Едва лишь повозка выехала со двора, как одна из поисковых групп вернулась в Саммер-Хилл. В ее составе были Бенджамин Саттон и двое долговых работников. Потные, исцарапанные ветками, с красными от долгой ходьбы по бездорожью лицами, они выглядели крайне уставшими. Обе собаки, которые были у них с собой, натягивали поводки. Вывалив языки, животные учащенно дышали, а их бока ходили ходуном от жары. Саттон приказным тоном потребовал воды. Один из двоих слуг толкал перед собой девушку со связанными руками. Они нашли Силию.


Вид у нее был страшный, лицо разбито и изранено, а ноги кровоточили от укусов собак. Когда слуга толкнул ее на площадку перед господским домом, она лишь с трудом удержалась на ногах. Ее растрепанные волосы прядями свисали на лицо, а глаза расширились от страха и боли.

– Это была не я! – дрожащим голосом воскликнула мулатка. Но ее едва можно было услышать, потому что губы девушки распухли от побоев, а из носа текла кровь.

Саттон издевательски рассмеялся:

– Прибереги дыхание для криков, потому что вон с той стороны уже идет Данмор.

И действительно, к ним подошел Гарольд Данмор, тоже уставший и потный, как и двое других мужчин из его поисковой группы.

Он сразу же подозвал к себе надзирателя Норингэмов.

– Привяжи эту проститутку вон к тому дереву. А затем бей ее, пока не сдохнет!

Надсмотрщик сглотнул слюну и неуверенно посмотрел по сторонам. Тогда Гарольд Данмор сам приступил к делу. Он схватил мулатку и за волосы потащил ее к пальме, где умелыми движениями привязал к дереву. Она не могла сопротивляться его дикой силе и лишь с рыданиями опустилась на колени и сжалась в комок.

– Умоляю вас! Я же этого не делала!

Он выдернул из-за пояса плеть и со свистом обрушил ее на девушку. Громкие крики Силии заставили жильцов и гостей господского дома выскочить на площадку. Элизабет оказалась быстрее, чем другие, и сразу сообразила, что нужно делать. Слишком свежи и ярки были воспоминания о том, как он избивал Деирдре, поэтому ей казалось, что сама судьба требует от нее теперь любой ценой предотвратить то, что могло повториться вновь. Не колеблясь, Элизабет бросилась на своего свекра и отвела его плеть в сторону.

Гарольд отреагировал, как человек, которого охватило безумие, – позже он пытался оправдать это тем, что не понял, что это была именно она, что он якобы просто хотел отбиться от какого-то нападавшего человека.

Издав громкий вопль, он одним-единственным ударом кулака сбил Элизабет с ног. Она упала в пыль, схватившись за живот. Удар попал ей в диафрагму, и она не могла дышать. В следующее мгновение в глазах у нее потемнело, и Элизабет утратила способность сознательно воспринимать окружающую действительность. Откуда-то доносились крики женщин: Анны, Фелисити и леди Гэрриет. Словно сквозь туман, Элизабет видела, как Дункан с диким криком набросился на ее свекра и повалил его на землю. Когда Гарольд, сидя на земле, схватился за свой кинжал, Дункан вытащил пистолет и взвел курок.

– Только попытайся!

Уильям, увидев, как Элизабет жадно хватает ртом воздух и стонет, пытаясь сделать вдох, наклонился к ней со словами:

– О, Боже всемогущий, Элизабет! – А потом поднял ее на руки и понес к дому. Через плечо он бросил Гарольду: – Если вы еще раз притронетесь к моей собственности, я вызову вас на дуэль.

– Ну да, – обеспокоенно сказал Саттон Гарольду. – Тут он прав, совсем прав. Мулатка принадлежит ему.

Он повернулся к Джереми Уинстону:

– Но надо ее хотя бы посадить в тюрьму, aye? Ты, как представитель государственной власти, мог бы арестовать ее.

Джереми Уинстон поспешно кивнул, явно обрадованный тем, что таким простым и одновременно элегантным способом может внести свой вклад в решение данной проблемы.

– Это правда! Мы должны посадить ее под замок и произвести над ней судебный процесс, как и над любым убийцей. А после этого мы ее повесим, как и полагается. Тогда мы будем правы перед буквой закона. Да, точно. Так мы и сделаем. – Он еще раз кивнул, очень довольный собой и своим решением.

Гарольд Данмор сидел на земле, вытянув ноги и наклонив голову к коленям. Бешеная злоба покинула его. Когда он с помощью Уинстона тяжело поднялся, все увидели, что он дрожит.

Женщины пошли вслед за Уильямом в дом, а жалобный плач Фелисити был слышен еще некоторое время. По приказу Уинстона надсмотрщик Норингэмов отвязал мулатку от пальмы.

– Было бы лучше, если бы вы дали мне двух мужчин для ее охраны, – сказал ему Уинстон. – Они должны следить, чтобы все было правильно. Тогда никто не сможет утверждать, что кто-то противоправно посягнул на чужое имущество.

Саттон выразил свой восторг от такой дальновидной предусмотрительности. Он собрал своих собак и кивнул присутствующим, прежде чем, насвистывая, отправиться в дорогу.

Дункан Хайнес со стыдом наблюдал, как слуги под надзором Уинстона погнали перед собой связанную мулатку, которая тихо плакала. От ударов плетки одежда на ней была разорвана и по ее спине стекала кровь.

Гарольд Данмор горящим взглядом смотрел ей вслед.

29

Перед своим отъездом Гарольд Данмор пришел к Элизабет, чтобы извиниться перед ней за нанесенный ей удар. Он сказал, что не помнил себя, что после смерти Роберта больше не мог здраво мыслить и отличать, где друг, а где враг. С окаменевшим лицом он стоял перед ней, унижаясь в присутствии Норингэмов, которые обступили Элизабет, словно желая защитить ее, как будто она была ребенком. Гарольд чувствовал, как яд ненависти бродит в нем с такой силой, что у него туманится разум. Но тем не менее он взял на себя это унижение, потому что тот момент, когда она, скорчившись, лежала перед ним на земле, тщетно пытаясь вдохнуть воздух, был хуже, чем ситуация, когда он, готовый к покаянию, стоял перед ней, а Норингэмы смотрели на него, как на бешеную собаку.

– Прости меня, – сказал он еще раз, отвернув голову в сторону, чтобы избежать их взглядов.

Элизабет молча кивнула, и он, повернувшись, ушел.

Марту, которая все еще находилась под воздействием лауданума, две служанки затащили в карету. Фелисити вместе со своим багажом тоже находилась там, ожидая отъезда. Элизабет собиралась приехать на следующий день – из-за удара в живот ей нужен был покой, однако она хотела прибыть на похороны вовремя. Она передала это Гарольду через Фелисити, которая даже не скрывала, что и сама предпочла бы остаться в Саммер-Хилле еще на один день.

Снаружи перед домом Гарольд увидел Дункана Хайнеса. Их взгляды встретились. Резко повернувшись, Гарольд пошел к своей карете.

* * *

Дункан подождал, пока карета удалилась, а затем вошел в дом. Одного взгляда на Элизабет было достаточно, чтобы увидеть, что она совсем плоха. И пока она будет находиться в этом состоянии, ему не удастся поговорить с ней. Кроме того, Анна Норингэм не спускала с нее глаз, и даже у Уильяма, казалось, не было других дел, кроме как составлять ей общество.

Не без иронии Дункан подумал, что смерть ее мужа воздвигла между ними больше препятствий, чем устранила.

Не надо было быть особо наблюдательным, чтобы не заметить ее страданий, испытываемых от чувства вины. Конечно, большинство людей связало бы это подавленное состояние с ее трауром, но это быстро бы закончилось, если бы их увидели вдвоем. Тогда не потребовалось бы большой прозорливости, чтобы сделать определенные выводы. Поэтому он высказал ей свои соболезнования с безопасного расстояния, стоя перед открытой дверью, и она поблагодарила его безучастным голосом, даже не взглянув на него. Анна стояла позади нее, положив обе руки на плечи Элизабет. Дункан извинился и коротко попрощался, прежде чем Анна успела о чем-то подумать. Уильям Норингэм, который, как всегда, взвалил на свои плечи заботы всего мира, попрощался с ним у лодочного причала.

– Мы, конечно, скоро увидимся снова, – сказал он.

– Самое позднее, когда «круглоголовые» начнут палить из всех пушек, – согласился Дункан наполовину в шутку, наполовину всерьез. Легкая улыбка показалась в уголках рта Уильяма, но он тут же снова стал серьезным.

– Убийство Роберта Данмора легло тяжелым грузом на Саммер-Хилл, – сказал Уильям. – На моей земле пролилась кровь, и я чувствую свою ответственность. Но тем не менее все мои надежды направлены на то, что невиновность Силии все-таки будет доказана. Она с самого детства жила у нас, и вся моя семья всем сердцем любит ее.

– Определенно, никто не будет торопиться собирать доказательства, оправдывающие ее, после того как уже имеющиеся доказательства в общем и в отдельности говорят против нее, – откровенно сказал Дункан.

Уильям кивнул, озабоченно наморщив лоб.

– Я лично еще раз расспрошу всех слуг, работников и рабов. Может быть, все же кто-то из них хоть что-нибудь видел.

– Вы пойдете на похороны?

– Конечно.

– В особой дружбе, по всей видимости, вы не состояли. Или я не прав? – Дункан выжидающе посмотрел на Уильяма. – Больше того, вчера на собрании мне показалось, что вы с Робертом в состоянии сильной вражды. Вы таки довольно крепко ударили его.

Уильям сокрушенно пожал плечами.

– Поверьте, это такое дело, о котором я в величайшей мере сожалею. Если бы я мог сделать так, чтобы этого не произошло, то сделал бы это немедленно.

– А поскольку это невозможно, то бесполезно ломать над этим голову. Нельзя быть другом каждому.

– Тем не менее мне очень больно, что Роберт умер, будучи таким молодым, а прежде всего – таким образом.

– Некоторые сказали бы, что он, судя по его образу жизни, заслужил этого, – заметил Дункан.

– Хороший христианин вряд ли такое скажет.

– Конечно, – лаконично ответил Дункан. И уже более серьезно добавил: – Может быть, такой была его судьба. Говорят, что ход некоторых вещей уже давно предопределен звездами.

– Я не высокого мнения об астрологии.

– Я – тоже, – ухмыльнулся Дункан, – это скорее такая поговорка. Можно спокойно назвать это Божьим провидением. То, что греки называют «pronoia».

– Вы знаете древнегреческий язык? – удивленно спросил Уильям Норингэм.

– А вы, наверное, думали, что у пиратов есть иммунитет против любой формы образования? – насмешливо произнес Дункан, ответив вопросом на вопрос.

Уильям покраснел.

– Ну…

Дункан помог ему выйти из неловкого положения, вернувшись к судьбе Роберта.

– Иногда людей подталкивает определенная тоска по смерти, – задумчиво произнес он. – Мне кажется, Роберт был таким человеком. Он всегда жил так, словно у него не будет завтрашнего дня. И однажды это действительно произошло.

– Откуда вы знаете? Вы были знакомы с Робертом?

– Не сказал бы, что хорошо. – Дункан вспомнил о том, что Роберт говорил Клер: «Однажды все это для меня плохо кончится. Я чувствую себя как догорающий фитиль».

Уильям казался несколько озадаченным.

– Знаете, это вполне может быть правдой. Я имею в виду то, что он носил в себе тоску по смерти. Ни от кого из его окружения не укрылось, что в последние годы он был очень… несчастлив.

– Его брак был явно не самым лучшим, – сказал Дункан.

Уильям пожал плечами, и его лицо приобрело замкнутое выражение.

– Разумеется, леди Элизабет упрекать в этом нельзя, – сказал он довольно сухо.

Именно такой реакции и ожидал от него Дункан. Однако от этого настроение его не улучшилось. Этот юный рыцарь без страха и упрека однозначно был влюблен в Элизабет. Уже во время плавания многие заметили, что он симпатизирует Элизабет. Да и Роберт на вчерашнем собрании, не в силах сдержать свою злость, неспроста упрекнул Уильяма в том, что он волочится за его женой. А ввиду последнего развития событий никого не удивит, если Уильям по истечении времени траура попросит ее руки. И против этого Гарольд Данмор не сможет ничего поделать. Да и сам Дункан тоже.

– Я мог бы забрать ее на «Элизу» и доставить в Бриджпорт, – сказал Дункан. – Тогда ей не придется ехать туда верхом.

– Но она сама хочет ехать верхом. – По лицу Уильяма было видно, что предложение Дункана ему не по душе. – Я уже предложил отвезти ее домой в карете, естественно, с Анной в качестве сопровождения. Однако она отказалась.

Дункан не смог подавить в себе какое-то жалкое чувство удовлетворения, возникшее у него при этих словах. Он прикоснулся к своей шляпе и, примирительно улыбнувшись Уильяму Норингэму, сказал на прощание:

– Ваше сердце находится на правильном месте. Постарайтесь, чтобы оно всегда оставалось там.


На следующее утро Уильям настоял на том, чтобы двое его слуг сопровождали Элизабет во время поездки в Бриджтаун. Из-за этого ей понадобилось почти в два раза больше времени, чем обычно, потому что приходилось все время удерживать Жемчужину, заставляя ее идти шагом, иначе слугам пришлось бы бежать, чтобы успевать за ней. Слуги поспешно шагали то впереди, то рядом с ней, опустив головы, прикрытые оборванными шляпами.