Джилл Барнет - Унесенные страстью

– Джек – любимая папина лошадь, – объяснила ей Кирсти. Грэм тем временем привязывал что-то на гриву коню.

– Но она ведь в доме!

– Не беспокойся. Он домашний.

«Домашний?!»

– Но это же лошадь!

– Ну да. – Эйкен рылся в каком-то хламе, валявшемся на полу.

– Лошади место в конюшне.

– Он не любит конюшню.

Эйкен помолчал и взглянул на Джорджину. Выражение лица его внезапно изменилось, словно он вдруг опомнился. Он направился к девушке.

Ну вот, а она-то думала, что он так и не поможет ей подняться. После недолгой внутренней борьбы девушка протянула ему руку. Эйкен, не обращая на нее внимания, прошел мимо.

– Вот он, мой хлыст! – Нагнувшись, он вытащил его из-под нее и из-под груды журналов, потом вернулся к своей лошади. – Спасибо, Джорджи! – Эйкен отдал ей честь хлыстом.

– Мисс Джорджина не хочет отвести нас на берег залива, папа, – пожаловался Грэм.

– Не хочет? – Эйкен оглянулся на девушку. – Почему же ты не хочешь отвести их на берег?

– Я ничего такого не говорила.

– Нет, говорила, – вмешалась Кирсти. – Ты сказала: нет. Эн. Е. Тэ.

– Отведи их на берег залива. Как ты верно заметила, это именно то, за что я плачу тебе. – Эйкен вскочил на коня и облокотился о седло. – Это будет тебе полезно. Хорошая тренировка для ног. Недолгая приятная прогулка по дюнам укрепит твои ноги. Тебе необходимо укрепить их, Джорджи. Тогда тебе легче будет вставать.

Он выехал из комнаты верхом, оставив Джорджину, которая пыталась побыстрее подняться, горя желанием убить его.

Кирсти, Грэм и мисс Джорджи спускались с холма к бухте Пайпера. Кирсти с Грэмом бежали впереди, соревнуясь – кто быстрее добежит до прибрежного песка.

– Я первый! Я первый! – завопил Грэм как ненормальный, да он таким и был, по мнению Кирсти.

Кирсти сделала вид, что ей это абсолютно безразлично.

– Давай поиграем в «Кто первый увидит»! Я вижу первую чайку! – Она указала на небо.

– Я вижу первого песчаного краба!

Грэм плюхнулся на колени на мокрый песок, набрав полные ладони песку и удирающих юрких крабов.

– Я вижу первую траву!

Мисс Джорджи стояла на кочке с травой у высокой сосны.

Кирсти посмотрела в ее сторону:

– Это вовсе никакая не трава!

– Разве?

– Это всего лишь скудная травка. – Мисс Джорджи посмотрела на траву и коротко рассмеялась. – Ах, вот как – так, значит, это место как раз для меня! – Голос ее дрогнул; она произнесла эти слова подчеркнуто весело, беззаботно – так обычно бывает, когда взрослые говорят совершенно не то, что думают. – Да, это подходящее местечко. Посижу-ка я здесь!

Джорджина присела на травку; она сидела «как в воду опущенная». Кирсти вспомнила выражение, которое они изучали на уроках грамматики. Хотя она никак не могла себе представить, кто будет макать человека в воду и почему это должно означать что-то очень печальное – разве что вода была холодной и человек простудился.

– Сомневаюсь, чтобы где-нибудь поблизости отыскалась богатая трава, ведь правда?

– Богатой травы вообще не бывает, – сообщил ей Грэм таким тоном, что ясно было, какого он мнения о ее умственных способностях. – Богатая трава? – Мальчик с недоумением покачал головой.

– Ну что же, меня это нисколько не удивляет, – сказала Джорджина, потом обхватила колени руками, положив на них подбородок. Кирсти показалось, что мисс Джорджи вела весь этот разговор как бы сама с собой.

Она обернулась и заметила у Грэма в руках что-то блестящее.

– Что это у тебя?

– Ничего. – Брат быстро убрал руку за спину, так что Кирсти сразу поняла, что там и правда что-то есть.

– Дай посмотреть.

– Нет. – Он побежал вдоль пляжа.

Кирсти помчалась за ним:

– Что это такое?

Грэм отбежал от нее подальше и поднял серебряную бутылочку.

– Смотри-ка, что у меня тут есть! – прокричал он нараспев.

Кирсти попыталась схватить бутылочку, но Грэм увернулся, приплясывая, хохоча, размахивая пузырьком и дразня ее – эти тупые мальчишки всегда так делают.

Девочка хотела наступить ему на ногу, но промахнулась. Грэм засмеялся и, повернувшись, бросился бежать... налетев прямиком на мисс Джорджи.

– Что у вас там, почему вы деретесь?

– Ничего, – солгал Грэм.

– Серебряный пузырек! – воскликнула Кирсти в один голос с ним.

– Он мой!

– Вовсе нет!

– Дай-ка сюда! – Мисс Джорджи протянула руку. Грэм посмотрел на ее руку, потом положил ей в ладонь пузырек. Она подняла его, разглядывая на солнце. – Не похоже, чтобы это было что-нибудь стоящее. Но если вы оба намерены драться из-за него, то он никому не достанется!

Джорджина размахнулась и забросила бутылочку далеко в море, потом опять повернулась к ним.

– Надеюсь, это научит вас не драться – никогда и ни по какому поводу.

Кирсти и Грэм переглянулись.

– Это была просто дурацкая бутылочка, – шепнула девочка брату. – Она была такая старая на вид, наверное, даже старее, чем мисс Джорджи. А вот теперь ее нет.

Грэм кивнул. Как и в большинстве других случаев, бутылочка что-то значила для него, только пока она нужна была Кирсти.

– Давай-ка лучше посмотрим, кто первый увидит кого-нибудь первого живого! – предложила Кирсти.

Ребята побежали вдоль кромки воды, брызгаясь и высматривая «первых живых существ». Кирсти нашла первую морскую звезду, а Грэм нашел первого краба. Потом Кирсти погналась за первыми куликами, которые вприпрыжку расхаживали по берегу.

Мисс Джорджи ничего не нашла первая, хотя и попыталась один раз.

Кирсти посмотрела на нее. Джорджина стояла у высокой сосны, глядя куда-то вдаль, на море, и дальше, за горизонт, как будто ждала, что получит оттуда ответ на какой-то очень важный вопрос. Девочка отвернулась и завертела головой.

– Смотри, Грэм! Я нашла первую синюю цаплю! Смотри же! Это ведь первая синяя цапля! Самая первая!

Она указала на большую скалу, поросшую анемонами, которая виднелась у самого края залива; прямо у этой скалы стояла громадная цапля, чуть ли не четырех футов высотой. В следующее мгновение огромная птица втянула длинную шею и оторвалась от земли; взмахивая крыльями, она поднималась все выше в небо с громкими пронзительными криками «Фрэнк, фрэнк, фрэнк!». Кирсти следила за ее полетом, пока цапля не превратилась в маленькое черное пятнышко в небе.

Когда девочка опять обернулась, она увидела, что мисс Джорджи сбросила туфли и чулки и стоит в воде, подняв юбку выше колен, а волны бьются о ее ноги. Она смеялась.

Кирсти смотрела на нее; по правде говоря, она прямо-таки уставилась на нее. Она не могла себе представить мисс Джорджи смеющейся. Смеющейся по-настоящему, от души. Девочка ни разу не видела, чтобы та смеялась. Она казалась такой... даже не сердитой – не считая, конечно, тех случаев, когда они как-нибудь разыгрывали ее, – но... ну да, у нее всегда был такой несчастный, подавленный вид. Должно быть, она одинока, раз ей приходится разговаривать самой с собой.

Кирсти иногда должна была чуть ли не силой напоминать себе, что не любит ее. Временами, когда она смотрела на мисс Джорджи, она видела перед собой просто симпатичную девушку с длинными блестящими волосами, темными как ночь, с белой кожей и ясными голубыми глазами. Кирсти понимала, что мисс Джорджи старается быть ласковой с ней и с Грэмом.

Но Грэм никогда ничего не замечал – он ведь мальчишка, а мальчишки не обращают внимания на подобные вещи, и Кирсти вовсе не хотела любить ее. Девочка предпочитала не любить ее, потому что ей совсем не хотелось, чтобы такая вот хорошенькая женщина вроде мисс Джорджи увела от нее отца.

Кирсти удивлялась, с чего бы это такой красавице быть несчастливой. Потом сообразила, что сама она ведь тоже очень часто бывает несчастной, при том что она вовсе не уродина. Может, у мисс Джорджи нет матери, и, может быть, отец ее не хочет, чтобы она была рядом. Быть может, она такая же одинокая и так же боится всего, как и Кирсти.

Новая волна накатилась, обдав ноги мисс Джорджи, и та рассмеялась еще громче; девочка отвернулась – ее сбивала с толку мысль о том, что мисс Джорджи – обычный живой человек, вроде нее или Грэма. Девочка предпочитала видеть в ней врага, такого, как мисс Харрингтон или же Честер Фарради. Их было легко не любить.

Она услышала конское ржание и обернулась. Ее отец скакал верхом на Джеке; они остановились высоко на гребне холма над заливом. Девочка помахала ему, но отец не ответил ей. Рука ее повисла; она стояла, ощущая себя глупой, пристыженной.

Отец не смотрел на нее. Кирсти проследила за его взглядом. Он смотрел на мисс Джорджи.

Кирсти долго стояла, не двигаясь, разглядывая мисс Джорджи. Та шла по воде, не обращая ни малейшего внимания ни на нее, ни на Грэма.

– Смотри! Я поймал первого омара!

Грэм стоял на каменистом уступе, вытаскивая ловушку для омаров; они нашли ее на старом баркасе на другом конце острова. Фергюс все время ловил омаров, и он объяснил им, как ею пользоваться.

Кирсти подбежала, чтобы посмотреть на омара.

– Надо же – такой вкусный, а на вид такой уродливый!

Присев на корточки рядом с ловушкой, Грэм совал в нее прутик и смотрел, как омар хватается за него.

– Ты только посмотри на эти клешни! Спорю на что угодно – он умеет щипаться получше, чем ты!

Кирсти посмотрела на омара, потом перевела взгляд туда, где до этого стоял ее отец. Его уже не было. Она взглянула на мисс Джорджи; та шла по песку, ее юбка развевалась на ветру; ладонью она прикрывала глаза.

Кирсти была спокойна, очень спокойна. Взглянув на Грэма, она предложила:

– Если хочешь проверить, как щиплются эти клешни, у меня есть отличная идея!

– Давай, – согласился Грэм.

Мальчишки всегда так доверчивы! Их можно запросто подбить на что угодно.

Джорджина приходила сюда каждый вечер – на это место под громадным раскидистым деревом, которое выросло, казалось, прямо на гранитном утесе. Сегодня вечером было прохладно, холоднее, чем вчера. Грэм сказал, что по утрам теперь везде лежит иней, изморозью покрывая деревья и землю.

Будь этот год таким же, как прежние, будь она дома, в фамильном особняке в Бостоне, она бы не заметила ни этой луны или первого инея, ни того, что ночь выдалась холоднее, чем предыдущая. Она была бы слишком занята, порхая с вечеринки на вечеринку и поднимая бокалы шампанского за друзей, которые на самом-то деле друзьями не были, смеясь и танцуя, возможно, с Джоном Кэботом, который носом доставал ей до плеча и чья лысина вечно отражала сияние мерцающих газовых светильников в бальном зале.

Джорджина откинулась, прислонившись спиной к стволу дерева и глядя, как поднимается оранжевая луна – яркий пламенеющий шар на удивительном темно-лиловом небе. Луна светила так ярко, что на нее было больно смотреть.

Листья начали опадать; они слетали на землю каждый день после полудня, когда ветер дул с моря. Теперь, в свете полной луны, они сверкали, как золотые.

Здесь было красиво, на этом затерянном острове, особенно по вечерам. Девушка оторвалась от дерева и пошла по тропинке, слушая, как шуршат под ногами листья.

Она поднялась по склону холма на луг, где тропинка, петляя, вела к мостику у пруда. Два лебедя дремали в зарослях у моста; головы они для надежности сунули под крыло. Джорджина побрела по самому берегу пруда, там, где красные ивы были гуще и где все заросло самбуком. Ветер за последний час утих, превратившись в легкий бриз, в воздухе разливалось спокойствие, а море вдалеке шумело размеренно, умиротворенно.

Девушка стояла у моста, глядя, как лебеди лениво покачиваются на глади пруда, прячась от ночи и мрака. Она посмотрела на звезды и вспомнила об Эми. Хотелось бы ей знать, где она сейчас, что делает.

Она раздумывала, как будет жить дальше, куда поедет отсюда. Что будет с ней? Джорджина пыталась убедить себя, что у нее есть будущее, но это не очень-то ей удавалось – в глубине души она в это не верила. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, не способной ничего изменить в своей жизни.

В воздухе вдруг наступила зловещая тишина. Девушка вскинула голову, почти ощущая, как замерли звезды, а золотистая луна стала вдруг серебряной, ледяной.

Точно откликаясь на чей-то зов, Эйкен Мак-Лаклен выехал верхом на гребень холма. Сначала это был только темный силуэт; он несся по воздуху, точно легендарный полуночный рыцарь, летящий вскачь из Долины Спящих.