Раиса Никитична и внешне выглядела весьма колоритно, с покушениями на моложавость и давно утерянную по причине солидного возраста сексапильность. Носила балетки с бантиками, узкие брючки и кофточки-разлетайки, полагая, видимо, что удачно скрывает от любопытного глаза пухлый пенсионерский живот. И манерцы у нее были живенькие, бойкие, выработанные тем самым устремлением к моложавости, и глаза блестели жадным до любой информации любопытством. Оставалось только удивляться, в какие закрома памяти проваливается та информация, чтобы в нужный момент выскочить наружу по мере надобности. Видимо, природа так устроена, и каждому индивиду выдает определенное количество памятных файлов согласно его уникальности, хоть и нелепой на первый взгляд.

Кира не любила Раису Никитичну. Нет, здоровалась, конечно, когда сталкивалась лоб в лоб, но всегда пулей пролетала мимо, не останавливаясь и не утруждая себя парой добрососедских дежурных вопросов о погоде и самочувствии.

– …Да, Раечка, ждем… Сейчас тебе Кира дверь откроет, – ласково ворковала в телефонную трубку мама, показывая Кире глазами, чтобы та шла в прихожую. – Она идет уже, ага…

Кира с коротким вздохом поднялась со стула, поплелась в коридор. Далась маме эта Главная Сплетница. Что она, ее сплетни потом протоколом оформлять будет? И что она такое может сообщить, чтобы…

Ее недовольные мысли оборвал нетерпеливый звонок в дверь. Явилась уже. Не запылилась.

– Ой, Кирочка, здравствуй, здравствуй, – вплыла в открытую дверь Раиса Никитична. – Как ты поправилась, боже мой! Это катастрофа, Кирочка! Тебе срочно надо садиться на гречневую диету! Ты видела Елену Степановну из третьего подъезда, какая она стала? Была корова коровой, а сейчас любо-дорого посмотреть! Глаз отдыхает! Не женщина, а газель! Горная серна!

– Я не хочу быть ни газелью, ни горной серной, Раиса Никитична. Мне и так хорошо.

– Ты не права, Кирочка! Ты сначала посмотри на Елену Степановну, потом выводы делай! Кстати, это я ей посоветовала гречневую диету… А мне о ней рассказала Тамара Степановна из нашей управляющей компании, когда я к ней ходила разбираться по завышенному тарифу в квитанции. А ей посоветовала…

– Рая! Раечка! – прилетел в прихожую из кухни спасительный мамин голос. – Идите сюда, девочки, что вы в коридоре застряли! Чайник уже вскипел!

– Идем, Валюша, идем, – пропела Раиса Никитична, подмигнула Кире и поплыла на кухню. – А можно узнать, по какому случаю у вас чаепитие с гостями?

– Да просто так, Раечка. Решили пригласить по-соседски. Видишь, сколько вкусностей пропадает, надо же кому-то съесть!

– А чего ж пропадает? – прищурила любопытный взгляд женщина, быстро оглядывая стол.

– Ну, так… Пропадает, и все, – пожала плечами мама.

– А, я поняла, Валюша! – вскинулась Раиса Никитична и улыбнулась победно, будто разрешила сложную головоломку. – И правда, как я сразу не догадалась! Это у тебя с юбилейного стола вкусности-то! У Натальи же юбилей был, у подружки твоей?

– Все-то ты знаешь, Раечка.

– Да уж, Валечка, что есть, то есть. А чего не знаю, то сама вычислю. От меня ничего не скроешь, как ни старайся.

– Да я и не стараюсь, Раечка. Догадливая ты моя, кладезь мой бесценный. И что бы я без тебя делала в свое время? Про кого у тебя ни спросишь – все знаешь! Кто с кем поссорился, кто кому изменяет, кто чего с места работы подворовывает.

– Да уж, Валечка, помогала тебе, как могла, ни разу не отказала. И все, заметь, от чистого сердца, от доброй души. Хотя, я слышала, за границей тому, кто с информацией полиции помогает, деньги платят. И даже в штат берут. А я ж бесплатно, на добрых началах. Слушай, Валечка, а может, и у нас нынче такие штатные должности ввели, а я не знаю?

– Нет, не ввели. Если бы ввели, ты была бы первая и безоговорочная претендентка.

– Жаль… Мне бы к пенсии прибавка не помешала, нынче же все дорого стало, в магазин страшно зайти. Но если вдруг должность такую введут… Уж не забывай про меня, Валечка. И ты, Кирочка, не забывай. Знаешь, сколько я твоей мамке преступлений помогла раскрыть? У-у-у, если вспомнить… Правда, Валечка?

– Да, Раечка, без тебя я никак бы не справилась, конечно.

Раиса Никитична напряглась, уловив в тоне собеседницы ироничную нотку, и уточнила на всякий случай:

– Это ты что сейчас, насмехаешься, что ли?

– Да бог с тобой, Раечка… Ни в одном глазу… Наоборот, радуюсь, что так удачно звезды сошлись и что мы с тобой всю жизнь бок о бок живем. И за информацией далеко ходить не надо.

– И снова насмехаешься! Меня ведь не обманешь, Валюша, я на такие дела чуткая! А ты, чем насмешки строить, лучше бы о Кириной судьбе задумалась, ей-богу. Надо же, девка до сей поры не замужем. Дождалась, когда перестарком станет! Где ж твои глаза были, где ж твоя забота материнская потерялась?

– И не говори, Рая… – вполне искренне вздохнула мама, стараясь не замечать Кириного возмущенного выражения на лице.

– Хотя, если мозгой напрячься, Валюшечка… – тоже зыркнув на Киру, интимно потянулась к маме Раиса, чуть не опрокинув на колени чашку с чаем. – Если вплотную, так сказать, вопросом заняться… Есть у меня одна идейка.

– Я вам не мешаю? Может, мне уйти пока? – раздраженно спросила Кира, и женщины повернулись к ней одновременно. У мамы на лице была написана просьба «не возникать и потерпеть немного», Раиса Никитична спрятала свое отношение к ее раздражению за вежливой улыбкой.

Выждав паузу, Раиса Никитична снова развернулась к маме, заговорила деловито:

– Значит, так, Валюш… Меня вчера одна знакомая на юбилей пригласила. Ну, ты знаешь ее, это Катя, она двоюродная сестра Люси Парамоновой, которая у Нины Алексеевой по молодости мужа увела, помнишь? А Нина ей за это космы выдергала, чуть на тот свет не отправила. Да как же ты не помнишь, если сама Люсиным заявлением занималась! У них же тогда почти до смертоубийства дело дошло.

– Хорошо, хорошо, Рая. Потом вспомню. Давай пока ближе к сути. Ты вроде с юбилея начала, Рая.

– А, ну да… Так вот… На Катин юбилей племяш ее должен приехать, он из области, хороший парень, не курящий, не пьющий. В том смысле, до безобразия не пьющий. Так, после работы пивком побалуется, это не страшно. Нынче все мужики такие – придут с работы, усядутся перед телевизором да пиво пьют. А что делать? Какие уж есть. Лучше синица в руках, чем журавль в небе, лучше пусть пиво пьет да дома сидит, чем по бабам бегает. Не красавец, конечно, но с лица воду не пить! Правда, лысоват немного.

– Немного – это как? – едва сдерживая нервный смех, тихо спросила Кира.

– А ты не смейся, Кирочка, не смейся! Так ведь и просмеешься, и жизни семейной на зуб не испробуешь! А парень и впрямь хороший, я тебе плохого не сосватаю… Он женат был, а теперь вдовый, ребеночка один воспитывает. Я фотокарточку видела, вполне себе интересный.

– Кто интересный? Ребеночек?

– Да не… Племяш интересный. А про ребеночка ничего не скажу, не видела. Но я узнаю на днях, проблемы нет. Вот, Валюш… Поняла теперь, к чему я клоню? Может, мне поговорить с Катей, пусть Киру на юбилей позовет?

– Раиса Никитична, прекратите балаган, пожалуйста, – тихо процедила сквозь зубы Кира. – Я больше слышать этого не могу.

– Чего это? Не пойдешь на юбилей, что ли? – досадливо протянула Раиса Никитична, разворачиваясь лицом к Кире. – Ну что ж, я могу понять… Неудобно тебе… А мы тогда, знаешь, вот что сделаем! Мы тогда на юбилее этому племяшу драку с мордобоем организуем! Чтобы все честь по чести, чтобы наряд вызвали, всех участвующих в полицию увезли. А ты бы, Кирочка, его вроде как из беды вызволила. Потом бы он к тебе с цветами да благодарностями… Ну и поглядела бы на него, глазом примерилась… А? Как тебе мой план? Подходит?

Кира не удержалась, расхохоталась от души, стараясь не глядеть в мамино лицо. Хотя мама и сама с трудом выдерживала на лице положенную печать укоризны – так ей хотелось рассмеяться следом за дочерью.

А Раиса Никитична обиделась. Поджала губки, произнесла сухо:

– Да как хочешь, конечно, Кирочка… Я же от души предложила. На нет и суда нет, пойду я тогда.

– Рая! Погоди, Рая, – вовремя ухватила ее за локоток мама, усадила обратно на стул, прошептала на ухо: – Давай потом с тобой этот вопрос обговорим… Приватно, так сказать.

– Нет, а чего она смеется, Валюша? Ей плакать надо, а она смеется! Ее сверстницы, вон, уж по второму ребенку за материнский капитал народили, а эта ходит по одному маршруту, как троллейбус. Из дома на работу, с работы домой. Туда-сюда каждый день, туда-сюда. Так и дождется, что скоро конечную остановку объявят. Сорок лет, дальше ходу нет. Все, милая, приехали.

Кира давно уже не смеялась, глядела на Раису Никитичну грустно. В общем и целом эта тетка права, смейся или сердись, а все равно права. Но разве от этого легче, когда одно знание о себе прилепляется к другому знанию? Когда и в профессии не состоялась, и в личной жизни.

– Хочешь еще чаю, Рая? – оборвала мама гневный монолог соседки, глянув Кире в лицо. – Давай чашку, я налью. Ты еще вот этот пирог не пробовала.

– Да знаю я этот пирог. У меня он лучше получается.

– По особому рецепту печешь, что ли? Сейчас ведь женщины разучились пироги печь. А в богатых домах, я слышала, это теперь модно – русскую кухню возрождать. Некоторые своих домработниц даже на специальные курсы посылают. У Натальи одна знакомая ездила на такие курсы… Татьяна Воскобойникова… Может, слышала?

– Танька-то? Знаю я Таньку Воскобойникову… А с какого боку твоя Наталья с ней знакома?

– Да не знаю… Знакома, и все.

– Да вроде не должна… – с сомнением сказала Раиса Никитична.

– Ну, это неважно, Раечка. А ты сама… Давно эту Воскобойникову знаешь?

– Ой, давно… Она ж бывшая проститутка, в большом городе работала, не помню в каком. Тогда еще не шибко про такие дела в телевизоре говорили, все шито-крыто было. Мол, нет у нас в стране такого явления и быть не может. Мол, только на загнивающем Западе. А Танька Воскобойникова работала проституткой за здорово живешь и плевала на то, что в телевизоре говорят.

– Ну, так уж и проституткой. Скажешь тоже, – недоверчиво протянула мама, быстро глянув на Киру.

– Я что, сама себя не уважаю, чтобы такое про человека придумать? – фыркнула Раиса Никитична, дернув плечом. – Если я говорю, значит, так и есть! Разве я тебя обманула хоть раз, Валюша? Сказала о ком-то неправду? Оклеветала кого? Ну, вспомни!

– Нет, Раечка, не было такого, не было. Не обижайся, что ты.

– Да я не обижаюсь. Ну, была Танька Воскобойникова проституткой, что здесь такого. Надо же кому-то и проститутками быть, любое место пустым не бывает. А только… Насчет занятия – это ее личное дело, конечно, кто спорит… Но ребеночка при таком занятии зря родила. Больной ребеночек-то получился. Вот она матери его и подбросила, а сама снова уехала. Надолго уехала, будто забыла и про сыночка, и про мать. Сволочь, конечно, что скажешь. Мария ее тогда вроде как прокляла, но точно не знаю.

– Мария?

– Ну да, Мария Воскобойникова, Танькина мать. Уж как она полюбила этого мальчишечку, уж как над ним тряслась. Назвала Сереженькой, в честь мужа покойного. Говорят, хороший у нее муж был… У моей знакомой был брат двоюродный, так он знавал его. А еще этот брат…

– Рая, а что Мария? Так и жила с внуком?

– Ну да, куда ей деваться? Говорю же, тряслась над ним, как могла. К Рогову домработницей пошла, чтобы денег заработать на лекарства да на хорошее питание мальчику. Но трясись не трясись, если уж сердце больное. Тут ни лекарства, ни питание роли не играют. Врачи говорили, все равно умрет, и пяти лет не протянет, если какую-то мудреную операцию не сделать. А наши врачи такие операции не делают, и хоть плачь, хоть волосы на себе рви… Но Мария все равно из кожи вон вылезла, а внука спасла! Операцию ему аж в самой Германии делали, она Сереженьку сама туда и свезла.

– Да ты что? Это на какие же деньги? Неужели Татьяна своим занятием на операцию для сына заработала? Это же очень дорого, насколько я знаю, – задумчиво прокомментировала мама.

Раиса Никитична глянула на нее насмешливо, подняла криво подрисованные бровки:

– Ну да, скажешь тоже. Татьяна вообще ни копейки не дала. Говорю же – уехала и забыла. Будто ни матери у нее нет, ни сына.

– Тогда откуда? – упорно повторила свой вопрос мама.

– Так ей Рогов на операцию денег дал.

– Что, прямо-таки сам дал? Взял и вывалил огромные деньжищи для внука домработницы? Он что, такой добрый?

– Да ну…

– Тогда почему?

– Не знаю, Валя… И впрямь подозрительно, ты права. Как-то я упустила этот момент… И Мария в то время на эту тему не распространялась, вот пересуды сами собой и заглохли. А так бы я знала, конечно.

– А дальше что было, Рая? Вылечила Мария Сереженьку, а дальше что?

– Да ничего, Валь. Стала она жить-поживать да Сереженьку растить. А потом и Татьяна вдруг объявилась, говорят, на коленях к матери приползла, прощения у нее просила. А еще говорят – не просто так она приползла-то, занятие свое блудливое бросила, а будто бы Мария ее отмолила. Иконка у нее, говорят, есть особенная, сестра-монашка откуда-то из паломничества привезла. И название у иконки мудреное… Сама не видела, утверждать не могу, но факт остается фактом, – выходит, и впрямь девку отмолила. С тех пор Татьяна такой порядочной заделалась, куда с добром! И домом занимается, и сыном, и на мужиков хоть и глядит, но с выбором, не абы с каким… В общем, как обычная баба себя ведет. И не догадаешься, что проституткой была. Мария ее даже на свое место пристроила – к Рогову домработницей. А что… Нормальное место, теплое… Рогов домработницам хорошо платит.