Эми Мур, которую я застала у дверей палаты Каттер, тяжело застонала:

— А теперь-то что случилось? Совещание персонала в этот час? — Эми возвела глаза к небу. — Она, должно быть, помешалась. На какую тему?

— Понятия не имею, — ответила я. — Ничего не знаю, кроме ее слов о том, что меня эта тема не заинтересует. Не могу понять, откуда она может знать о моих интересах. В любом случае Хуппер настаивает на твоем присутствии.

— Хорошо, я пойду, — вздохнула собеседница. — Сильвия спит, ей сегодня нехорошо.

— Нехорошо? — удивилась я. — Почему?

— Разве ты не знаешь? Ей впервые утром дали электрошок. У нее ужасно болела голова, так что, вероятно, он действует, — начала рассказывать Эми. — Никто из докторов не замечает связи, а я знаю: пациенты, у которых очень сильно болит голова, всегда выздоравливают. Когда человек не чувствует головной боли после этой процедуры, она почти наверняка не поможет. Никто меня не слушает, но я смогла бы доказать свои слова, имей я возможность сравнить статистику.

Когда девушка убежала, я зашла в палату посмотреть на сестру Каттер. У нее был жар, лицо горело, но ее поза была более расслабленной, чем раньше. Я очень этому обрадовалась. Прямо на столике стояла маленькая старомодная ваза с тюльпанами, на открытке рядом было написано: «С наилучшими пожеланиями, Б. Карти» (это была старшая сестра). Рядом стояла корзинка с фруктами, карточка на них гласила: «Возвращайтесь, сестра! Стив Сейл». Не думаю, что Сильвия заметила хотя бы одну из них.

Эми Мур вернулась примерно минут через десять.

— Мы победили! — воскликнула она. — Мы добились желаемого!

Я нахмурилась:

— Добились чего?

— Нам подняли зарплату, дурочка! На двадцать процентов, с первого апреля! — Эми с наслаждением начала дубасить меня кулаками по спине. — Боже мой, я получу прибавку почти в две сотни! И ты тоже. Это только что стало известно. Разве это не чудесно?

Я попыталась прийти в себя:

— Я ведь вам говорила, что нам поднимут оклад с первого апреля.

— А откуда ты знала?

— Потому что, видишь ли, это юбилей Флорри. В министерстве посчитали этот день подходящей датой.

— Чепуха! Да им наплевать на Флорри, — фыркнула собеседница. — Просто сейчас время утверждения бюджета, и в правительстве изыскали дополнительные источники доходов, я думаю.

— Поэтому теперь мы все должны считать первое апреля днем Флорри, — улыбнулась я.

Эми уставилась на меня:

— Я и не знала, что у нее какой-то юбилей, пока ты мне этого не сказала. И я могла бы побиться об заклад, что никто другой об этом тоже не вспомнил. Признай, о ней уже давно все забыли.

— Но это же неправда! — возмутилась я. — Она была по-настоящему передовой женщиной в свое время. Ты читала ее биографию, Мур?

— Боже мой, нет, конечно. — Девушка покачала головой. — Она родилась… когда? В восемнадцатом веке? Какое же значение имеет сейчас ее жизнь? Это все равно что приказать Гарольду Вильсону вызубрить Джона Стюарта Милла.

— Ну и что? — возразила я. — Ты настолько уверена, что человеческая природа с тех пор во многом улучшилась? Если говорить о сестринском деле, я буду утверждать, что она, наоборот, резко ухудшилась. Чем больше у нас технических приспособлений, тем меньше больные получают настоящего человеческого тепла.

— Опять эта старая песня?! — недовольно воскликнула собеседница.

Да, то, что занимало мой ум, было и вправду смешным для остальных. Если бы Мартин не вышел из забастовочного комитета, он хотя бы продолжал заботиться о создании положительного образа медсестер. Об их имидже и их мотивах. Я стояла у края постели, созерцая вспотевшее лицо сестры Каттер.

— Ты права, — согласилась я. — Это старая песня. И все же именно она заставляет жить Сильвию.

— Да, Каттер уже достигла худшей точки и теперь возвращается к нам, — подтвердила Эми.

— И она чертовски хорошая сестра. Она просто зверь, особенно на первый взгляд, но у нее все всегда сделано на совесть, и ее пациенты выздоравливают первыми. Спроси любого.

Эми Мур долго и с любопытством смотрела на меня, а потом провозгласила:

— Знаешь что, Дрейк? Все-таки ты непробиваемая консерваторша.

Консерваторша или нет, но без пятнадцати минут девять я быстро накинула пальто и была готова прогуляться на автостоянку.

Глава 7

Сейчас уже сложно вспомнить, чего именно я ожидала. Наверное, неловкого объяснения с Мартином (если он придет, конечно) или, наоборот, его пугающей откровенности. Я была готова ко всему — от короткой резкой ссоры до длинного, нудного разговора. Но ни одна из воображаемых ситуаций не предполагала столь странных событий.

Во-первых, Мартин был не один. Он стоял прислонившись к машине и болтал со стройным, симпатичным незнакомцем в твидовом костюме. Я его не знала. Мужчина первым заметил мое появление и указал на меня Мартину, а когда я подошла поближе, даже и не подумал уйти.

— Вот и ты, Лин, — улыбнулся Мартин. — А это Джон Айткен. Джон и его жена — мои старые друзья. Джон, это Лин Дрейк.

Айткен крепко сжал мою ладонь. Его рукопожатие было сильным и выдавало человека, заслуживающего доверия.

— Я рад наконец-то вас увидеть, — произнес он приятным голосом.

— Наконец? — вопросительно произнесла я, когда он открыл мне дверцу машины. — Разве я опоздала?

Джон сел на заднее сиденье, а Мартин завел мотор.

— Нет, совсем нет. Я имел в виду, что мне о вас рассказывали уже раза три.

Я незаметно покосилась на Мартина, но он казался полностью поглощен дорогой.

Почувствовав мой взгляд, он сообщил:

— Мы должны захватить жену Джона. Она еще не была готова к выходу, когда я за ними заехал. Ты же знаешь, как долго могут прихорашиваться женщины. Потом мы поужинаем в «Малтшовеле». Ты не против? Мы устроим прощальную вечеринку: завтра они оба улетают на Багамы.

«Малтшовел» — один из тех ресторанов, в которых крошечный стейк стоит не дешевле трех фунтов. Там могли бы запросить пять шиллингов даже за стакан воды из-под крана, и все же многие считали, что удовольствие того стоит. Это совсем не уровень Мартина, подумала я.

— Понимаю, — кивнула я.

Но на самом деле я вообще ничего не понимала.

Мартин улыбнулся уголками губ.

— Джон платит, — уточнил он. — Это ведь его медовый месяц. Мы решили устроить вечеринку вместо свадебного приема, я ведь не смог вытащить тебя из дому в субботу. Они женаты уже четыре дня, но еще не отпраздновали это событие. Все времени нет.

— У нас было время, приятель, — возразил Джон из-за моей спины. — Но мы никак тебя не могли поймать. Сначала марш протеста сестер, потом ты не мог заставить Лин назначить дату встречи…

— Да, — согласился Мартин. — Ты долго увиливала, правда, Лин? Но это не важно, раз теперь ты здесь.

— Мне очень жаль, — извинилась я. — Не знала, что из-за меня откладывается что-то важное, тем более медовый месяц на Багамах.

— Ты ничему не помешала, — возразил Вудхерст. — Они все равно не могли вылететь раньше завтрашнего дня… Ну, вот мы и приехали.

Мы остановились в квартале богатых домов с роскошными квартирами. Наши ребята из скорой помощи называли его улицей Городских Шишек, а официально район именовался Особняки Фозерингей. Джон взбежал наверх по белоснежным ступенькам, чтобы поприветствовать спускающуюся вниз хорошенькую девушку. Миниатюрная, с золотистыми волосами, в накинутой поверх платья серой беличьей курточке, она выглядела ухоженной. Когда она уселась на заднем сиденье машины, Мартин представил ее:

— Лин, это Пиппа, жена Джона.

Она слегка наклонилась вперед, и я почувствовала легкий аромат «Претекст». Этот запах ей очень подходил.

— Я так рада, что вы реальная, — произнесла она мелодичным голосом. — Честно говоря, я не совсем в вас верила, Очень мило, что вы на самом деле существуете.

Мне стало интересно, как же Мартин им меня описывал.

— Мы оба знаем его с тех пор, когда он бегал в коротких штанишках, — объяснил Джон. — Я тоже в вас не верил. У Мартина было много причин вас выдумать, и такой поступок был бы в его духе. Вы должны извинить наш излишний интерес.

Именно тогда я решила бросить заниматься самоанализом, самовнушением и разгадыванием чужих загадок и начала просто наслаждаться вечером.

— Каким он был в детстве?

— Ужасным и с кучей прыщей, — хмыкнул Джон.

— Да нет же! — возразила Пиппа. — Он был очень милым: невинный взгляд, огромные глаза. Все просто таяли…

Потом новоиспеченная миссис Айткен начала вспоминать о танцевальном кружке, который они с Мартином посещали в детстве:

— Это случилось еще до его знакомства с тобой, Джон. Мама мне внушала, чтобы я не танцевала ни с кем другим: во-первых, мы соседи, а во-вторых, остальные мальчишки — неповоротливые увальни. Только я все равно бегала за каким-то ужасным драчуном, его звали Стенли, кажется, а Мартин был очарован кошмарной маленькой ведьмочкой по имени Памела. Так что мы всегда твердили родителям, что мы партнеры, но на самом деле все обстояло иначе. Только во время ежегодного отчетного концерта мы должны были встать в пару, иначе бы наш обман раскрылся. Конечно, вместе мы были просто безнадежны. Мама так потом кричала на бедную старушку мисс Пайфилд.

— Боже мой! — воскликнул Джон. — Она же и меня учила. Я просто понять не могу, почему мы не встретились гораздо раньше. Может быть, потому, что я сначала пропадал в школе, а потом уехал в Кембридж. Мы тысячу раз могли встретиться еще в детстве!

Весь вечер прошел так же весело и непринужденно. Еда была просто восхитительной: холодная форель, турнедос Россини и всякие закуски, которые в «Малтшовеле» стоили целое состояние. И шампанское. Потом мы Пиппой вместе пошли в гардероб. Когда мы поправили прически, хотя ее локоны в этом не нуждались, девушка сказала:

— Присматривай за Мартином, хорошо? Мы его очень любим.

— Я? — вырвалось у меня. — Мы едва видимся, разве что на дежурстве… Ты меня с кем-то путаешь, я не его невеста, просто приятельница.

— Его… — Она пристально посмотрела на меня. — О, я сказала что-то не то. Забудь мои слова, Лин. Ты же понимаешь, мужчины!

Мы вернулись за столик, а потом Мартин отвез Айткенов обратно в Особняки Фозерингей. Они хотели пригласить нас на чашечку кофе, но было уже поздно, и мой спутник отказался от имени нас обоих.

— Бедные мы работяги, — усмехнулся Вудхерст. — Нам ведь завтра с самого утра работать. И придется общаться со многими сложными людьми, да, Лин?

— Такими, как Роуз и Полли, — согласилась я. — Не говоря уже о состоянии сестры Каттер.

Когда мы помахали молодоженам рукой и уехали, Мартин признался:

— На самом деле на пару дней я свободен от Роуз и Полли. Я везу Додо на специально созванную конференцию в Бетлем завтра. Она наша лучшая пациентка, и мы ею очень гордимся, ты знаешь… Если бы ты видела ее два года назад! Кстати, у нас есть фотографии.

— Да? Так, значит, группу В будет курировать Эми Брукс?

— Нет, Дез, — уточнил мой спутник. — Но это только на пару дней. А Брукс займется группой А, это гораздо легче.

Когда я смогла переварить информацию, он сменил тему и продолжил:

— Тебе понравился вечер, Лин?

— Да, очень! Довольно странно. Я хочу сказать, это не было то…

— То, что ты предполагала?

— Вот именно, — кивнула я. — Ты ведь сказал, что хочешь поговорить со мной.

— Если бы я сказал, что хочу пригласить тебя на ужин с двумя своими старыми друзьями, ты бы только глубже спряталась в свою раковину и ни за что бы из нее не вылезла. А ведь я на самом деле хочу поговорить с тобой, и я это сделаю. Но вначале я должен был подготовить почву. И кроме того, я хотел доставить тебе удовольствие.

— Подготовить почву? — недоумевала я. — То есть позволить им рассказывать мне истории из твоего детства? Кружок танцев, прыщи и все остальное?

— Нет, этого я не планировал. Но Пиппа действительно рассказала правду.

— Она очень красивая, да?

— Очень, — согласился Мартин. — Но не мой тип. Мне нравится девушка, которая не боится запачкать руки и не делает трагедии из нескольких веснушек.

— Спасибо, — сказала я. — Я давно бросила все попытки избавиться от этого кошмара.

— И правильно сделала… А Пиппа очень подходит Джону, — заметил Вудхерст. — Ему повезло: у него много денег, и он к ним привык. Я не смог бы позволить себе встречаться с такой шикарной девушкой, даже если бы захотел. А я не хочу.

— А чем он занимается? — поинтересовалась я. Если Джон и Мартин выросли вместе, я не могла понять, почему же один из них сейчас живет в Особняках Фозерингей, а другой в такой ужасной помойке, которой (если честно), является общежитие в «Мей».