Елена Колина - Умница, красавица

– Избаловала ребенка. Что задано, «Герой нашего времени» или «Мцыри»? – прокомментировала Алла Ивановна. – Это твоя подруга?

– Свекровь.

Звонок третий.

– Мне пришлось срочно уехать. Не забудьте Антоше гранат почистить. У него завтра теннис не в пять, а в четыре. Все, пока.

Любопытная Мышь пошевелила носом:

– Это твоя подруга?

– Домработница.

Соня, гордясь, рассказала Алле Ивановне про своего ребенка, и Мышь, гордясь, рассказала Соне про своего ребенка.

Антоша любит животных и играет на саксофоне, то есть хочет играть. На фотографии – пухлые щеки, уплывающий взгляд.

Алеша – известный пластический хирург, играет в теннис, скоро женится, то есть Алла Ивановна хочет, чтобы он женился. На фотографии – короткая стрижка, прямой взгляд.

Несносная Мышь все говорила и говорила… Бу-бу-бу, бу-бу-бу… Алексей прекрасный хирург, Алексей бесплатно оперирует в муниципальной больнице, Алексей на свои деньги сделал детям из ожогового центра подарки к Новому году, Алексей, Алексей, Алексей…

Соня задремала, изредка встряхиваясь, как щенок, и проявляя натужный интерес: «Да что вы говорите, Алла Иванна, неужели, потрясающе, не может быть, просто замечательно… » Странно все же – у бесполой Мыши сын!.. Кто-то обнимал ее, говорил: «Мышь, любимая»… – рассеянно размышляла Соня.

…Бу-бу-бу… Она надеется, что Алексей скоро женится… Девушка из очень хорошей московской семьи… бу-бу-бу… семья замечательная, они творческие люди, интеллигентные, с положением… бу-бу-бу, бу-бу-бу…

…Когда же ты замолчишь, Мышища невыносимая, достала меня со своим Алексеем!..

– Алексея вся Москва знает…

Соня фыркнула. В Москве всегда говорят «вся Москва знает» или «вся Москва сейчас увлекается…», а в Питере никому не приходит в голову сказать «весь Питер вчера ходил в кино» или «весь Питер считает…». В Питере каждый сам по себе, а в Москве все вместе. И любая Мышь думает, что ее знакомые и знакомые знакомых и есть «вся Москва». А может быть, и правда есть эта «вся Москва»?.. Может быть, питерцы не любят москвичей, потому что они просто не умеют их готовить?..

– Николаева! Не спи, когда я с тобой разговариваю! – прикрикнула Мышь и завела с зевающей Соней беседу о прекрасном.

Николаева, русская литература погибла… бу-бу-бу… бульварные романчики о пластилиновых страстишках… бу-бу-бу… А где же истинные страсти, метания духа, любовь, ради которой под поезд?!. Где новый Толстой, я тебя спрашиваю? А, Николаева?! Анна Каренина… бу-бу-бу… грех… бу-бу-бу… Вронский… бу-бу-бу…

– Да, Алла Иванна…

– Сейчас все такие неразвитые, инфантильные… Совсем не умеют чувствовать!.. Душевная жизнь современных тридцатилетних сводится к «позвонил, блин, не позвонил, блин»… Тогда современной Анне Карениной должно быть лет семьдесят… Хотя… Я иногда думаю, что произошло бы с Анной Карениной в наши дни, – застенчиво потупившись, сказала Мышь.

– О господи, что? – удивилась Соня. Глупая романтическая Мышь мечтает о любви – не испытать, так хоть почитать… – Да ничего.

Ничего бы с ней не произошло, потому что сейчас все это НЕВОЗМОЖНО. В наше время не бывает таких безумных страстей, любовь, из-за которой под поезд, слишком дорогая вещь, на эти деньги можно купить много вещей подешевле. Сейчас все больше клонится к романам и романчикам – как полюбили, так и разлюбили. В наше время никого больше не волнует вопрос супружеской измены, в наше время невозможно разлучить женщину с ребенком, в наше время никто не бросается под поезд от любви – вот такие у Сони были соображения.

– Ха!.. А если включить телевизор? А если ток-шоу? Там такое рассказывают!.. – такие у Мыши были соображения. – Ну ты же была способная девочка… представь себе, что ты пишешь сочинение.

Соня знала «Анну Каренину» наизусть. Да что там знала, она жила в этом романе: Анна, Каренин, Вронский – они все были для нее живые, уж во всяком случае, много живее приставучей Мыши. Уж лучше обсуждать с Мышью современную версию «Анны Карениной», чем слушать ее надоедливую болтовню о сыне…

Соня с Мышью разыгрались, обсуждая персонажей, и особенные страсти почему-то разгорелись вокруг образа Каренина.

– Каренин – олигарх или банкир, потому что он был обеспеченным человеком из высшего общества, – это Мышь, увлеченно, всерьез.

– Каренин НЕ олигарх и НЕ банкир, потому что ЭТИ люди не испытывают человеческих чувств, а только и смотрят, как бы кого недружественно поглотить или обанкротить, – это тоже Мышь, поразмыслив, увлеченно, всерьез.

– Каренин не должен быть чиновником, потому что наш чиновник – гадость, а Каренин – прелесть, – это Соня, хихикая.

– Каренин – это президент, потому что он был государственный человек из Петербурга, – это тоже Соня, поразмыслив, хихикая.

На взрослый взгляд, в отличие от зависимого детского, колкое злобненькое остроумие Мыши оказалось забавным, и до Москвы они приятно провели время за литературными трудами. Когда за малиновыми шторками показалась Москва, бывшие учительница и ученица уже придумали почти всех персонажей, Мышь для романтической истории, а Соня для комикса – про преступную любовь и трагическую гибель героини под колесами поезда на Московском вокзале.

– Николаева, а зачем ты в Москву? – спохватилась Мышь. Она любила знать о своих учениках все.

Я, как Анна, еду в Москву улаживать семейные дела брата. Всю дорогу приятно беседую с Мышью. Мышь сойдет за графиню Вронскую. Сына Мыши зовут Алексей, как Каренина и как Вронского. Мой муж тоже Алексей. Ой!

Ой-ой-ой!.. Анна встречает Вронского на вокзале, и начинается – страсть…

Жаль, что я не смогу влюбиться в сына Мыши. А было бы забавно.

Аллу Ивановну у вагона встретил известный в Москве пластический хирург Алексей Князев, а Соню у вагона не встретил Левка, известный в Питере виртуоз вербовки и врун. Левка всегда опаздывал, всегда придумывал сразу несколько очень важных обстоятельств непреодолимой силы, и сейчас по его вине Соня выглядела перед Мышью и ее сыном бедной не-встреченной сироткой.

– Это мой сын Алексей, – с придыханием произнесла Алла Ивановна, прижавшись к руке высокого мужчины, – а это моя ученица Соня Николаева, помогла мне приятно скоротать время в пути.

– Боюсь, что мама замучила вас рассказами обо мне, – равнодушно-вежливо сказал Князев.

– Ничего страшного, я все равно спала, – ответила Соня, высматривая в толпе брата.

Хирург Князев посмотрел на нее внимательно. Лицо, шея, руки, коленки. Девушке лет тридцать с небольшим, скорее всего, нет детей, – узкий, почти детский таз. Белая светящаяся кожа, какая бывает только у ярких брюнеток. Нос, надо сказать, не крошечный, вполне себе нос… но если уменьшить, то все черты лица будут казаться мелкими, у блондинок это выглядит трогательно, а из брюнетки получается хищная лисичка… Губы, пожалуй, великоваты, плюс небольшая асимметрия, особенно заметная при артикуляции.

– Вы так смотрите, как будто у меня золотая фикса, рваное ухо и заячья губа, – улыбнулась Соня. – Хотите внести меня в список своих пациентов под именем Соня Рваное ухо?

Какое-то в ней есть противоречие… острый кокетливый язычок – злючка, и при этом мягкое личико, детские припухшие губы… Улыбается, а глаза остаются сонными, уплывают… Необычно притягательный взгляд, русалочий. Но никакой магии в этом нет, всего лишь невылеченное детское косоглазие. Забавное противоречие – мягкое ангельское личико, пухлые детские губы, сонные глаза и острый язычок.

Алексей Князев рассматривал Соню, без улыбки, немного даже неприлично рассматривал, – в конце концов, она же не на прием к нему пришла!..

Соня рассматривала Алексея Князева, без улыбки, немного даже неприлично рассматривала, – в конце концов, хирург Князев не картина…

Мужественное лицо с волевым подбородком, чуть раскосыми серыми глазами, короткая стрижка, почти ежик. Смотрит из-под длинных девчоночьих ресниц, как будто стесняется, робеет, но при этом все равно быстро раздевает. Низкий, с хрипотцой голос, гудит, как басовая струна… Может, все вместе это и есть харизма?.. Откуда у Мыши ТАКОЙ сын? Киношный герой, мачо, голливудский «настоящий мужчина» – вот он кто, красавец Князев.

…Нет, пожалуй, он не голливудский герой… Голливудский красавец всегда понимает, что он красив, а у Князева чуть рассеянное лицо человека, не понимающего своей красоты, хирург Князев из тех, кто смотрит на себя в зеркало, когда бреется, и думает – черт, ну и рожа, не спал всю ночь и еще порезался!

Наш киношный герой – вот он кто, красавец Князев. Военврач из старых советских фильмов – усталый, небритый, положительный. В том смысле, что на него можно весь мир положить, и он без возражений понесет…

Соня отвела глаза, усмехнулась про себя, – раздевать взглядом – это у него профессиональное. Нет, ну какая харизма?.. Просто достался человеку такой взгляд, да и все.

– Вы похожи на сонного плюшевого зайца, – быстро и удивленно сказал Князев.

– Я заяц, а вы, конечно, волк? – так же быстро отозвалась Соня.

– Я волк. Сейчас отвезу вас домой и съем…

Они в хорошем темпе перекидывались легкими фразами людей, автоматически приступающих к флирту. Алла Ивановна ревниво помрачнела, задумалась, словно пытаясь вспомнить, как пишется сложное словарное слово. О чем они говорят, эти двое, какой заяц, какой волк?

– Соня-Сонечка! – дурашливым голосом закричал Левка, и Соня закружилась в его руках, как маленькая, шепча «Лева-Левочка» и целуя его в нос и куда попадет. Оставаясь в его руках, отстранилась, рассмотрела придирчиво.

Левка – как всегда. Тонкий, вылощенный, без педантичности элегантный, Левка умел схватить все нюансы модных тенденций, но не выглядеть при этом глупо сошедшим со страниц гламурного журнала, а искусно, с редким изяществом слепить именно самого себя, – качество тем более удивительное для человека, который десять лет жизни провел в сером мышином костюме, а первые джинсы сшил себе сам.

Хотя… Левка всегда был настолько талантлив в создании собственного образа из любых доступных аксессуаров, что умудрялся выглядеть элегантно даже в школьной форме, – такое у него было природное изящество и чутье. Ну, а теперь у Левки конечно же были другие, отличные от прежних, возможности удовлетворить свою страсть к изысканной одежде.

– Сонечка, рыбка моя, хорек мой, гамадрил мой любезный, – нежно бормотал Левка, поставив Соню на землю и легко придерживая ее за нос длинными тонкими пальцами. Встретившись, они мгновенно переходили на птичий язык детства, начинали болтать подобную чушь, хватать друг друга за нос, пощипывать и щекотать. – Неужели твой придурок тебя отпустил? Или ты просто сбежала, зайка моя косоглазая?..

Левку всегда окружала радостная суета, какой-то слегка повышенный градус, и в этом повышенном градусе Соня не сразу поняла, что мужчины, оказывается, знакомы. Левка подчеркнуто, чуть искусственно оживился, показывая, что очень рад нечаянной встрече, а хирург Князев, Соня заметила, – даже не улыбнулся. Вылитый военврач из советского кино про войну, сам по себе, сам в себе, вне контекста.

– Ну что же, Николаева, мне было очень приятно тебя повидать… Можешь меня поцеловать на прощанье, – разрешила Алла Ивановна, – когда теперь еще встретимся…

Соня быстро поцеловала Аллу Ивановну в морщинистую щечку и пошла вперед. Решила – глупо оглядываться, оглянулась, поймала взгляд Князева. Левка крепко держал Соню за руку, и несколько шагов она сделала как ребенок, который, обернувшись, разглядывает что-то, пока взрослые тянут его за собой, и струящаяся толпа разделила их.

– Какая-то с этой Николаевой была в школе история, – задумчиво сказала Алла Ивановна сыну, усаживаясь в машину, – то ли она хотела покончить с собой из-за какого-то мальчика, то ли наоборот, из-за нее кто-то хотел покончить с собой…

– Да? – вежливо отозвался Князев.

– Все-таки она… Хотела выброситься из окна в спортзале. Спортзал на четвертом этаже, представляешь, что было бы, – меня могли посадить!.. А теперь – вот. Такая милая, остроумная, просто прелесть. А муж у нее о-очень значительный человек… Хотя она не такая уж и красавица… что-то у нее в лице странное.

– Лучше красавиц бывают только некрасавицы. Чем симметричнее, правильнее лицо, тем скучнее.

– Что нравится, то и красиво, – это бесспорно так, но есть же каноны, правила. Уж тебе-то, как профессионалу, это должно быть известно, – отчего-то раздраженно сказала Алла Ивановна. Она все еще была задумчива, словно пыталась чтото припомнить… – У меня в голове крутится какой-то классический литературный сюжет…

– «Поднятая целина»? – с готовностью поинтересовался Алексей. – Эта твоя ученица Соня типичный дед Щукарь. Или Филиппок, или Дед Мазай и зайцы, или «Вчерашний день, часу в шестом, зашел я на Сенную, там били женщину кнутом, крестьянку молодую»…

– Алеша, как ты можешь… – выдохнула Алла Ивановна. – Некрасов, певец народного горя…