Самид Агаев - Улица Иисуса

– Ты же сам сказал – якобы. В этом все дело, – ответил Иблис, продолжая делать вид, что происходящее его не касается.

– Может быть, ты мне поможешь, – спросил Али.

– Конечно, – заверил Иблис, – как только я вернусь, извини срочное дело. Постарайся продержаться до моего возвращения.

Али не стал дожидаться других венецианцев, бросился навстречу и прыгнул на них, успешно свалив двоих, упал и откатился в сторону. Вскочив на ноги, он опрокинул стол, устроив преграду между собой и нападавшими. Теснота корчмы была ему на руку. Разъяренные венецианцы махали кулаками, часто промахивались. Али пропустил пару ударов, но вывел из строя еще одного. Первый, в самом начале получивший удар в лицо, все еще не мог остановить кровотечения из сломанного носа. Крестоносцы, которых больше всего опасался Али, на удивление сохраняли спокойствие. Наблюдали, но в происходящее не вмешивались. Видимо, какое-то опасение перед ними было и у венецианцев, поскольку в какой-то момент атака захлебнулась. Они стояли друг против друга. У Али были разбиты кулаки, рассечена губа и подбит глаз, ограничивший его кругозор. Он переместился и занял более выгодную позицию. Справа от него была стена, а слева столик крестоносцев. Трое оставшихся драчунов не понесли существенных потерь, но могли. И потому медлили, встретив стойкого и бесстрашного противника.

– Господа, может быть достаточно, – подал голос кто-то из крестоносцев, – это было эффектно.

– Но это мусульманин, – сказал венецианец.

– Да, какая разница. Мы сюда отдохнуть пришли. Выпить и закусить. Если вы так жаждете сражений с мусульманами, отправляйтесь в Дамиетту. Там как раз нехватка в бойцах. А то вы здесь впятером на одного. Видно же, что он порядочный человек. Успокойтесь.

После этого других слов не понадобилось. Словно была дана команда к примирению. Прибежали подавальщики и стали поднимать и расставлять упавшую мебель, столы и стулья. Потерпевшим была оказана помощь. Али вернулся к своему столу и оттуда услышал голос одного из венецианцев:

– Может быть, сударь желаете выпить мировую?

– Это можно, – ответил Али, – прошу к моему столу.

Когда вернулся из небытия Иблис, места за столом для него не нашлось. Пришлось принести еще один стул.

– Это как понимать, – недовольно спросил он, – что здесь происходит?

– Пьем мировую, – сказал Али, – а ты лучше помалкивай. Это ты их натравил на меня.

– Как ты мог такое подумать, – укоризненно сказал Иблис, – кого я мог на тебя натравить?

Али посмотрел по сторонам и никого не увидел. Вокруг была тьма, он зажег свечу и понял, что находится в пещере. Он был один, но синяки и раны присутствовали на месте.

– Ну и сволочь же ты, специально подстроил эту ссору, – сказал он в пустоту и услышал сатанинский смех в темноте.

– Как же пить хочется, – сказал Али, – и зачем я ел эту копченую рыбу. Сим-сим, откройся уже, наконец.

– Кажется, она очнулась, – сказал кто-то рядом. Голос был глух и тягуч, словно, просачивался через ткань или хлопок.

– Вылейте на нее ведро холодной воды. Тогда она скорее придет в себя, – это уже был второй голос, властный и решительный.

– Нет необходимости, господин, она уже пришла в себя.

Зинат повела головой и сообразила, что звуки глухие оттого, что у нее на голове замотана ткань. После этого она вспомнила все остальное. Когда она вышла из храма от больного гостя, то услышала чей-то зовущий голос за оградой. Выйдя за ворота, увидела сгорбленную старуху индианку. Лицо и голова ее были закрыты чадрой на мусульманский манер.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила Зинат, подойдя к женщине. Она выпрямилась и Зинат увидела перед собой усатого мужчину. В этот момент кто-то сзади закрыл ей лицо удушливой тряпкой, и остальное она помнила смутно. Она потеряла сознание, потом пришла в себя оттого, что ее перекинули через седло и долго везли куда-то.

При мысли об оставленном ребенке, она рванулась и поняла, что связана по рукам и ногам.

– Откройте ей лицо, – приказал властный голос, и прежде чем с головы стащили ткань, она поняла, кому он принадлежит.

– Пракаш, – сказала она человеку в богатой одежде, сидевшему на стуле в середине комнаты, – какого лешего тебе нужно от меня, немедленно развяжи мне руки. Где мой ребенок?

– Ну надо же, а я теряюсь в догадках, – сказал Пракаш, – что это за неземная красавица Зинат танцует в моих владениях. Оказывается, это моя жена Лада. Посадите ее на стул.

Двое индийцев, взяли женщину под мышки и усадили перед ним.

– Чего ты хочешь? – спросила Лада.

– Поговорить, – ответил Пракаш.

– Ради этого ты похитил меня из храма. Разве нельзя было поговорить там. Или ты не только поговорить хочешь?

– В храме бы у нас разговора не получилось.

– Так что тебе надо, говори скорей. И закончим эту комедию. Я вообще не понимаю к чему все это. Ты выгнал меня из дома с ребенком, с твоим сыном, между прочим. Я ушла с твоего согласия. И зачем все это?

– Выйдите вы оба, – сказал Пракаш своим людям.

– Слушаемся, раджа.

– Это не мой сын, – сказал Пракаш, – это ублюдок. Как ты сумела провести меня? Ведь это произошло на острове у твоих пиратов, верно. Ты заигрывала со мной, но спала с Али.

– Это неправда. Я тебе много раз уже говорила об этом.

– Почему же в таком случае этот ребенок как две капли воды похож на него.

– Я не знаю. Я уже клялась тебе в верности. Ты похитил меня, чтобы продолжать этот бессмысленный разговор?

– Нет, тот разговор закончен. Но я отпустил тебя, хотя мне следовало тебя убить. Я отпустил тебя, но ты продолжаешь позорить меня, танцуешь в храме, как эти божественные проститутки девадаси.

– Они не проститутки.

– Ладно, не тебе объяснять мне частности моей религии.

– Я танцую и живу под вымышленным именем. Тебе нет до этого дела.

– Но ты, я слышал, пользуешься популярностью. Рано или поздно тебя кто-нибудь узнает из моих подданных. И станут говорить, что жена раджи Пракаша – храмовая проститутка. Я не буду тебя убивать в благодарность за то, что ты меня освободила из пиратского плена. Хотя это было бы разумней всего. Но ты не будешь танцевать в храме. Я не могу тебе этого позволить.

– Где я? – спросила Лада.

– Это один из моих домов, – ответил раджа, – ты будешь находиться здесь всю оставшуюся жизнь. Я могу себе это позволить вместо того, чтобы убить тебя. И ты должна быть мне за это благодарна.

– А что будет с нашим сыном, прикажи доставить его сюда, чтобы он жил здесь со мной. Мое сердце разрывается от беспокойства.

– Если твое сердце разорвется – это будет наилучший выход для нас обоих. А что касается твоего ублюдка, то меня не интересует его судьба.

– Развяжи меня, – попросила Лада.

– Зачем?

– Странный вопрос. У меня затекли руки. Ты что боишься меня?

– Вот еще, – усмехнулся раджа. Он вытащил кинжал и перерезал веревки, стягивающие руки Лады.

– Ведь ты клялся мне в любви, – сказала Лада, растирая запястья, – я потому и вышла за тебя замуж, поверила, помогла освободиться из плена.

– Чего не сделаешь ради свободы, – ответил раджа.

В следующий миг Лада бросилась на него, как разъяренная тигрица, и опрокинула на спину. На крик раджи в комнату вбежали люди. Им с трудом удалось оторвать и оттащить рани[29] от раджи и связать. Лицо раджи было в крови. Он приложил платок к царапинам, посмотрев на испачканный платок, бросил его на пол:

– Я научу тебя смирению, – сказал Пракаш, – будешь сидеть взаперти, пока не сдохнешь. – И обращаясь к слугам, приказал, – Развяжите ее только тогда, когда я уеду. Держать взаперти и глаз с нее не спускать. А ты дикарка, когда научишься себя вести, получишь разрешение на прогулки.

После этого он ушел. Дверь закрылась. Лада в ярости колотила в нее связанными руками и ногами, пока не выбилась из сил. Потом она услышала удаляющийся стук копыт. Вскоре пришел один из слуг, развязал ее и ушел, оставив еду и питье.

Первое время Лада металась по комнате, не находя себе места от тревоги за сына. Но вскоре успокоилась. Бездетная Рита относилась к мальчику, как к своему ребенку, а собственная участь ее мало беспокоила. Однако так просто она сдаваться не собиралась. Дорогу сюда она проделала в беспамятстве, и даже не могла предположить, как долго они ехали, и где сейчас они находятся. В комнате было небольшое окно, забранное решеткой. Из него была виден забор, а за ним холм круто уходил вверх, покрытый густыми зарослями джунглей. Судя по высоте, комната находилась на втором этаже. Лада потрясла решетку, она сидела прочно. Взглянула на небо, оно было затянуто облаками. Вследствие этого сумерки наступали быстро. По листьям деревьев начал шуршать мелкий дождь. В Индии зима дождлива. У стены стояла лежанка. Лада села на нее, и задумалась над тем, почему ей так не везет с мужьями. Поставленный вопрос был так глубок, что отодвинул нынешнюю ситуацию на второй план. Все началось с невинной шалости, проступка. Она без разрешения матери ушла на ярмарку поглядеть на товары, а точнее на бусы, их продавали цыгане. Хотя мать строго настрого запретила ей уходить со двора, особенно на ярмарку. Она не послушалась, в итоге оказалась на невольничьем рынке Ширвана, затем Азербайджана и, наконец, в гареме правителя Азербайджана. Тем не менее, судьба благоволила к ней, ибо не давала пропасть совсем. В последнюю минуту она всегда находила спасение. Перед смертью правитель Азербайджана позвал моллу и записал с ней кэбин – свидетельство о браке. Кто бы мог подумать, что простая деревенская девчонка поднимется так высоко. Из смердов в царицы. Правда, государство атабеков уже не существовало, но это не имело для нее никакого значения. Кто мог ее сглазить, почему всякий раз, когда жизнь начинала налаживаться, и она в очередной раз выходила замуж, – все рушилось. Видно некоторым людям нельзя вступать в брак, они этим нарушают какой-то слаженный общественный миропорядок. Видимо у них другое предназначение. Какое? Лада вспомнила Натика и вздохнула.

– Может быть, он прав. Это судьба. Так предначертано.

Лязгнул ключ в замке. В комнату вошли вооруженный саблей человек, видимо охранник и дородная женщина. Охранник сказал:

– Эта женщина будет за вами ухаживать, так распорядился раджа.

После этого он вышел.

– Госпожа, вам что-нибудь нужно? – изобразив полупоклон, низким грудным спросила женщина. Она была молода и мужеподобна.

– Кто ты? – спросила Лада.

– Меня наняли, чтобы оказывать вам услуги. Меня зовут Ума. Вам что-нибудь угодно?

– Мне угодно выйти во двор, подышать свежим воздухом.

– Это запрещено.

– Тогда, иди к черту.

Ума согласно кивнула головой и вышла из комнаты. Лада легла на бок и поморщилась. Какой-то твердый предмет вонзился ей в бок. Это был кинжал, маленький изящный стилет, который она носила для самозащиты. Как она могла забыть о нем. Лада встала, подошла к двери и примерилась для удара. На кого у нее поднимется рука? На любого, кто встанет на ее пути, но только не на женщину. Но с этой здоровенной бабой без оружия ей не справится. Во время долгого пребывания на острове главарь морских разбойников Хасан показал ей несколько приемов нападения с ножом. Она могла бы убить мужа, и все бы закончилось. Как она могла забыть о кинжале. Расцарапала по-бабьи лицо, а надо было воткнуть клинок в его лживое сердце. Теперь, обретя оружие, Лада вдруг успокоилась. Легла, обдумывая план побега. За окном монотонно шуршал дождь. Под эти звуки она задремала и увидела Али, который, хмурясь, разглядывал ее сына и с подозрением спрашивал:

– Почему он похож на меня? У нас тобой ничего не было.

– А ты вот теперь докажи, что не было, – язвительно ответила Лада, и в сердцах добавила, – подложил свинью и еще спрашивает.

Проснулась она оттого, что открылась дверь, и комнату озарил свет. Это была Ума с лампой в руке. В другой руке она держала маленький поднос.

– Я принесла вам чай, – сказала она грубым голосом, – будете пить или его тоже к черту.

– Я не могу посылать к черту человека, который принес мне чай, – миролюбиво сказала Лада. – Это невежливо.

– Буду знать, – сказала Ума, – она наполнила чашку чаем из чайника и поставила перед ней, а это шербет.

– Сколько ночи? – спросила Лада.

– Скоро полночь.

– Зачем же ты меня разбудила.

– Я вас не будила, я просто принесла чай.

– А, если я теперь не засну, и буду мучиться до утра?

– Простите, я не подумала.

– По себе судишь?

– Да, как вы догадались? Мне все равно, когда разбудят, все равно засну снова.

– А где охранники? – спросила Лада.

– Один за дверью, второй спит. На что они вам, у меня все спрашивайте.

– Ты знаешь, кто я?

– Да, вы рани.

– А ты знаешь о том, что меня незаконно здесь удерживают.