Элизабет скрестила руки на груди. В зыбком свете фитиля он увидел, что она смотрит на него с непроницаемым выражением лица. Он молча проклинал себя за то, что дал волю своему сердцу. Самым разумным сейчас было бы развернуться и исчезнуть. И вообще, он допустил большую ошибку, решившись пойти сюда вслед за ней. До сих пор во всем, что касалось этой женщины, он делал только ошибки. Одну за другой, почти с закономерной неотвратимостью. Он опустился на корточки, нащипал пригоршню сухого прибрежного дикорастущего овса, сложил его в кучку вместе с высохшими обрывками водорослей и, добавив немного трухлого плавника, зажег все это с помощью фитиля.

– Зачем ты пошел вслед за мной? – спросила Элизабет.

Несмотря на старание сохранять спокойствие, у нее не получалось владеть своим голосом так же хорошо, как выражением лица. Дункан уловил в нем едва заметную дрожь.

Он стал дуть в разгорающийся жар, пока над костром не появились маленькие язычки пламени.

– Я хотел пойти на праздник, а затем увидел, как ты ушла оттуда. И тогда я решил, что не помешает узнать, как у тебя дела.

– Да, в качестве моего защитника у тебя уже есть определенный опыт, не так ли?

– Собственно говоря, я только хотел поговорить с тобой.

Она сердито взглянула на него.

– О чем?

О боже, он не мог сказать ей этого! Пока что нет. Помолчав немного, Дункан беспомощно пробормотал:

– Это… это было так давно, Лиззи.

– И ты пришел сюда, чтобы сказать мне это?

– Нет, я просто искал слова, которые прозвучали бы не слишком глупо.

– Но они все же глупые.

Он вздохнул.

– Господи, да. Лиззи… – Он прокашлялся. – За последние два года я старался не попадаться тебе на глаза.

Элизабет, не собираясь облегчать ему задачу, выжидательно молчала.

– Нельзя сказать, что я не хотел тебя, Лиззи. Каждый раз, когда я видел тебя, я… Больше всего мне хотелось… – Он умолк, потому что не нашел нужных слов.

– И чего же тебе хотелось бы? – Она вздернула подбородок. – Еще раз с удовольствием заняться со мной любовью? В память о добрых, старых временах?

– Ну, приблизительно так, – сразу же согласился он.

Вообще-то, это было не совсем то, что он хотел сказать ей, но в любом случае соответствовало действительности.

– Ты замужем, – подчеркнул он, словно это когда-либо мешало ему. – И у тебя ребенок, как я слышал. При этих обстоятельствах я считал, что будет лучше…

– Больше не хотеть меня?

Он заметил ее высоко закатанные рукава и небрежно зашнурованный корсет. Ее разметавшиеся волосы лежали на оголенных плечах. Огонь от костра бросал беспокойные тени на нежную кожу, видневшуюся в слишком глубоком вырезе платья.

– Не хотеть тебя больше? – повторил он хриплым голосом.

Дункан осознавал, что, даже если бы он дожил до ста лет, ему никогда не удалось бы держаться от нее подальше. Уже подходя к ней, он понимал, что совершает еще одну ошибку, причем еще более глупую, чем за все последнее время, однако в том, что касалось Элизабет, он и в этот раз явно не был хозяином своих решений. Он бросил горящую трубку на песок и протянул руки, чтобы схватить Элизабет. Она жестоко ударила его по лицу. Один раз, другой, и это получилось так быстро, что он даже не успел уклониться. Он схватил ее за плечи:

– Черт возьми, Лиззи…

Однако она уже больше не сопротивлялась, а сама неудержимо набросилась на него, и ее губы прижались к его губам быстрее, чем он успел закончить фразу. Она обхватила его обеими руками, разорвала на нем рубашку и громко застонала, не отрывая своих губ от его рта. Дикая необузданная страсть охватила и его, и он ничего так сильно не желал, как немедленно овладеть этой женщиной. По крайней мере в этот раз у них в распоряжении был мягкий песок, на котором можно было лежать. Крепко обнявшись, они опустились на землю. Он понял, что она готова ко всему, и, не раздумывая ни секунды, овладел ею. За кратчайшее время они достигли вершины блаженства. Ее приглушенные вскрики еще звучали у него в ушах, когда он, глубоко вздохнув, тяжело обмяк и спрятал лицо в ее волосах, которые пахли солнцем и лавандой. Под своей грудью он чувствовал учащенное биение ее сердца.

– Мне нечем дышать, – сдавленным голосом произнесла она.

Дункан оперся на локти, но остался лежать на ней.

– Так лучше? – спросил он, все еще тяжело дыша.

– Нет, – сказала она, отвернувшись.

– Проклятье, Лиззи! Взгляни на меня.

Она зажмурилась. Он нежно поцеловал ее в лоб.

– Послушай, мне очень жаль, что у нас всегда вот так происходит. Как-то… сломя голову. А вообще-то, мне это не свойственно, Лиззи. Собственно говоря, любовь – это такое дело, которое я предпочитаю делать не торопясь.

– А какое отношение к любви имеет это?

Он заметил, что они коснулись скользкой темы, и быстро сменил ее.

– Мне хотелось бы просто делать все медленнее. Так, чтобы тебе было приятнее.

– И к чему это приведет?

– Ну, для начала только к тому, что мы вдвоем получим больше удовольствия.

Он чувствовал, что она собирается задать следующий вопрос, однако Элизабет промолчала и продолжала неотрывно смотреть на него. Ее широко открытые глаза влажно блестели, словно от невыплаканных слез. На него накатилась волна нежности, он почувствовал почти непреодолимое желание отбросить всю свою осторожность и высказать ей все, что всегда не давало ему быть с ней слишком откровенным, потому что было неразумным и абсолютно невозможным: он хотел сказать ей, что она должна упаковать свои вещи и уехать с ним. Но разве это разумно – постоянно прибавлять к своим, уже совершенным тяжелым ошибкам новые, еще худшие. Одно уже то, что он лежал здесь, рядом с ней, было огромной глупостью. Он понял всю двусмысленность своего положения и подавил желание выругаться.

В этой неприятной ситуации он не знал, чем помочь себе, кроме как поцеловать ее. Он осторожно прильнул к ее губам долгим чувственным поцелуем, нежно погладил ее шею, плечи и грудь и при этом совершенно никуда не торопился. Одновременно он медленно и осторожно двигался, скорее скользящими движениями, а не толчками, хотя ему уже через короткое время стало трудно сдерживать себя, потому что чувствовал, как быстро растет ее возбуждение. Она тихо застонала, когда он остановился и сполз вниз по ее телу.

– Что ты собираешься делать? – задыхаясь, еле слышно спросила она.

– Подожди… – Он задрал ее юбки как можно выше. – Черт возьми, что это здесь у нас?

Он уселся на корточки и, не веря своим глазам, воскликнул:

– Ты носишь нож за подвязкой чулка?

– Я же говорила, что тебе может не поздоровиться.

Дункан рассмеялся и ощупал маленькие ножны.

– Из-за вот этого? Но он же очень маленький.

– Зато острый, как скальпель.

Дункан вовремя спохватился и не задал вопрос, кто подал ей эту мысль – прятать нож за подвязкой чулка. Эта идея могла принадлежать только Клер Дюбуа. Он знал, что она таким образом защищала себя от нежелательных приставаний.

– А ты умеешь обращаться с этой штукой? – спросил Дункан.

– Мне пока что не приходилось испробовать его в деле, – призналась она.

– Может быть, мне стоило бы показать тебе, как им пользоваться?

– Хорошо, – согласилась она.

– Тогда я тебе объясню. – Он расстегнул узкую подвязку и снял нож, а затем поцеловал внутреннюю сторону ее обнаженного бедра и добавил: – Потом.


Элизабет не знала, сколько времени прошло. Огонь все еще пылал, Дункан подкинул в него еще плавника. Всего лишь за пару шагов от них волны бились о берег, а над ними простиралось звездное небо, до которого, казалось, можно было дотянуться рукой. В воздухе витал запах дыма, водорослей и влажного песка. Нежный бриз касался их тел, разгоряченных любовью.

Ее переполняло чувство какой-то нереальности, словно это не она лежала здесь в объятиях своего любовника, а какая-то незнакомая чужая женщина, которую она до сих пор не знала. Вся горечь и обиды улетучились, она чувствовала себя легкой, почти невесомой, освобожденной от какого бы то ни было бремени. Пока она лежит здесь, с ней ничего не может случиться, все неприятности были где-то очень далеко. Ей казалось, что она попала в рай, пусть даже всего лишь на короткое время. В отличие от предыдущих интимных встреч с ним, она в этот раз не чувствовала ни стыда, ни раскаяния, лишь неотвратимость того, что произошло между ними. То, что они совершили вдвоем, связывало их каким-то роковым образом, и Элизабет осознавала это. Она уткнулась носом в ямочку под его подбородком и жадно вдыхала в себя запах любимого мужчины, который невозможно было перепутать ни с каким другим и благодаря которому она вслепую могла бы найти его. От него пахло ромом, который он выпил, табаком, сандаловым деревом, солью и потом.

Странно, какой мягкой была его кожа в этом месте, всего лишь на расстоянии нескольких пальцев от нижней части его подбородка, который царапался, словно грубая щетка. Касаясь губами этого нежного углубления, она вдруг подумала, что это противоречие весьма характерно для всего его существа. Он был для нее как бы загадкой, которую можно было разгадать только по частям, и всегда, когда ей казалось, что разгадана одна часть, тут же появлялись другие, которых она раньше еще не видела.

– Как долго мы уже находимся здесь? – спросила Элизабет, когда ей показалось, что уже прошла половина вечности.

– Приблизительно полтора часа. – Его гортань вибрировала под ее губами, и она поцеловала это место.

– Мне нужно возвращаться, – сказала она.

– Значит, нужно.

Вот и все. Он не сказал: «Брось его и уезжай со мной, все равно куда». А просто лишь: «Значит, нужно». Она прислушалась к своему внутреннему голосу, но не почувствовала никакой обиды. И лишь горьковато-сладкое ощущение потери заполнило ее душу еще до того, как он ушел.

Они дали друг другу то, что им хотелось, не больше и не меньше. Не было никаких требований, никаких запросов. Да, ей нужно было возвращаться назад, без Дункана. Они жили в разных мирах. То, что она была матерью его сына, ничего не меняло, или, точнее говоря, именно из-за этого она ничего не могла изменить. Жизнь, которую она хотела для Джонатана, ничего общего не имела с жизнью его отца. И с этой мыслью Элизабет окончательно вернулась из рая в действительность. Она со вздохом высвободилась из объятий Дункана и села на песок.

– О небеса, я вся в песке!

– Давай я помогу тебе.

Он тщательно выбил песок из ее юбок, зашнуровал корсет, а затем вытащил гребешок из сумки, висевшей у него на поясе, и осторожно расчесал ее растрепанные волосы. Она обратила внимание, что он избегал ее взгляда, и это больно кольнуло ее в сердце, потому что дистанция между ними восстановилась слишком быстро. Впрочем, она не подала виду и только шутливо сказала:

– Спасибо! Когда ты потеряешь работу в качестве пирата, я смогу рекомендовать тебя на должность камердинера.

К ее изумлению, он обнял ее и крепко прижал к себе.

– Элизабет, я должен тебе кое-что сказать. Собственно говоря, именно поэтому я и пошел вслед за тобой. Я хотел, чтобы ты услышала это от меня, а не от кого-нибудь чужого. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть за то, что я скажу тебе это только сейчас. Я не мог ничего сказать раньше, потому что ты злилась на меня. Я хотел сначала привести в порядок наши отношения с тобой.

Его голос был серьезным и каким-то печальным. Ее сердце сжалось от страха.

– Что случилось, Дункан?

– Твой отец умер.


Дункан крепко держал ее в объятиях, хотя она кричала, плакала и била кулаками его в грудь, требуя, чтобы он убрался к черту. Когда ее плач прекратился, он, хотя она об этом и не просила, рассказал ей все, что знал. Виконт умер от сердечного приступа четыре месяца назад и был похоронен без огласки. Для поместья Рейли-Манор был назначен управляющий, о чем виконт распорядился еще тогда, когда был жив.

Элизабет молча дослушала до конца рассказ Дункана, когда они возвращались в Данмор-Холл. Когда он спросил ее, чувствует ли она себя теперь лучше, она ничего не ответила. Элизабет была противна себе, потому что валялась в песке и отдавалась Дункану самым бессовестным образом, как готовая на все послушная проститутка, хотя он, собственно, просто хотел сообщить ей, что ее отец умер. Ею овладела холодная ярость, потому что он специально отложил эту новость на потом, чтобы сначала получить удовольствие. Она напрочь забыла о том, что он всегда думает только о себе. Чувства других людей значили для него не больше, чем грязь. С какой стати его стала бы волновать смерть ее отца? Наоборот, известие о его смерти, скорее всего, доставило Дункану огромное удовольствие! В конце концов, он ненавидел виконта с самого своего детства. Элизабет с горечью вспомнила о том, что она до сих пор не узнала всю подоплеку этой ненависти. Свою таинственную историю он ей так и не рассказал. Впрочем, Элизабет тоже не хотела слушать ее. Да и какую роль это играло теперь, когда ее отца уже не было в живых?