— Нет, Лайон, кажется, опустил детали относительно своего поведения, но это на него похоже.

Генерал промокнул набежавшие от кашля слезы льняным белым платком. Когда он закончил, Энди могла поклясться, что разглядела искорки лукавого веселья в его глазах.

— Он сказал мне, что очередная газетная гадюка вынюхивает обо мне в городе, задает вопросы. Он назвал вас… дайте подумать… пронырливой сучкой. Да, думаю, я в точности его процитировал. Еще он сказал, что вы считаете, будто можете вытянуть информацию даже у трупа, используя свое хорошенькое личико и фигуру. Затем он описал вас в мельчайших деталях.

Густая краска залила ее лицо, Энди в гневе крепко сжала зубы. Вот подлец! Гадюка. Сучка. Подумать только, он обвинил ее в чем-то настолько мерзком. Ей очень хотелось поддаться гневу, ощутить его в полную силу, но она заметила, что генерал с большим интересом следит за ее реакцией на слова Лайона.

— Генерал Рэтлиф, мне хотелось бы, чтобы вы поняли — ваш сын составил ошибочное мнение обо мне. Это правда: я задавала вопросы о вас и вашей жизни здесь, на ранчо, но я делала это только потому…

— Вам нет нужды оправдываться передо мной, мисс Малоун. Я просто рассказываю вам, какое сильное впечатление вы произвели на Лайона. Чтобы я мог составить свое собственное непредвзятое мнение, позвольте мне задать несколько вопросов. Вы работаете на кабельном телевидении и хотите взять у меня интервью для вашей передачи, все верно?

— Да, сэр. Мы, то есть я, хотим сделать серию интервью, которые будут транслироваться по вечерам в течение недели. Каждая программа идет по полчаса.

— Почему?

— Почему? — эхом отозвалась она, не уловив суть вопроса.

— Почему вы хотите взять у меня интервью?

Она уставилась на него в замешательстве, потом тряхнула головой и сказала:

— Вы можете с легкостью угадать мой ответ, генерал. Вы — часть американской истории, ваше имя будет в каждом учебнике о Второй мировой войне. Годами вы жили затворником на этом ранчо. Люди хотят знать, в чем причина. Они хотят знать, чем вы заняты.

— Я могу ответить на этот вопрос одним словом — ничем. День за днем я сижу здесь и старею, разрушаюсь, жду смерти. — Он приподнял открытую ладонь, заметив, что она хочет ему возразить. — Итак, мисс Малоун, если мы будем работать вместе, мы должны быть честны друг с другом. Скоро я умру. Я очень долго этого ждал и даже желаю этого: я устал быть старым и бесполезным.

На это ей было нечего сказать, некоторое время они просто смотрели друг на друга. Первым заговорил генерал:

— Допустим, гипотетически, что я согласился дать вам интервью. Могу я поставить условия своей, так скажем, капитуляции?

Ее сердце бешено заколотилось. Он собирается согласиться.

— Да, сэр.

— Очень хорошо. Вы получите свои интервью, мисс Малоун, хоть мне кажется, что на свете полно куда более интригующих персонажей, чем я.

— Я думаю, вы более чем интригующий персонаж, — очень серьезно сказала она.

Он засмеялся, на сей раз гораздо осторожнее.

— Когда я был молод, возможно. Теперь, что касается моих условий. Вы можете спрашивать что угодно о моем детстве, юности, военной службе, моей карьере до и в ходе войны. Я был пехотинцем в Первую мировую. Вы знали об этом? — Не дожидаясь ответа, он продолжил: — Вы можете спрашивать меня о войне в целом, но я не буду обсуждать отдельные сражения.

— Хорошо, — медленно проговорила она.

— Я буду крайне непонятлив, если вы начнете задавать вопросы о конкретном бое.

— Понимаю, — на самом деле она ничего не понимала, но была готова на любые условия только чтобы получить это интервью.

— Когда начнем? Сегодня?

Она улыбнулась его энтузиазму.

— Нет, сначала мне нужно предупредить съемочную группу, я сделаю это сегодня же. Они приедут с аппаратурой через день или два.

— Интервью будут снимать на кинопленку?

— На видеокассету.

— На видеокассету, — задумчиво повторил Майкл Рэтлиф, как будто в точности не мог уяснить разницу.

— Это почти то же самое, что и кинопленка, только не требует дополнительной обработки. Принцип тот же, что у магнитофонной записи, только с видео.

Он важно кивнул.

— Пока мои коллеги в пути, я могла бы выбрать интерьеры для съемки. Мне не хочется, чтобы все интервью записывались в одном и том же месте.

— Что ж, у нас будет возможность узнать друг друга лучше. — Старик подмигнул ей. — Сколько времени это займет?

— Мы будем работать каждый день столько, сколько позволит ваше самочувствие. Я думаю, что если в день нам удастся записывать по одной передаче, это будет приемлемо для всех. В этом случае мы закончим…

— Вы уже закончили, — прервал их резкий голос, донесшийся со стороны входа в оранжерею, через который заходила Энди.

Энди повернулась и увидела грозный силуэт Лайона на фоне яркого солнечного пейзажа снаружи. Его руки упирались в бедра. На нем были джинсы, плотная хлопковая рубашка и пыльные ковбойские сапоги, волосы растрепало ветром. Он свирепо глядел на нее.

— Входи, Лайон. Полагаю, ты уже знаком с нашей гостьей, мисс Малоун.

Рэтлиф-младший прошел в комнату. Он подчеркнуто проигнорировал попытку отца настроить его на миролюбивый лад. Вместо этого он уставился на Энди:

— Какого черта вы здесь делаете?

Энди вскочила на ноги. Она не намерена была изображать перед ним покаяние.

— Вы знаете, что я здесь делаю.

— А еще я знаю, каким образом вам удалось обмануть охрану. Мы с мистером Хутоном разгружали уже второй ряд ящиков с рассадой, когда он ненароком упомянул некую «бедную маленькую леди», у которой якобы сломалась машина и которая опаздывала на встречу с Грэйси. Грэйси живет здесь с незапамятных времен, и, сколько я ее знаю, у нее никогда не было никаких «встреч». Я сложил два и два, и, к несчастью, единственным возможным результатом оказались вы. Убирайтесь отсюда, мисс Малоун, сейчас же. Я помогу вам, если придется.

У нее не было сомнений в том, что он говорит серьезно. Лайон уже потянулся к ее руке, когда отец прервал его:

— Лайон, твоя мать была бы очень разочарована отсутствием у тебя всяких манер, особенно в отношении женщины. Я дал мисс Малоун согласие на интервью.

Даже если бы его со всей силы огрели лопатой по спине, он не мог бы выглядеть более ошеломленным.

— Папа… ты… ты уверен?

Она и мысли не допускала, что он способен быть таким чутким. Сын присел рядом с отцовским креслом и положил свою широкую загорелую ладонь ему на плечо:

— Ты уверен? — повторил он.

Глаза генерала встретились с глазами Лайона:

— Да, я уверен. Я не стану давать никаких других интервью, но мисс Малоун так очаровательна — я понял, что не могу ей отказать.

— Очаровательна, черт ее дери, — прошипел Лайон, поднимаясь на ноги. — Не дай ей втянуть тебя в то, чего ты не хочешь.

— Лайон, хоть раз в жизни я показал себя человеком легковерным? — спросил он мягко. — Не беспокойся. Все будет отлично, я хочу это сделать.

— Ладно, — кратко согласился Лайон.

— Итак, мисс Малоун, кажется, мы все уладили, — удовлетворенно подытожил генерал.

— Спасибо вам, мистер Рэтлиф. Пожалуйста, зовите меня Энди.

— Вы мне нравитесь, Энди.

— Вы мне тоже. — Она рассмеялась, и он присоединился к ней, разделяя удовольствие от их взаимной симпатии.

— Прошу меня извинить, — холодно сказал Лайон, как будто выливая ведро ледяной воды в установившуюся в комнате атмосферу доброжелательности, — мне нужно возвращаться к работе.

— Лайон, позволь мистеру Хутону делать свое дело, а сам поезжай с Энди туда, где она остановилась, и помоги ей перевезти вещи к нам.

Энди и Лайон одновременно повернулись к генералу. Оба глядели на него в тихом недоумении. Через некоторое время Энди обнаружила, что все-таки умеет говорить, и неуверенно промямлила:

— Н-но я остановилась в мотеле «Рай на холмах» и уверяю вас, там вполне удобно.

— Однако не так удобно, как будет у нас, — любезно возразил он. — К тому же вам еще не довелось отведать стряпню Грэйси.

«Ага, — подумала Энди, — Грэйси — это кухарка».

— Помимо прочего, я в любой момент дня и ночи могу почувствовать необходимость излить вам душу. Думается, вам не захочется такое пропустить. Беря во внимание все вышеперечисленное, будет гораздо лучше, если вы останетесь под нашей крышей, пока мы не закончим со съемками.

— Но моя съемочная группа будет в мотеле и…

— Сколько людей у вас в команде?

— Четверо, — быстро посчитала она.

— Они могут расположиться в домике для рабочих: там довольно места. Ничего больше не желаю слышать. — В тоне генерала прорезалась командирская категоричность, должно быть, свойственная ему когда-то. — Мы с Лайоном и так слишком отрезаны от мира, ваше «вторжение» будет нам только в радость. Вы двое ужасно меня утомили — так что увидимся за ланчем, — с этими словами он включил электрический моторчик на своем кресле.

Мягко урча, кресло выехало из комнаты, и Энди осталась один на один с Лайоном. Должно быть, он прекрасно знал о невероятном отцовском слухе, потому что выждал некоторое время после его ухода, прежде чем заговорить.

— Очень горды собой, да?

Она различила осуждение в серых глазах.

— Горда. Ваш отец с готовностью согласился на интервью. Вы могли сэкономить нам обоим силы и время, если бы передали ему мое предложение сразу же, вместо того чтобы нераспечатанными отсылать мои письма назад.

— Он мог согласиться на интервью, но не я. — Лайон окинул ее презрительным взглядом. — Без этого вам недостаточно интересно живется? Что заставляет людей совать нос в чужую личную жизнь? Так вы получаете удовольствие?

Она испытывала ненависть к его презрительной ухмылке.

— Я не сую нос в чужую личную жизнь. Я всего лишь хочу поговорить с вашим отцом и записать эти разговоры на пленку, чтобы поделиться этим с тысячами людей, которым важно знать, что он скажет.

— Это звучит очень здорово, мисс Малоун, — благородно и откровенно. Можно сразу вас канонизировать.

Вдруг усмешка резко исчезла с его лица, будто кто-то взмахнул волшебной палочкой. Губы сжались в одну решительную линию. С угрожающей скоростью он схватил ее за руку повыше локтя и рванул на себя. Побелевшие губы едва двигались, пока он говорил:

— Но я вас предупреждаю, если вы сделаете что-нибудь — хоть что-нибудь, — что расстроит моего отца или навредит ему, вы об этом крупно пожалеете. Вы меня поняли?

От того, как крепко он в порыве гнева прижал ее к своей груди, у нее перехватило дыхание. С трудом, но ей удалось выдавить из себя:

— Да.

Лайон слегка качнул головой, как бы говоря, что поверит ей, только когда она докажет слова делом, и продолжил смотреть на нее сверху вниз. Секунды мучительно растягивались, превращаясь в вечность. Она не могла — не смела — дышать. Если бы она двинулась хоть на миллиметр, то привлекла бы внимание к диспозиции их тел, которая напоминала одновременно борцовский захват и объятия любовников — а ей не хотелось признавать ни то ни другое. В тот самый момент, когда она решила оставаться неподвижной и не бороться с ним, он, кажется, осознал всю двусмысленность ситуации. Он отстранился от нее — быстро, резко, словно счел такую близость опасной для жизни.

— Ладно, заберем ваши вещи, — не предложил, а скорее прорычал Лайон. — Я вам не таксист.

Ей хотелось ответить ему едким отказом, но тогда пришлось бы говорить с его удаляющейся спиной — он уже вышел из оранжереи мимо раздвинутых стеклянных панелей. Энди последовала за ним на крыльцо, которое, как она поняла, опоясывало дом целиком. Он провел ее на задний двор и затем в гараж на четыре машины, где был припаркован его «Эльдорадо».

Он даже не помог ей сесть, не придержал дверь, а сразу уселся на водительское место. Когда Энди наконец нагнала его и села в машину, он уже успел завести мотор и принял выражение крайнего нетерпения. Она выразила свое мнение о его манерах, с силой хлопнув дверью. Ответом ей была мертвая тишина — Лайону было все равно, что она думает.

Машина взревела и вылетела из ворот на шоссе. Пейзаж снаружи резко смазался, так что ей не хотелось даже спрашивать, с какой скоростью они двигаются. Одну руку Лайон выставил в окно и выстукивал известную ему одному мелодию по крыше автомобиля. Из-за сильного ветра ее волосы напоминали стог сена, но она из принципа не желала просить его закрыть окно.

— Это была моя машина, — успела заметить Энди, после того как они проскочили ее маленький автомобиль, припаркованный у обочины.

— Мы разберемся с ней на обратном пути. Я ведь не хочу, чтобы с «маленькой леди» опять что-нибудь случилось.