Несмотря на стремление вычеркнуть Джона из своей жизни, Мэрилин было интересно, как складывается его судьба. Это было нездоровое любопытство, но крайне настойчивое. Она считала, что это по большей части объясняется его талантом. К счастью, Мэрилин не сталкивалась с ним после неприятного инцидента перед Рождеством. Да она ничего и не слышала о нем с тех пор, и была благодарна, но при этом чувствовала разочарование, которое абсолютно сбивало с толку.

Теперь его работы выставлялись в галерее «Бернард», расположенной в центре Сиэтла в районе Пайонир-сквер. Джон действительно заслуживал более широкой аудитории. Но правда заключалась в том, что она скучала по ею нечастым визитам. Она скучала по разговорам, но больше всего ей не хватало его снимков. Его талант был немаловажной вещью. Узнав, что работы Джона выставляются в Сиэтле, Мэрилин решила посетить открытие выставки. Она не боялась встретить там Джона. Опыт научил ее, что он избегает подобных мероприятий, заявляя, что претенциозность не просто невыносима, а еще и будит в нем дурные инстинкты. Он как-то сказал Мэрилин, что комментарии по поводу его «метода анализа явлений природы» или его «умения запечатлеть то, чего не существует» вызывали у него желание прыгать, как обезьяна, и издавать подобные ей звуки.

В воскресенье был День матери, и Мэрилин решила потворствовать своим желаниям. Утро она провела со своей матерью — отвела Грейс в морской ресторан в бухте. В редкий для нее момент сентиментальности Мэрилин сказала себе, что будет такой же хорошей матерью своему ребенку, какой для нее была Грейс. Перед отъездом на пароме Мэрилин заехала к Келли и отдала ей подарок.

Приехав в галерею, она обнаружила, что шоу уже в самом разгаре. Мэрилин надела свободное черное платье и нитку белого жемчуга, благодаря чему, по собственному мнению, выглядела достаточно элегантно. Вскоре Мэрилин уже держала в руке бокал, наполненный яблочным соком, и медленно бродила, осматривая работы Джона.

Она увидела и самого мистера Бернарда — хозяина галереи, — он стоял перед фотографиями Джона. Мужчина разговаривал с супружеской парой среднего возраста, посетители, очевидно, были в восторге от одной из фотографий Джона.

— Мистер Бауман затворник, — говорил владелец галереи. — Я пытался убедить его посетить сегодняшнее мероприятие, но, к сожалению, он отказался.

Мэрилин про себя улыбнулась — она оказалась права. Если бы был хоть один шанс, что Джон появится здесь, она бы не рискнула прийти. Она не хотела давать ему знать о своей беременности.

Фотографии были развешаны от потолка до пола, помещены в рамки, каждая подписана и пронумерована.

Переходя от одной работы к другой, Мэрилин остановилась, чтобы восхититься его снимками, на которых была изображена природа. Поле с голубыми цветами, а на заднем фоне горная река. Все было настолько красочно, что у Мэрилин перехватило дыхание. Несколько уголков заснеженного полуострова Олимпик, на переднем плане чистые воды залива Пьюджет-Саунд — и все это отражало величавость гор.

Следующая серия фотографий демонстрировала новую сторону творческой манеры Джона. Эти фотографии — черно-белые — были сделаны возле пристани. На одной из них туман раннего утра частично скрывал судоверфь флота. Парусные шлюпки, прикрытые туманом, будто пеленой, устремили мачты прямо в удивительное небо. Картина была восхитительной, умиротворяющей и немного мистической.

Второй снимок, на который посмотрела Мэрилин, был абсолютно не похож на те работы Джона, что она видела ранее. В углу висела записка, в которой говорилось, что работа не предоставлена на продажу. Мэрилин остановилась и смотрела на фотографию женщины на краю пирса, смотрящей на бухту. Снежные пики гор можно было различить и на расстоянии. День был солнечным, и женщина стояла спиной к камере. Она поднялась на цыпочки, опершись о перила, и подкидывала в воздух попкорн для чаек. Птицы подлетали к ней, размахивая крыльями.

Значит, теперь Джон фотографирует и людей. На мимолетную секунду Мэрилин задалась вопросом, кто же эта женщина, завладевшая вниманием Джона, и почувствовала неожиданный и нежеланный приступ ревности.

Мэрилин изучала фотографию, и ее охватили двойственные эмоции при мысли о его быстро менявшихся пристрастиях. Не нужно было видеть лицо женщины, чтобы понять — она испытывала обычную радость от кормления птиц. Мэрилин и сама кидала чайкам попкорн, поэтому прекрасно знала, насколько весело это может быть. Она стояла на том же пирсе и…

Минутку!

Это была не просто женщина — это была она! Джон сфотографировал ее на пирсе. Она торопливо перешла к следующему снимку и с облегчением поняла, что оказалась только на одной фотографии.

Садясь на паром в Бремертоне, Мэрилин поняла, что ее настроение упало. Эта единственная фотография сказала ей больше, нежели она хотела знать. Джон видел ее на пристани, но она сама представления об этом не имела. Когда? Это точно произошло после их встречи на Рождество — вероятно, в марте, если судить по пальто, которое на ней надето. Мэрилин отправлялась кормить чаек несколько раз во время своего обеденного перерыва, и он, очевидно, увидел ее. Тот факт, что он сделал эту фотографию — его единственный снимок человека, — говорил о том, что он действительно испытывал к ней чувства. Может, все еще испытывает. И все же она не могла позволить себе ответить на эти чувства, не могла отреагировать на свое глубокое влечение к нему. Просто не могла!

Вместо того чтобы направиться домой, Мэрилин удивила себя и поехала к матери. Грейс на кухне занималась готовкой. Недавно у нее появилась привычка приготавливать, замораживать и хранить все то, что ей может потребоваться на следующие шесть дней — до следующего воскресенья, когда цикл начинался заново.

— Я пробую несколько новых рецептов, — сказала Грейс дочери, раскладывая овощи, банки и другие ингредиенты на столе. — Ты поужинала?

— Пока нет. Я все еще не могу отойти от позднего завтрака. — Ее аппетит пропал, но причиной тому были беспокойные мысли, а не проблемы с желудком.

— В чем дело? — спросила ее мать.

— Почему ты думаешь, будто что-то случилось? Сегодня День матери, и я хочу побыть с тобой. В этом ведь нет ничего плохого?

Грейс оторвала полоску фольги и накрыла маленькое блюдо с запеканкой, которое только что вытащила из духовки.

— Знаешь, не воспринимай мои слова в штыки, но твой голос звучит оборонительно.

— Может, мне просто надо поехать домой.

И правда, не стоило ей приезжать к матери — Грейс видела дочь насквозь.

— Ты встретила его? — шокировала Грейс вопросом Мэрилин.

Мэрилин не надо было спрашивать, о ком именно идет речь.

— Нет, — ответила она. — Нет.

Для большей убедительности она покачала головой.

Грейс поставила на плиту чайник. Похоже, каждый раз, когда им предстоял серьезный разговор, мать заваривала чай. Это говорило о том, что Грейс считает предстоящий разговор серьезным, требующим внимания.

— Мам…

— Садись и не спорь со мной, — оживленно проговорила Грейс.

Она выдвинула кухонный стул и махнула рукой, указывая Мэрилин на него.

К сожалению, слишком быстро чай был приготовлен и чайник поставлен в центр стола.

— Ты уже знаешь, что я была беременна, когда мы с твоим отцом поженились.

Мэрилин знала это и не была заинтересована в ответе — поженились бы ее родители, не будь мать беременна.

— В те времена необходимо было играть свадьбу.

— Времена меняются, — напомнила матери Мэрилин.

Если верить статистике, то треть всех детей рождается вне брака. Другие женщины воспитывают детей в одиночку, значит, сможет и она.

— Он ведь художник, верно?

— Мам. — Вопрос привел Мэрилин в ярость. — Я уже говорила, что не отвечаю на вопросы, связанные с отцом ребенка, поэтому, пожалуйста, не спрашивай.

— Ты права, абсолютно права. — Грейс ударила по столу, будто злясь на себя за неуместный интерес. — Я не хотела… На самом деле я планировала поговорить о твоем отце и обо мне. Мы провели вместе больше тридцати пяти лет и… И я не знаю, была ли для него лучшей женой. Думаю, он мог быть куда счастливее с другой женщиной. Судя по всему, в этом причина, по которой он ушел.

— Сомневаюсь, — проговорила Мэрилин, благодарная за шанс откровенно поговорить об отце.

Она не могла сделать этого с Келли, которая, похоже, считала отца святым. Ее сестра полагала, что он просто не способен допустить ошибки. Келли отказывалась понять правду об их отце, по какой-то причине она просто не способна была иметь другую точку зрения.

— Знаешь, я с трудом вспоминаю времена, когда отец был счастлив. Он впадал в свое мрачное настроение, и мы с Келли знали — его лучше избегать.

Грейс кивнула.

— Он казался таким занятым своими проблемами. — Воспоминания Мэрилин об отце не были плохими, но после его исчезновения именно они всплывали на поверхность. — Мам, ты не можешь винить себя.

— Не знаю, — взволнованно ответила Грейс. — Я просто пытаюсь объяснить тебе, и у меня получается крайне плохо… — Она глубоко вздохнула. — Когда дело касается отца ребенка, прислушайся к своим инстинктам. Не делай того, что советуют другие, поступай так, как подсказывает сердце.

— Именно так я и делаю, мам. Именно так.

— Я только об этом и могу тебя просить.

Мэрилин улыбнулась и наклонилась, чтобы сжать ладонь матери.

— Спасибо, мам. Мне нужно было услышать это. А теперь, может, отведаем немного твоей запеканки? Мне что-то сильно захотелось поесть.


Неделю спустя, днем в пятницу, Грейс все еще размышляла над разговором с Мэрилин. Если дочь решила держать отца ребенка в стороне от своей жизни, на это должна быть причина. Временами она ощущала в Мэрилин неуверенность — будто дочь сомневалась в своем решении, но если и так, то не обсуждала с ней эти моменты. После рождения ребенка Мэрилин еще может передумать.

Помощница Грейс — Лоретта Бейли — приехала в библиотеку рано, поэтому Грейс могла уехать на то, что смутно называла «встречей». Как только показалась Лоретта, Грейс схватила свитер, желая уйти до того, как ее закидают ненужными вопросами.

— Спасибо, Лоретта! — направляясь к двери, крикнула Грейс.

— Да никаких проблем. Ты встречаешься со своим симпатичным другом?

У нее, должно быть, написано что-то на лбу, со вздохом подумала Грейс, потому что подобный вопрос ранее ей задала Мэрилин, когда они встретились за обедом.

— Клиф попросил отвезти его в аэропорт. — Он так много сделал для нее за все эти месяцы, и это было такой маленькой просьбой. — Он отвозит некоторые памятные вещи дедушки в музей в Аризоне.

— А, верно, ведь его дед был знаменитым голливудским ковбоем?

— Да, Том Хардинг собственной персоной, Поющий ковбой.

— Я слишком молода, чтобы помнить его телевизионное шоу, но определенно слышала что-то о Поющем ковбое, — проговорила Лоретта. — Мои братья пытались петь, и это только пугало соседских котов.

Грейс засмеялась и направилась на парковку, где были забронированы места для работников библиотеки.

К тому моменту, как Грейс приехала к дому Клифа, он уже был собран и готов к отъезду. Соседи позаботятся о его лошадях, а Клиф отслужит им, когда они отправятся в поездку.

Грейс приехала на несколько минут раньше, поэтому прошла к загону, где паслись его лошади. Она стояла у изгороди, когда к ней направилась красивая рыжевато-коричневая кобыла.

— Привет, Брауни, — проговорила Грейс, гладя кобылу по длинной шее.

— Если хочешь, она будет есть с твоей руки, — раздался сзади голос Клифа. — Так же как и я.

Он говорил подобные вещи, чтобы смутить ее, была убеждена Грейс.

— Готов ехать? — спросила она, отворачиваясь от лошади.

Было куда легче игнорировать его комментарии, нежели отвечать на них.

— В любое время, как ты захочешь.

Клиф положил свой чемодан на заднее сиденье, а затем забрался на пассажирское место. Грейс выехала со двора, оставляя за собой след пыли. Вдоль забора рядом с машиной побежали два мерина, и Грейс восхитилась их красотой и скоростью. Она понимала, почему Клиф захотел жить так далеко от города. В те моменты, когда посещала его маленькое ранчо, Грейс всегда чувствовала спокойствие. Неожиданно она поняла, что после всех этих лет жизни в городе была бы не против пожить за городом. Но раньше она даже не думала, что будет рассматривать такую возможность.

— Спасибо, что согласилась подвезти, — проговорил Клиф, когда она сворачивала на дорогу.

— Это меньшее, что я могу сделать. Ты так помог мне.

Ни секунды не медля, Клиф сказал:

— Если ты чувствуешь себя обязанной, тогда тебе стоит серьезно подумать над нашими отношениями — о том, куда мы можем зайти.