Барбара Вуд - Улица Райских Дев

– Саида, – продолжал он, – я чтил вашего мужа, да благоденствует он в раю. Я почитаю и вас и пришел к вам сегодня, надеясь, что вы не откажетесь принять мой подарок…

Амира открыла маленькую коробочку – на темном бархате лежало античное золотое кольцо. В красивом халцедоне был вырезан лист тутовника – символ вечной любви и верности.

– Саида, – повторил он и поправился с улыбкой: – Амира! Я прошу вас выйти за меня замуж.

– Замуж! Аллах великий! Мистер Скаурас, я так удивлена, что не могу отвечать.

– Простите меня, дорогая госпожа, я давно думал об этом, но вы, значит, не догадывались. Простите меня, если я оскорбил вас.

– Вы оказали мне высокую честь, мистер Скаурас, – запротестовала Амира.

– Я понимаю, что вы удивлены, ведь вы совсем не знаете меня…

«Я мечтала о любви и видела вас во сне, – думала она, – это вы ничего не знали…»

– Я прошу вас подумать о моем предложении. У меня большой дом, и я живу один, дочери вышли замуж. Жена моя умерла восемь лет назад. Я здоров и обеспечен. Я буду заботиться о вас, Амира, вы ни в чем не будете испытывать недостатка.

– Но как же я оставлю своих детей? – спросила она. – Свой дом?

– Моя дорогая Амира, но вы не можете прожить всю свою жизнь в гареме, – возразил он. – Настали новые времена…

Она похолодела. Неужели он знает о гареме на улице Жемчужного Дерева, из которого Али взял ее в жены? Мог ли Али рассказать ему? Или он имеет в виду гарем как строгое затворничество? Но если и не знает, она должна будет рассказать ему о своем детстве, прошедшем в гареме, где, возможно, мать ее была одной из наложниц. Оживить позорные воспоминания… Она нашла однажды этот дом, чтобы узнать о своем прошлом, но он был разрушен, а наложницы разбежались.

– Мой сын потерял жену, мистер Скаурас, – сказала она, – и у моей дочери нет мужа. Я обязана устроить их судьбу.

– Ибрахим и Нефисса уже не дети, Амира.

– Для меня они всегда будут детьми, – возразила она и вспомнила свой страшный сон. Не потому ли она боится оставить детей, что ее когда-то вырвали из объятий матери?

Андреас подошел ближе к Амире, и она почувствовала, что если он коснется ее, она уступит. Скажет: «Да, я выйду за вас замуж». Но он посмотрел ей в глаза и сказал:

– Вы красавица, Амира. Да простит меня Бог, я влюбился в вас, как только увидел. Мое признание не оскорбит память Али. Может быть, он и догадывался об этом. Мы с ним были как братья.

Слезы подступили к глазам Амиры – слезы печали и радости. Смятение прошло, она знала, как должна поступить. Муж отвел ее от края бездны и дал счастье, – как же она смела мечтать о поцелуях и объятиях его друга! Кроме этого, Скаурас должен будет узнать ее историю. Ей придется рассказать ему, что Али Рашид не был первым мужчиной в ее жизни. Скаурас поймет, что жениться на Амире было пятном в жизни его друга.

В эту минуту раздался голос Скаураса:

– Я чту Али, своего лучшего друга, и я почитаю вас, Амира. Вы – безупречная женщина.

Она отвернулась. Нет, он не должен узнать. И она твердо сказала:

– Я должна посвятить себя моим детям, мистер Скаурас. Я польщена вашим предложением и считаю его за большую честь, но вынуждена его отклонить.

– И в вашем сердце нет даже искры чувства ко мне, Амира? Я бы мог надеяться и ждать…

Она хотела бы сказать: «Это не искра, Скаурас. Я люблю вас с первой встречи». Но она протянула ему коробочку с кольцом и сказала:

– Дайте мне время подумать. А кольцо я приму, если соглашусь выйти за вас замуж.

Она прошла с ним до садовой калитки, и он сел в ожидавший его большой черный лимузин. Едва она проводила его, подошел слуга и сказал:

– Миссис, господин ожидает вас у себя.

Вернувшись в дом, она как будто очнулась от наваждения. Едва не приняла предложение Скаураса… Едва не покинула свой благополучный дом и не связала свою жизнь с незнакомцем… «Как легкомысленны женщины, – думала она, – мы – игрушки страстей. Нет, – решила Амира, – разум должен направлять жизнь, а не сердце». Если ей и Скаурасу суждено быть вместе, так и будет, а сейчас она должна думать о своих детях. О Нефиссе с ее опасными романтическими мечтаниями, об Ибрахиме, глаза которого все так же печальны и тревожны. И еще об одной, имя которой не произносится уже много лет – о Фатиме, изгнанной из дома.

«Я должна сохранить вторую дочь, уберечь ее от участи старшей, – думала Амира, поднимаясь по массивной лестнице, которая отделяла женское крыло дома от мужского. – Я спасу Нефиссу от старости, которая может охватить ее… Впрочем, и меня тоже».

Амира прошла через затемненные от солнца комнаты, которые принадлежали раньше ее мужу, вспоминая, как молодой женой она приходила сюда к Али, купала его и массировала, занималась с ним любовью, а потом он отсылал ее, и она уходила на женскую половину, пока муж не вызывал ее снова. Через несколько лет на мужскую половину переведут трехлетнего Омара, сына Нефиссы, и он будет там жить, принимать друзей, когда вырастет. Вести самостоятельную и отдельную мужскую жизнь – как его покойный отец и старший брат матери – Ибрахим.

Увидев Ибрахима, Амира расстроилась. За две недели он сильно похудел, выражение лица мрачное. Угрюмо взглянув на Амиру, он сказал по-арабски:

– Я уезжаю на время, мать.

Она нежно сжала его ладони в своих и спросила:

– Разве это поможет? Печаль уносит только время.

– Я все время думаю о своей жене.

– Слушай, сын моего сердца. Вспомни слова Абу Бакра. Когда Пророк Мухаммед умер, люди потеряли веру, а Абу Бакр сказал: «Для тех из вас, кто поклонялся Мухаммеду, он мертв. Для тех, кто поклонялся Богу, он жив и никогда не умрет. Веруй в Бога, сын мой. Он мудр и милосерден».

– Я должен уехать, – повторил Ибрахим.

– Куда же ты поедешь?

– На Французскую Ривьеру. Король собирается туда.

Амира почувствовала острую боль в сердце. Она хотела обнять сына, взять на себя его беду, уговорить его не покидать родной дом. Вместо этого она прошептала:

– И надолго ты уезжаешь?

– Не знаю. В моей душе нет мира, и я должен обрести его.

– Ну что ж… Иншалла. – Во имя Бога. – Она поцеловала его в лоб, даруя материнское благословение.

Амира вернулась на женскую половину дома. На сердце у нее было смутно, томили дурные предчувствия. Что означают ее сны? Ребенок, вырываемый из материнских рук, – это сон-воспоминание или сон-предчувствие? Может быть, ее страхи в связи с отъездом Ибрахима – предчувствие беды? И страх за Нефиссу – тоже? Да, она должна остаться с детьми, защитить их от опасностей… Но как? Удастся ли ей?

Прием Амиры был окончен, слуги уже запирали калитку– как всегда, в четыре часа госпожа удалялась в свои покои, чтобы не пропустить время молитвы. Амира прошла в ванну и совершила ритуальное омовение перед молитвой, а потом, сняв туфли, простерлась ниц лицом к Мекке на молитвенном коврике в своей спальне, перед кроватью, на которой недавно умерла молодая жена Ибрахима, произведя на свет дочь Камилию. Как только до ее слуха донеслись призывы муэдзинов с многочисленных минаретов Каира, Амира отрешилась от всего земного и материального, и мысли ее сосредоточились на Боге. Зажав лицо в ладонях, она начала молитву:

– Аллах акбар. Господь велик. – Она читала «Фатиху», первую суру Корана. – Во имя Бога милостивого и милосердного… – привычно вставая, опускаясь на колени и трижды касаясь лбом пола со словами: – Бог велик. Я возношу хвалу его совершенству и всемогуществу. – Наконец, она выпрямилась со словами: – Нет Бога кроме Бога, и Мухаммед Пророк Его.

Амира чувствовала умиротворение после молитвы. Женщины дома Рашидов по призыву муэдзина совершали молитву пятикратно – перед рассветом, около полудня, в пять часов пополудни, накануне захода солнца и поздно вечером. Никогда не молились во время восхода солнца, в полдень или в час заката – в это время поклонялись солнцу язычники.

Молитва успокоила душу Амиры, и ее тревога улеглась. Когда она шла на кухню отдать распоряжения кухаркам, она ясно представляла себе, как должна поступать в ближайшее время – необходимо найти новую жену Ибрахиму и мужа Нефиссе.

А там, если на то будет воля Бога, она обдумает предложение Андреаса Скаураса.

Тринадцатилетняя Захра доила буйволицу. Прижавшись щекой к ее теплой шкуре, она на несколько минут забылась и перестала думать о предстоящей свадьбе с шейхом Хамидом. Завтра! Уже завтра!

Отец и слушать не стал ее возражений – ответом были брань и побои. Абду она встретила лишь один раз – он возмущенно крикнул: «Мы же двоюродные, и нас обещали поженить!»

Мать убеждала Захру, что в доме богатого мужа ее ждут довольство и изобилие, но дочь слышала в ее голосе неуверенность и видела в глазах затаенную печаль. У Хамида действительно была богатая лавка, но вся деревня знала, что он скуп, прижимист, не держит ни одного работника и к тому же ленив. Захре предстояло торговать в лавке и делать всю работу по дому, пока муж пьет кофе и играет в кости на террасе кофейни Хаджа Фарида.

Захра знала, почему отец решил отдать ее за Хамида. Выдавая замуж старшую дочь, он наделал много долгов, и семья Захры стала одной из беднейших семей деревни.

Зеленые поля еще были окутаны дымкой утреннего тумана, но солнце уже сияло и блики его сверкали в воде канала. Деревня просыпалась. Над земляными крышами тянулся дымок, воздух наполнялся ароматом горячего хлеба и тушеной фасоли. С минарета раздавался голос муэдзина: «Лучше молитва, чем сон!»

Захра высматривала Абду и наконец увидела его на берегу канала – высокого, широкоплечего. Она подбежала к нему и остановилась, встревоженная, – на нем была новая галабея, в руке – узелок.

Он посмотрел на нее зелеными, как Нил, глазами, помолчал и наконец вымолвил:

– Я ухожу, Захра. Я вступил в «Братство». Раз ты мне не досталась, то я никогда не женюсь и отдам свою жизнь за то, чтобы наша страна вернулась к Богу и в Египте возродился подлинный ислам. Выходи замуж за Хамида, Захра, он стар и скоро умрет. Тогда ты унаследуешь лавку, радиоприемник – будешь богатой женщиной, шейхой.

У Захры задрожали губы.

– Куда ты поедешь?

– В Каир. Там мне помогут. У меня нет денег, и я пойду пешком, но я взял еды на дорогу.

– Я отдам тебе шарф. – Захра хранила дорогой шарф, подаренный незнакомцем, под одеждой, чтобы отец не отнял его. – Ты его продашь, и у тебя будут деньги.

– Я не возьму, – возразил Абду. – Надень его на свою свадьбу.

Она заплакала, он обнял ее и почувствовал жар ее тела под одеждой.

– Не покидай, меня, Абду! – Она вся трепетала, прильнув к его твердой груди.

– Нет, – ответил он сдавленным голосом. – Ты – моя любовь, Захра, но тебе суждено стать женой другого. Не порочь себя, будь ему верной женой.

Он поднял свой узелок и пошел от нее, вдоль канала, но она пронзительно закричала ему вслед:

– Ты уносишь с собой мою душу, Абду, мое дыхание, мои слезы. Хамиду достанется мертвое тело.

Абду обернулся на этот отчаянный призыв и бросился к ней, она раскрыла ему объятия. Вспорхнула пара испуганных зуйков, свивших гнездо в камышах. Они вздрогнули, и связанные в узел волосы Зухры распустились и покрыли ее плечи. Абду привлек ее к себе и почувствовал, что его тело загорелось желанием. Его рот искал ее губы, пальцы запутались в ее волосах. Он прижался лицом к ее шее и обонял Египет – запахи плодородного Нила, горячего хлеба, мускусный запах буйволицы и аромат юного девственного тела Захры.

Они упали на сырую землю, на ложе из сочных побегов молодой зелени, и утренний туман заклубился вокруг них. Абду накрыл Захру своим сильным телом. Девушка, вся дрожа, прильнула к нему. Абду резким движением поднял платье и коснулся нежного бедра возлюбленной.

– Аллах! Захра – моя жена, моя душа!

На закате солнца Захра и ее мать спустились к Нилу, где деревенские женщины набирали воду в свои кувшины, стирали и полоскали одежду, мыли руки и ноги – мужчины в это время к берегу не приближались. Занимаясь всеми этими делами, они оживленно болтали, а ребятишки в это время играли или плескались вокруг стоящего в воде буйвола.

– Завтра у тебя большой день, ум Хуссейн, – поздравляли женщины мать Захры. – Мы уже неделю постимся, чтобы попировать на богатой свадьбе!

Подружки Захры – такие же девочки – хихикали и краснели, рассуждая о том, каково-то ей будет спаться будущей ночью.

– Хамид – ненасытный, – заявила одна девчушка, не очень-то понимая сути дела, а просто повторяя пересуды взрослых. – Ты с ним умаешься, Захра.

Женщины хохотали, поливая себе головы водой из Нила. Одна, набирая свой кувшин, посоветовала:

– Держи Хамида на голодном пайке, Захра, и он будет приходить к тебе каждую ночь!

– А я вот придумала средство, чтобы мой муж исправно являлся ко мне каждую ночь, – похвасталась ум Хаким. – Он завел обычай возвращаться домой за полночь, ну уж я его и проучила! Вернулся он, а я и спрашиваю, будто со сна: «Это ты, Ахмед?»