С этими словами он повернулся и оставил Юджина стоять на месте.

53

Деирдре отвернулась, когда увидела возвратившихся в лагерь мужчин. Она с трудом переносила их вид, эти грубые красные лица, агрессивные жесты и кровь, которая все еще была на их телах после убийств. Их окружала аура насилия. В их злых голосах звучало недовольство, вызванное тем, что в этот раз все прошло не так, как им хотелось. Деирдре слышала не все, когда они отчитывались перед своим предводителем, однако речь, очевидно, шла о том, что нескольким людям удалось ускользнуть от них по дороге в Бриджтаун и, кроме того, им оказали ожесточенное сопротивление, убив двух человек из группы и одного тяжело ранив. Последнего они вынуждены были оставить лежать там, потому что он задерживал бы их продвижение на обратном пути.

Акин, чернокожий из племени йоруба, огромного роста здоровяк, который командовал всеми повстанцами в этой местности, воспринял сообщение равнодушно. Теперь, как он объяснил своим людям, это уже не играет никакой роли. Предстоит большое сражение. Сейчас главный вопрос заключается в том, когда именно к ним подтянутся первые вооруженные отряды.

По тому спокойствию, которое сквозило в его поведении, Деирдре сделала вывод, что Акин знал об этом давно. Возможно, это как-то было связано с барабанным боем, недавно раздавшимся снова после того, как он молчал два дня. Теперь, казалось, глухой рокот барабанов опять доносился со всех сторон, то приближаясь, то стихая, словно гипнотический зов какого-то чужеродного живого существа. Белые люди, которых немало насчитывалось среди повстанцев, воспринимали его как дьявольское колдовство. Старого мужчину, всегда находившегося рядом с Акином, белые называли колдуном, и если бы на то была их воля, они предпочли бы видеть его мертвым, потому что испытывали страх, когда он, бормоча что-то себе под нос, бросал на землю свое ожерелье из ракушек, чтобы потом уставиться на него неподвижным взглядом.

Целая группа долговых работников уже отделилась от остальных повстанцев. Они пошли в северном направлении, намереваясь захватить там лодку или корабль, чтобы сбежать на один из соседних островов. Если их поймают вместе с чернокожими, как объяснил Деирдре один из них, это может кончиться тем, что придется разделить их судьбу. А чернокожих, вне всяких сомнений, обязательно повесят, это так же точно, как «Аминь» в церкви. Деирдре посмотрела на четки, которые она намотала себе на пальцы.

«Аве Мария, – молилась она про себя, держа маленькую теплую жемчужину между большим и указательным пальцем. – Gratia plena, Dominus tecum, benedicta tu in mulieiubus, et benedictus fructus ventris tui, Jesus»[31].

Вдруг на нее упала чья-то тень.

– Ну, сладкая куколка, – сказал здоровенный, дикого вида шотландец со следами оспы на лице и похотливой ухмылкой, которая напугала ее, – может быть, сотворишь маленькую молитву для бедного раненого бойца?

Он с наигранным призывом к сочувствию показал свою руку, простреленную пулей. Кое-как перевязанная рана действительно имела ужасный вид, однако он, казалось, не очень-то обращал на нее внимание. Как и многие из беглых долговых работников, он был крепким парнем, одним из тех, кого принудительно сослали сюда в наказание по штрафному контракту. Ветер, усилившийся в последние часы, донес до нее его запах – отвратительную смесь пота и вонючего жира, которым он намазался для защиты от комаров.

«Santa Maria, – продолжала она поспешно молиться про себя. – Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, Nunc et in hora mortis nostrae. Amen»[32].

Она перекрестилась и уже хотела встать с камня, на котором сидела, однако шотландец положил свою тяжелую руку на ее плечо.

– Куда же ты собралась, куколка? Давай чуть-чуть помолимся вместе.

– Оставь ее в покое! – Позади шотландца появился один из ирландских долговых рабочих.

Его имя было Иан. Как и Деирдре, он раньше работал у Данморов.

– Ты же видишь, что не интересуешь ее.

– Откуда тебе это знать, сопляк? – Шотландец, готовый к нападению, агрессивно уставился на младшего по возрасту ирландца, к тому же бывшего значительно ниже его ростом.

– Никаких ссор! – крикнул им Акин.

Предводитель повстанцев встал с лежавшего на земле ствола, на котором сидел. Его лицо цвета черного эбенового дерева со шрамами на щеках ничего не выражало. Мощная голая грудь блестела в свете последних солнечных лучей. Его правая рука лежала на рукояти мачете, которым он, как шотландец уже лично видел, за менее чем минуту мог убить нескольких мужчин, несмотря на то, что те были вооружены. Акин был быстрым и ловким, как хищное животное, и во владении мачете знал такие приемы, которые здесь никогда не видели. Никто не решался возражать ему. Тот, кто больше не хотел подчиняться Акину, должен был уйти, причем немедленно, иначе его ждала неизбежная смерть, потому что йоруба не терпели предателей в своих рядах. Человек, однажды поклявшийся служить их кровавому богу, должен был следовать ему до самой смерти.

Шотландец презрительно сплюнул, скривился, но все же отступил. Когда он заметил, что старый Абасс, который сидел на корточках немного поодаль, как-то странно смотрит на него, шотландец открыто сделал знак, который должен был защитить его от злого взгляда.

Деирдре, не обращая на них больше внимания, облегченно вздохнула и благодарно улыбнулась Иану. Еще легче на душе стало у нее, когда сразу же после этого наконец появился пастор Эдмонд. Он сразу же заметил, что здесь произошла какая-то ссора, и озабоченно поглядывал то на одного, то на другого. Однако мужчины, отвернувшись друг от друга, уже расселись вокруг костра, где на вертеле жарились несколько кусков недавно убитого дикого кабана. Наверное, это был их последний мирный ужин, во всяком случае в ближайшее время. А может, им уже никогда не доведется вот так сидеть у огня в ожидании лакомых кусков. Все они знали, что этой ночью им придется противостоять тяжеловооруженным, хорошо обученным и готовым на все противникам. Некоторые считали, что было бы лучше снова спрятаться и собрать вокруг себя новых сторонников, однако Акин заявил, что время ожидания прошло и что его решение окончательное и бесповоротное.

– До завершения большого шторма все закончится, – объявил он еще утром, – и исход битвы будет решен.

Это символическое заявление признали все. Это значило, что так пророчествовал старый Абасс.

Деирдре ненавидела саму мысль о том, что должно произойти кровопролитие. Она уже говорила об этом с Эдмондом, которого тоже не радовало такое развитие событий. Однако и он не знал, как можно избежать столкновения. Если бы священник попытался призвать Акина или остальных мужчин к миру, посоветовал бы поступить по-христиански – подставить их врагам другую щеку, вместо того чтобы следовать предрассудочным видениям, он бы наверняка услышал в ответ издевательский смех. Поэтому Эдмонд даже не собирался предпринимать такую попытку. Эти люди не хотели ничего, кроме свободы, поэтому они убивали каждого, кто мешал им на пути к цели. Больше всего кроткому Эдмонду не нравилось то, что повстанцы разбили свой лагерь возле его часовенки. Еще в прошлом году, когда Эдмонд ушел в леса, он с трудом нашел для себя одно из самых безопасных и малодоступных мест в джунглях, чтобы соорудить там церковь, спрятанную в непроходимых холмах центральной части острова. Его временное жилище, расположенное вдали от ближайших поселений, стало пристанищем для немногочисленных беглецов, которых он посвятил в свою тайну и крестил. Здесь преследуемые и угнетенные люди нашли защиту и одновременно – утешение Господне посредством одного из его служителей. А теперь это тихое мирное убежище превратилось в пороховую бочку, готовую взорваться в любой момент.

Деирдре, взглянув на Эдмонда, показала глазами, что хочет поговорить с ним. Вскоре после этого она покинула лагерь и стала ждать его на краю ближайшего ущелья. Девушка глубоко вздохнула, когда его худощавая долговязая фигура появилась за одним из огромных деревьев и стала приближаться к ней. Сердце Деирдре вдруг забилось сильнее, и девушка задумалась, вызвано ли ее волнение смелым предложением, которое она хотела сделать ему, или же, скорее, тем, что его облик, как и всегда, вызвал в ней томление, против которого она была бессильна, несмотря на все молитвы. Деирдре знала, что не имеет права своей женственностью вводить его в искушение, потому что он был человеком Божьим, однако ей мучительно хотелось, чтобы он видел в ней женщину. Иногда ей казалось, что он так и делает, однако потом, когда она робко искала его взгляд, Эдмонд упорно смотрел куда-то в сторону.

– Деирдре, – кротко и нежно произнес он, остановившись перед ней. В этот раз он не отвел глаза и спокойно выдержал ее взгляд.

Между тем солнце уже почти полностью опустилось за горизонт. Ветер с шумом проносился над деревьями и трепал шляпу Эдмонда. Он снял шляпу и посмотрел на нее. Его молодое лицо и карие, с маленькими золотистыми точками глаза делали его похожим на мальчика, хотя ему, как знала Деирдре, было почти двадцать пять лет. Он побрился, как делал это каждый день. Примитивная жизнь в джунглях не мешала ему содержать себя в чистоте, пусть даже это требовало некоторых усилий. Он регулярно мылся, чистил зубы и даже пытался, насколько это возможно, ухаживать за своей одеждой. У него имелось только две рубашки, однако и те он регулярно стирал в ручье. Деирдре было больно смотреть на то, как он влачит столь жалкое существование.

– Это неправильно, – вырвалось у нее. – Ты не должен жить так!

Эдмонд удивленно посмотрел на нее.

– Что ты имеешь в виду?

Она отчаянным жестом показала на окрестности.

– Вот это! Все это недостойно тебя! Этот ужасный лес, жара, проливные дожди! Все эти люди, которые навлекают на тебя опасность. У тебя высшее образование. Ты – сын барона! – И она, вздохнув, решительно заключила: – Ты заслужил лучшую жизнь, Эдмонд.

– Но, Деирдре, ты ведешь точно такую же жизнь!

– Я всего лишь простая долговая служанка, – возразила она. – Моего отца я не знаю, а моей матери, кроме меня, надо прокормить еще восемь ртов. Мне пришлось уехать из Ирландии, иначе я умерла бы там с голоду, как два моих младших брата. Контракт стал моим спасением, в противном случае я вынуждена была бы идти на улицу. Моя старшая сестра так и сделала, но потом заболела французской болезнью, и один из ее клиентов порезал ей лицо. Жизнь в колонии казалась мне не такой уж страшной. Да она и впрямь не страшная… для меня. – Девушка поспешно взглянула на Эдмонда. – Ты понимаешь? Нет ничего хуже, чем Дублин! Там у меня не было ни еды, ни будущего и вообще никакой настоящей жизни. Но у тебя ведь все совсем по-другому. Просто у тебя это отняли! Тебя похитили, как какого-то уличного мальчишку! Тебе здесь не место!

Ее сердце обливалось кровью, когда она вспоминала, какая судьба постигла Эдмонда. Как и многих других, его ночью просто похитили на улице. Для того чтобы набрать рабочих для колоний, бессовестные торговцы людьми в Дублине не останавливались даже перед похищением обычных граждан. Они избили Эдмонда до полусмерти, и у него до сих пор остались шрамы от побоев. Во время плавания через океан он чуть не умер от лихорадки, а плантатор, которому его продали как якобы отбывавшего наказание в тюрьме, в припадке ярости чуть не убил его, узнав, что новый долговой раб – папистский священник. Эдмонду не оставалось ничего иного, как сбежать, иначе плантатор просто забил бы его до смерти. Взволнованная Деирдре схватила его за руку и крепко сжала ее.

– Тебе нужно возвращаться назад, Эдмонд. Я поговорю с леди Элизабет. У нее есть деньги, много денег, я знаю, я слышала, как она и мисс Фелисити говорили об этом. Я имею в виду деньги не на карманные расходы, а целое приданое. Существует брачный договор, по которому после смерти ее мужа все имущество принадлежит ей. Она легко может оплатить тебе переезд домой.

Эдмонд молча выслушал ее тираду. Он не сделал попытки вырвать руку из ее рук, а даже взял ее руки в свои.

– А что будет с тобой? – спросил он. – Она ведь предложила это тебе. Почему ты не согласилась? – Он прокашлялся. – Вот об этом я и хотел спросить тебя все это время.

Деирдре заметила, что покраснела.

– Я не хочу уезжать назад, потому что в Ирландии меня не ожидает ничего, кроме голода и нищеты. Но ты… ты вел совершенно другую жизнь, и тебе удастся вернуться к ней! Ты должен получить деньги на обратное плавание вместо меня, и я собираюсь попросить об этом леди Элизабет. Я не хочу, чтобы ты и дальше жил в этой безбожной стране!

– О, Боже всемогущий! Деирдре, ты ради меня хочешь отказаться от возвращения на родину?

Она молча кивнула и увидела, что он поперхнулся. Эдмонд сжал ее руки так крепко, что ей стало почти больно.

– Деирдре, я не хочу уезжать. Я счастлив.

Она ошарашенно уставилась на него:

– Ты… – Не веря своим ушам, она покачала головой. – Это правда? Но как ты можешь вести это жалкое существование?