу весь товар наглядно. Реза-киши только диву давался.

– И откуда у тебя такая хватка, – повторял он.

Торговля шла бойко. К полудню, когда показалось дно телеги, Егор сходил в кузнечный ряд и приобрел там лом, кирку и железные клинья. Он положил их на дно арбы. В три часа пополудни весь товар был распродан. Реза-киши не мог нарадоваться.

– Никогда я так быстро не торговал. Легкая у тебя рука, оглан. Ну и ну, собирайся, может, домой засветло попаду.

Егор вновь отлучился и вернулся, держа в руках кувшин.

– Это зачем, – рассердился Реза-киши, – зачем купил. Если тебе нужен был кувшин, я бы тебе так дал. Нехорошо. Обидел ты меня.

– Здесь, главное не кувшин, – сказал Егор, – а его содержимое.

Кувшин был запечатан.

– А-а, – сообразил арбакеш и шутливо погрозил пальцем.

На посту к ним подошел давешний монгол. Получив налог с выручки, он заглянул в телегу и увидел инструменты.

– А это что, – спросил он подозрительно?

– Мой племянник серьезно воспринял твои слова, – нашелся Реза-киши, – решил камни ворочать. Что ты наделал, я теперь помощника лишился.

Монгол вновь захохотал и махнул рукой, пошел к сторожевой будке. Арба выехала из города. Реза-киши несколько раз оглядывался и сообщал, что монголы хлопают себя по ляжкам и хохочут.

– Теперь можно ехать быстрее, – спросил Егор.

Возчик согласно кивнул и щелкнул кнутом.