Глава 39

Поезд сильно опаздывал, и на землю спускались неспешные синие июньские сумерки, когда Скарлетт сошла на платформе в Джонсборо. В окнах немногочисленных лавок и домов, уцелевших в городке, светились желтые огоньки ламп. На главной улице то и дело попадались широкие пустыри между домами на месте разрушенных или сгоревших домов. Темные, молчаливые развалины с продырявленной снарядами крышей, с полуобрушенными стенами смотрели на Скарлетт. Возле деревянного навеса над лавкой Булларда было привязано несколько оседланных лошадей и мулов. Пыльная красная дорога тянулась пустынная, безжизненная; лишь из салуна в дальнем конце улицы отчетливо разносились в тихом сумеречном воздухе выкрики да пьяный смех.

Станцию, сгоревшую во время войны, так и не отстроили — на месте ее стоял лишь деревянный навес, куда свободно проникали дождь и ветер. Скарлетт прошла под навес и села на пустой бочонок, явно поставленный здесь вместо скамьи Она внимательно всматривалась в конец улицы, надеясь увидеть Уилла Бентина. Ему следовало бы уже быть здесь Не мог он не сообразить, что она сядет на первый же поезд, как только получит его записку о смерти Джералда.

Она выехала так поспешно, что в ее маленьком саквояже лежали лишь ночная сорочка да зубная щетка — даже смены белья она с собой не взяла. Скарлетт задыхалась в узком черном платье, которое одолжила у миссис Мид, ибо времени на то, чтобы сшить себе траурный наряд, у нее не было А миссис Мид стала совсем худенькая, да и Скарлетт была беременна не первый месяц, так что платье было ей узко. Несмотря на горе, вызванное смертью Джералда, Скарлетт не забывала заботиться о своей внешности и сейчас с отвращением оглядела свою распухшую фигуру. Талия у нее совсем пропала, а лицо и щиколотки опухли. До сих пор ее не слишком занимал собственный вид, но сейчас, когда она через какой-нибудь час предстанет перед Эшли, это было ей совсем не безразлично. Несмотря на постигший ее тяжелый удар, Скарлетт приходила в ужас при одной мысли о том, что встретится с ним, когда под сердцем у нее — чужое дитя. Она ведь любит его, и этого нежеланный ребенок казался Скарлетт как бы свидетельством ее неверности Эшли Но хотя ей и неприятно было, что он увидит ее такой — раздавшейся, без талии, утратившей легкость походки, — встречи с ним не избежать.

Она нетерпеливо похлопала себя по колену. Следовало бы Уиллу уже быть здесь. Конечно, она могла бы пойти к Булларду и выяснить, нет ли его там, или попросить кого-нибудь подвезти ее в Тару, если Уилл почему-то не смог приехать. Но ей не хотелось идти к Булларду. Была суббота, и, наверно, половина мужского населения округи уже там. А Скарлетт не хотелось показываться им в траурном платье, которое было совсем не по ней и не только не скрывало, а подчеркивало ее деликатное положение. Ей хотелось выслушивать и слова сочувствия по поводу смерти Джералда Но нужно ей их сочувствие. Она боялась, что расплачется, если кто-нибудь хотя бы произнесет ее имя, а плакать она не желает Она знала: стоит только начать и рыдании не остановишь, как в ту страшную ночь, когда пала Атланта, и Ретт бросил ее на темной дорого за городом, и она рыдала, уткнувшись лицом в гриву лошади, рыдала так, что казалось, у нее лопнет сердце, и не могла остановиться Нет, плакать она не станет! Она чувствовали, что в горле у нее снова набухает комок — уже не в первый раз с тех пор, как она узнала печальную весть, но слезами ведь горю не поможешь.

Они только внесут смятение, ослабят ее дух. Почему, ну, почему ни Уилл, ни Мелани, ни девочки не написали ей о том, что дни Джералда сочтены? Она села бы на первый же поезд и примчалась бы в Тару, чтобы ухаживать за ним, привезла бы из Атланты доктора, если бы в этом была необходимость! Идиоты, все они идиоты! Неужели ничего не могут без нее сообразить? Не в состоянии же она быть в двух местах одновременно, а господу богу известно, что в Атланте она старалась ради них всех.

Она нетерпеливо ерзала на бочонке — ну, что за безобразие, почему не едет Уилл! Где он? И вдруг услышала похрустывание шлака на железнодорожных путях за своей спиной, а обернувшись, увидела Алекса Фонтейна, который шел к повозке с мешком овса на плече.

— Господи помилуй! Неужели это вы, Скарлетт? — воскликнул он и, бросив мешок, подбежал к ней, чтобы приложиться к ручке; его смуглое, обычно мрачное узкое лицо так и просияло от удовольствия. — До чего же я вам рад! Я видел Уилла в кузнице — ему подковывают лошадь. Поезд ваш опаздывал, и он решил, что успеет. Сбегать за ним?

— Да, пожалуйста, Алекс, — сказала она и улыбнулась, несмотря на свое горе. Так приятно было снова увидеть земляка.

— Да.., э-э… Скарлетт, — запинаясь, сказал он, все еще держа ее руку, — очень мне жаль вашего отца.

— Спасибо, — сказала она, а в душе подумала: хоть бы он этого не говорил. Слова Алекса оживили перед ней Джералда с его румяным лицом и гулким голосом.

— Если это может хоть немного вас утешить, Скарлетт, хочу вам сказать, что все мы здесь очень им гордимся, — продолжал Алекс и выпустил ее руку. — Он.., словом, мы считаем, что он умер как солдат, за дело, достойное солдата.

О чем это он, подумала Скарлетт, ничего не понимая. Умер как солдат? Его что — кто-то пристрелил? Или, быть может, он подрался с подлипалами, как Тони? Но сейчас она просто не в состоянии ничего о нем слышать. Она расплачется, если станет говорить о нем, а плакать она не должна — во всяком случае, пока не укроется от чужих глаз в фургоне Уилла и они не выедут на дорогу, где никто уже не увидит ее. Уилл — не в счет. Он же ей как брат.

— Алекс, я не хочу об этом говорить, — отрезала она.

— Я вас нисколько не осуждаю, Скарлетт, — сказал Алекс, и лицо его налилось, потемнело от гнева. — Будь это моя сестра, я бы… В общем, Скарлетт, я никогда еще ни об одной женщине слова дурного не сказал, но все же я считаю, кто-то должен выдрать Сьюлин.

«Что за чушь он несет, — недоумевала Скарлетт. — При чем тут Сьюлин?» — Очень мне неприятно это говорить, но все здесь такого же мнения. Уилл — единственный, кто защищает ее.., ну, и, конечно, мисс Мелани, но она — святая и ни в ком не видит зла…

— Я же сказала, что не хочу об этом говорить, — холодно произнесла Скарлетт, но Алекс явно не обиделся. У него был такой вид, словно он не только понимал, но и оправдывал ее резкость, и это вызывало у нее досаду. Не желала она слышать от чужого человека ничего плохого о своей семье, не желала, чтобы он понял, что она ничего не знает. Почему же Уилл что-то от нее утаил?

Хоть бы Алекс так на нее не пялился. Она почувствовала, что он догадывается о ее положении, и это смущало ее. Алекс же, разглядывая ее в сгущавшемся сумраке, думал о том, как она изменилась, и удивлялся, что вообще ее узнал. Возможно, это оттого, что она ждет ребенка. Женщины в такую пору чертовски дурнеют. Ну и понятно, она расстроена из-за старика О’Хара. Ведь она же была его любимицей. Но нет, в ней произошли какие-то глубокие перемены. Выглядит она сейчас куда лучше, чем в их последнюю встречу. Во всяком случае, так, точно ест досыта три раза в день. И это выражение затравленного зверька почти исчезло из ее глаз. Сейчас эти глаза, в которых раньше были страх и отчаяние, смотрели жестко. И даже когда она улыбалась, в ней чувствовалась уверенность, решимость, властность. Можно не сомневаться, веселенькую жизнь она устроила старине Фрэнку! Да, Скарлетт изменилась. Она по-прежнему хорошенькая, но миловидность и мягкость пропали, как пропала эта ее манера смотреть на мужчину с таким выражением, что он все-то на свете знает — чуть ли не более сведущ, чем сам господь бог. Впрочем, а они все разве не изменились? Алекс взглянул на свою грубую одежду и снова помрачнел. Порою ночью, лежа без сна, он все думал и думал о том, как сделать матери операцию, и как дать образование мальчику покойного Джо, и как достать денег на нового мула, и начинал жалеть, что война кончилась, — пусть бы шла и шла. Они тогда не понимали своего счастья. В армии всегда была еда — даже если это был только кусок хлеба; всегда кто-то давал приказания, и не было этой мучительной необходимости решать неразрешимые проблемы — в армии не о чем было тревожиться, разве лишь о том, чтобы тебя не убили. А сейчас ко всему прочему надо было что-то решать и с Димити Манро. Алекс хотел бы жениться на ней, но понимал, что не может, когда столько ртов надо кормить. Он любил Димити давно — много лет, а теперь на ее щеках уже начали вянуть розы и в глазах потухли веселые огоньки. Вот если бы Тони не пришлось бежать в Техас… Будь у них в семье еще один мужчина, все было бы иначе. Но его любимый задиристый братишка скитается нынче где-то на Западе без гроша в кармане. Да, все они изменились. Что ж в этом удивительного? Он тяжело вздохнул.

— Я еще не поблагодарил вас за все, что вы с Фрэнком сделали для Тони, — сказал он. — Ведь это вы помогли ему бежать, верно? Как благородно с вашей стороны. До меня дошли слухи, что он находится в безопасности в Техасе. Мне не хотелось вам писать и спрашивать.., но.., вы с Франком дали ему денег? Я хотел бы вам их вернуть…

— Ах, Алекс, да замолчите вы, бога ради! Не надо сейчас! — воскликнула Скарлетт. В эту минуту деньги действительно ничего для нее не значили.

Алекс помолчал.

— Пойду разыщу Уилла, — сказал он, — а завтра мы все придем на похороны.

Он только было поднял свой мешок с овсом и зашагал прочь, как из боковой улицы вынырнула повозка, вихляя колесами, и со скрипом подъехала к ним. Уилл с передка крикнул:

— Извините, что опоздал, Скарлетт.

Он неловко слез с козел и, проковыляв к ней, наклонился и поцеловал в щеку. Уилл никогда прежде не целовал ее и всегда перед именем вставлял «мисс» — его поведение сейчас хоть и удивило Скарлетт, но приятно согрело ей душу. Уилл бережно приподнял ее и посадил в повозку, и она вдруг поняла, что это все та же старая, расшатанная повозка, в которой она бежала из Атланты. И как она еще не развалилась? Должно быть, Уиллу не раз пришлось ее поправлять. У Скарлетт даже засосало под ложечкой, когда, глядя на повозку, она вспомнила ту ночь. Пусть даже ей придется продать последние туфли или лишить тетю Питти последнего куска хлеба, но она купит новый фургон для Тары, а эту повозку — сожжет.

Уилл молчал, и Скарлетт была благодарна ему за это. Он швырнул свою старую соломенную шляпу в глубь повозки, прищелкнул языком, понукая лошадь, и они двинулись. Уилл был все тот же — долговязый, неуклюжий, светло-рыжий, с добрыми глазами, покорный, как прирученный зверек.

Они выехали из поселка и свернули на красную глинистую дорогу к Таре. Край неба еще розовел, а плотные перистые облака, обведенные золотистой каймой, уже стали бледно-зелеными. Сгущались сумерки, разливалась тишина, успокаивающая, словно молитва. И как она только могла, думала Скарлетт, прожить столько месяцев вдали от этих мест, не дышать свежим деревенским воздухом, насыщенным запахом недавно вспаханной земли, душистыми ароматами сельской ночи?! Влажная красная земля пахла так хорошо, так знакомо, так приветливо, что Скарлетт захотелось сойти и набрать ее в ладони. Кусты жимолости, обрамлявшие красную дорогу густой стеной зелени, источали пронзительно сладкий аромат, как всегда после дождя, — самый сладкий аромат в мире. Над головой у них на быстрых крыльях стремительно пролетели ласточки, что вьют в дымоходах гнезда; время от времени через дорогу пробегал заяц, тряся, точно пуховкой, белым хвостом. Скарлетт обрадовалась, заметив, что кусты хлопка стоят высокие, — они с Уиллом как раз, проезжали мимо обработанных полей, где зеленые кусты упрямо поднимались из красной земли.

Какая красота! Легкая сероватая дымка тумана в болотистых низинах, красная земля и зреющий хлопок, низбегающие по холмам поля с извилистыми рядами зеленых кустов, стена высоких темных сосен на горизонте. Да как она могла так долго оставаться в Атланте?!

— Скарлетт, прежде чем я расскажу вам про мистера O’Хара, — а я хочу все рассказать до того, как мы приедем домой, — мне хотелось бы знать ваше мнение по одному вопросу. Вы ведь теперь глава семьи, как я понимаю.

— В чем дело, Уилл?

Он на мгновение посмотрел на нее своим мягким спокойным взглядом.

— Я просто хочу, чтобы вы разрешили мне жениться на Сьюлин.

Скарлетт ухватилась за козлы — она чуть не упала навзничь от неожиданности. Жениться на Сьюлин! Неужели кто-то женится на Сьюлин после того, как она отобрала у сестры Франка Кеннеди. вот уж чего она никак не думала. Да кому нужна Сьюлин?

— Боже правый, Уилл!

— Значит, вы не возражаете?

— Возражаю? Нет, но… Ну, Уилл, и удивил же ты меня — я просто опомниться не могу! Ты намерен жениться на Сьюлин? А я-то всегда считала, что ты неравнодушен к Кэррин.

Не отрывая глаз от крупа лошади. Утл хлестнул ее вожжами. В лице его ничто не изменилось, но Скарлетт показалось, что он тихо вздохнул.

— Может, и был, — сказал он.