— Ах да, знаете ли, — сообщила Демельзе Кэролайн, — все первое утро нашего примирения он потратил на то, чтобы послушать мою грудь. Верите ли, я поняла, что это смущает сильнее, чем любые супружеские ласки.

Дуайт сильно покраснел.

— Вздор, Кэролайн, тебя послушать, так все было хуже, чем на самом деле. Я потратил меньше, и присутствовала твоя горничная.

— О да, моя горничная присутствовала, что делало процедуру еще менее приятной. На какое обольщение может надеяться женщина со стороны человека, который уже рассмотрел её миндалины и зубы и пересчитал ей ребра при ярком свете дня?

Дуайт глотнул вина.

— Если хочешь знать, так позволь ответить. У тебя есть всё, чтобы меня соблазнить. Я люблю тебя и очарован всем, что ты делаешь, никакая медицинская помощь никогда меня от этого не излечит!

Дуайт сказал явно больше того, что ожидала Кэролайн, и чтобы спасти положение, Росс произнес:

— Когда Дуайт уедет, а вы останетесь у дяди, надеюсь, что вы будете приходить к нам на ужин раз или два в неделю. Так быстрее пролетит время.

— После отъезда Дуайта иногда я буду просыпаться с мыслью о том, не приснилась ли мне вся эта неделя. Думаю, мне следует приходить к вам, чтобы убедиться в обратном. Надеюсь, дядюшка поправится, и я смогу рассказать ему правду.

— Если возникнут любые затруднения, приходите прямо сюда, — предложил Росс.

— Мы дадим вам пристанище, насколько потребуется.

— Муж накладывает на вас большие обязательства, — сказала Кэролайн, взглянув на Демельзу перед ответом.

— Не больше, чем я бы сама хотела или захочу.

Именно Кэролайн в конце концов улыбнулась и отвернулась.

— Я уже говорила Россу. Это был просто каприз. Во всяком случае, может быть, война закончится на следующей неделе, и мне не потребуется ваша любезность. В Плимуте жена помещика нашептала мне новости про какой-то кощунственный пир, что французы устроили в Нотр-Даме. Это пахнет упадком, и я верю, что их вооруженные силы разложатся, особенно военный флот.

— В следующем году грядут перемены, раз я выйду в море, — произнес Дуайт, — уж вши точно заметят разницу.

В половине десятого из церкви Сола пришли славильщики, и Демельза вспомнила прежние рождественские праздники. Шесть лет назад в Тренвит неожиданно заявились Тренеглосы вместе с Джорджем Уорлегганом. Элизабет пела, и Демельза пела, впервые попробовала портвейн и полюбила его аромат и действие, несмотря на тошноту, потому что тогда носила Джулию, которая должна была родиться через четыре месяца.

А потом, два года спустя, когда она была здесь одна, и пришли те же славильщики, что и сегодня, хотя и в меньшем составе, и она пригласила их в дом, посочувствовала их бедам, волнуясь из-за своего нового статуса и стремясь вести себя как требуется, не подозревая, что через две недели Джулия умрет, а она распластается, опустошенная и больная.

И корабли, потерпевшие кораблекрушение во время ужасающего январского шторма, Росс, опустошенный, как и она сама, только еще хуже, страдающий и потерянный, спускающийся к берегу, кишащему дерущимися шахтерами.

В эту ночь хор заявился в полном составе и отличной форме. Их возглавлял дядюшка Бен Трегигл — нестареющий, со своими жидкими черными локонами, как у цыгана, и Мэри-Энн Трегаскис, и Шар Нэнфан, и Джонни Кимбер, и Бетти Каркик, чей муж погиб в стычке с таможенниками, и даже Сью Бейкер продралась сквозь псалмы, не свалившись в очередном припадке.

Когда хор ушел, все четверо сели вокруг камина и еще полчаса пили чай и ели домашний пирог. Затем Демельза, извинившись, их покинула. А вскоре за ней последовал и Росс.

Он отправился на шахту и какое-то время отсутствовал, а когда вернулся, Демельза все еще находилась на кухне и рассказала ему, что Кэролайн только что отправилась спать. Росс прошел в гостиную и обнаружил, что Дуайт тоже уже собирается.

— Мы подумали, что вы захотите немного побыть наедине, — пояснил Росс.

— Благодарю... И за всё остальное тоже.

— Не стоит благодарности.

— Не так часто кто-то может исправить чужие ошибки. Хочу рассказать тебе...

— И не пытайся. Иногда задиристость и драчливость предоставляет замечательное преимущество. И этому легко научиться. Наслаждайся счастьем, пока вы здесь.

— Так я и сделаю. Кэролайн...

— Чем больше я узнаю Кэролайн, тем сильнее ее уважаю, — Росс налил себе бренди, но поставил бокал нетронутым — больше ему не хотелось. — Я только на этой неделе начал ее понимать. У тебя будет вся жизнь, чтобы ее понять, и, как я полагаю, это произойдет уже вскоре. Она всегда будет скрывать свою доброту, как будто стыдясь её. Поздравляю тебя с удачей в выборе столь исключительной жены.

— Я желаю лишь того, чтобы она стала моей женой, — покачал головой Дуайт, — сейчас я отдал бы пару лет жизни за месяц на берегу. Но на этот раз её нельзя торопить... Похоже, Демельзе она нравится?

— Ну разумеется!

— Я спросил не просто так. Надеюсь, что ничего подобного не случится, но, возможно, меня не ждет впереди целая жизнь, чтобы по достоинству оценить Кэролайн. На войне не редко получают ранения. Не хочу быть мелодраматичным, но это возможно, и ей может потребоваться вся ваша дружба и помощь, даже если мы поженимся, как молодой вдове...

— А ты полагаешь, что мы не сможем этого обеспечить?

— Нет, нет...

Огонь почти угас, требовалось подбросить еще дров, чтобы хватило на ночь.

— На многие вопросы я бы не смог ответить за Демельзу, но на этот — смогу.

После ухода Дуайта Росс сходил за большими поленьями в кладовку, а когда вернулся с ними в гостиную, то обнаружил там Демельзу. Она стояла перед зеркалом, укладывая волосы.

— Они оба устроились? — спросила она, увидев мужа в зеркале.

— Да. Все хорошо.

— Надеюсь, Кэролайн ничего не потребуется. Джон оставил достаточно дров для ее камина, но думаю, они ей не пригодятся. Тебе понравился Лондон?

— Для краткосрочного визита — в достаточной мере. В следующий раз тебе стоит поехать со мной.

Демельза опустила руки и отошла в сторону, чтобы муж подбросил дров.

— Я удивляюсь, почему в Лондоне холоднее, чем здесь. У нас снег последний раз выпадал четыре года назад... Если бы Джулия была жива, ей бы уже было около шести.

Росс взял кочергу и стал разравнивать остатки углей.

— Я знаю... И ты... Хотя тебе еще только двадцать пять.

— Неужели я выгляжу настолько старше?

— Нет, обычно моложе. Но тебе пришлось так рано повзрослеть, поэтому ты уже набралась опыта... Иногда я чувствую, что ты по возрасту мне ровня. За эти шесть с половиной лет мы уже многое пережили вместе...

— И многое потеряли.

— Мы потеряли Джулию. Все остальное можно восстановить.

Демельза пожала плечами. Это было какое-то незавершенное отрицание, поскольку она наблюдала за Россом. Оба внезапно поняли, что настал тот миг, когда Росс собирался прорваться сквозь привычные уже чисто товарищеские отношения.

— Так значит, ты вернулся из Тренвита в целой сорочке.

— Да... За последние несколько недель, а точнее, пока ездил в Лондон, я понял, насколько глупа эта постоянная вражда, что этот яд причиняет больше вреда тому, кто испытывает неприязнь. Открытие не оригинальное, и, возможно, я не всегда смогу о нем помнить, но стоит попробовать. Именно это я и предложил сегодня Джорджу — что мы должны постараться жить без злобы.

— И что же он ответил?

— Ничего многообещающего, но я надеюсь, что поборов своё изумление, он сможет увидеть в этом предложении зерно истины.

— А Элизабет?

— А вот в ее отношении я не уверен, — Росс подбросил в камин два полена и, все еще сидя на корточках, взглянул на жену. Этим вечером выражение его лица было не таким настороженным.

— Демельза, я бы хотел поговорить с тобой о ней.

— Нет, я бы предпочла не слышать.

— Думаю, тебе придется. Перед отъездом я считал, что не стоит. Но другого пути нет.

— Росс, я уже обо всем забыла. Прошло столько времени. Мне кажется, если снова ворошить прошлое, ничего хорошего это не принесет. Я бы предпочла никогда об этом не говорить.

— Я знаю, но ведь о таком не позабудешь, правда же? Проблема лишь отложена в сторону, и только.

Демельза отошла от камина, чтобы получить передышку, расправила штору, погасила три свечи с одной стороны стола, так что мебель в углу погрузилась в глубокую тень, и рассеянно стала отряхивать подушку.

— Я хочу сказать, что Элизабет больше для меня ничего не значит.

— Не говори этого, Росс. Я не хочу, чтобы ты говорил больше, чем чувствуешь на самом деле...

— Но я и в самом деле...

— Да, сейчас. Но в будущем, может, в следующем месяце или в следующем году...

— Иди сюда, Демельза. Присядь, прошу. Послушай меня.

Минуту спустя она вернулась.

— Ты так отчаянно стремишься быть справедливой, не заниматься самообманом... Как можно лучше распорядиться тем, что имеешь... Но все, что у тебя есть... Постарайся мне поверить.

— Мне придется в это поверить?

— Да. Мне бы хотелось объясниться с тобой по поводу Элизабет. Думаю, ты должна меня понять. Я любил Элизабет ещё до того, как повстречал тебя. Эту привязанность я испытывал всю свою жизнь. Знаешь ли ты, каково это страстно желать чего-то всю жизнь, но знать, что никогда не получишь желаемого? Для него это подлинная ценность, имеет ли это ценность на самом деле или нет — не имеет значения. Мое чувство к тебе всегда было чем-то поддающимся исчислению, сравнению, земным и частью простой человеческой жизни. Но только не мои чувства к Элизабет. Поэтому, если бы то, что произошло в мае, никому не нанесло вреда, мне не о чем было бы сожалеть.

— Да? — спросила Демельза.

— Да. Потому что после случившегося я многое осознал, без сомнения, мне следовало полагаться на здравый смысл и чутье, чтобы предвидеть всё, и не испробовав на личном опыте, но увы. Если человек опускает планку идеальных отношений до уровня обыкновенных, это вовсе не означает, что пострадают обыкновенные отношения. После той ночи всё перевернулось с ног на голову, всё было непонятно. Когда это произошло, единственное, в чём я был твёрдо уверен, так это в том, что моя истинная и настоящая любовь предназначалась не ей, а тебе.

Демельза сидела неподвижно, бледная, прикрыв глаза, слегка сдвинув брови. Росс не видел и намека на то, что она борется с внутренними демонами, что ее обуревают противоречивые мысли и чувства. С одной стороны, нежелание слишком быстро капитулировать, показать слишком большую готовность к примирению, с другой стороны — поиски любви, которую теперь щедро предлагал Росс, хотя, вероятно, Демельза находила это недостаточным, ей требовалось не только это.

— Могу я задать вопрос?

— Конечно.

— И как же ты пришел к этому выводу, Росс? Что тебя к этому подтолкнуло? Ведь сам по себе опыт вряд ли оказался неприятным.

— Какой опыт?

— Предаваться любви с Элизабет.

— Нет... это далеко не так, — заколебался Росс, немного смутившись, — но я не искал лишь удовольствия. Я... видимо, это и было самым главным, я искал себе равную, и нашел ее в тебе, а не в ней. Элизабет не для меня.

— Может, это придет со временем. Может, ты был не слишком настойчив, Росс.

Муж взглянул на нее холодно.

— По-твоему, мне стоило?

— Ну, я не знаю подробностей твоего приключения, но мне кажется, ты несправедлив к Элизабет. Я не особо ее люблю, но она, по крайней мере, не легкомысленна. Полагаю, ты застал ее врасплох. Не удивлюсь, если поначалу она пыталась сохранять верность новому возлюбленному. Не знаю, сколько времени ты с ней провел, и как долго длились ваши ласки, но думаю, она успела показать свои лучшие стороны.

— Теперь ты защищаешь Элизабет?

— Может, да, а может, нет. Я защищаю женщин. По правде говоря, Росс, разве мужчины не обращаются с женщинами, как с низшими существами, как с движимым имуществом, которое вы можете возвысить и унизить по собственному усмотрению? Я... Я счастлива, что ты предпочел меня, и надеюсь, так всегда и останется. Но мне кажется несправедливым по отношению к любой женщине судить ее или осуждать из-за случайной интрижки. Мне бы не хотелось оказаться в таком положении. Хотя, признаюсь, я в нем недавно оказалась.

— О чем это ты?

Она медлила, не решаясь броситься в открывшуюся пропасть, но вдруг поняла, совершенно неожиданно, что это решающая проверка.

— Раз уж мы об этом заговорили, я должна кое в чем признаться. Я часто думала, что мне следует это сделать, но раз я стала тебе безразлична, это казалось уже не важным. Но теперь, если ты сказал правду, если ты и впрямь так считаешь...