Анна в длинной ночной рубашке стояла напротив сестры, одетой в те самые бермуды и маечку. Волосы завязаны в девчоночий хвостик на затылке, в ушах серьги из тонкой золотой проволоки, диаметром с блюдце, на запястьях браслеты, на шее какие-то погремушки.

— Подожди. Давай сядем, — сказала Анна. — Как ты оказалась на… на этих Канарах?

— На помеле прилетела! Самолетом, конечно.

— И кто тебя туда отвез?

— Игорь Самойлов. Я в ванную. — Увидев, как вытянулось лицо сестры, Татьяна улизнула.

Час от часу не легче! Паршивец! Мало ему актрисулек, так он еще голову бедным провинциальным теткам морочит. И она хороша! Взбесилась на старости лет. Что теперь делать? Заварится каша — два года будем расхлебывать. Ох, как это все нехорошо! Обо мне, конечно, никто не подумал. Им бы только блуд справить — Анна не замечала, что мысленно использовала терминологию Ирины. Деловой партнер и сестра. Потом он нос от меня будет воротить, а она в истериках корчиться. Одинаковые фамилии и так слухи порождают, а теперь сплетни еще усилятся — то ли она, то ли сестра, но что-то определенно было.

В студенческие времена Игорь был для Анны другом, потом какое-то время, в самом начале Юриной болезни, едва ли не братом, а затем вознесся так высоко, что о тесной дружбе уже не могло идти и речи — их связывали деловые отношения с легким шлейфом старого знакомства и редких неформальных встреч. Он знал, что может на нее положиться, она рассчитывала на него и много раз прибегала к его помощи. И ни он, ни она никогда не рассматривали друг друга в качестве объекта для флирта.

Но сейчас Анна ревновала сестру к Игорю. Она ревновала к запретному плоду. В саду у бабушки росло персиковое дерево, красивое, но бесплодное. Его уже собрались срубить, как вдруг оно зацвело одним цветком, завязался один плод. За растущим персиком наблюдала вся семья. На других деревьях висели десятки плодов, но все смотрели именно на этот персик. И однажды маленький мальчишка, который пришел в гости вместе со своей мамой, подошел к дереву, сорвал персик и съел. Ему не сказали ни слова, но все испытали жгучую злую ревность — он походя распробовал то, на что никто и не покушался.

Они сидели по углам дивана, укрыв ноги одним одеялом. Татьяна загорела, похорошела. Ей сейчас больше двадцати пяти лет и не дашь. Анна выглядит старше собственной старшей сестры — только сегодня утром с тоской рассматривала в зеркале морщинки вокруг глаз. Таня расчесывала волосы, мокрые после душа, и восторгалась красотами Атлантики. Она никогда не была за границей, а тут сразу попала в жгучую экзотику — просто сказка.

— Танька! — перебила ее Анна. — Ты ведешь себя как дешевая шлюшка, которую сняли для поездки — не важно, на дачу или на Канары.

Татьянина рука с массажной щеткой замерла.

— А на самом деде я кто? — Она резко изменила тон от благодушного к агрессивному.

— Жена и мать. Забыла? Я вчера разговаривала с Васей. Как ты можешь с ним так обращаться? Ты же угробишь человека своими выходками.

— Нет, это он меня двадцать лет гробил своей любовью. Ты не представляешь себе, что значит жить с нелюбимым человеком! Это могильная плита, которую ты постоянно на себе таскаешь. Я когда к Саше ушла — в кошмар, в клоаку, в семью больных выродков, — поверишь, впервые полной грудью вздохнула, почувствовала, что значит, сердце бьется и пульс стучит. Хороший Вася меня на колени поставил, а плохой Саша небо показал.

— Тише! — прошептала Анна. — Детей разбудишь. У тебя просто возрастной кризис, предклимактерический сдвиг. У многих женщин к сорока годам крыша едет — как же я, бедная, за всю жизнь только одного мужика знала. Жизнь уходит, красота растворяется — торопись, наверстывай, хватай все, что шевелится. Противно на тебя смотреть!

— Не смотри!

— Нет уж, ты меня послушай! Другие постесняются сказать. Задорого тебя Игорь купил? Думаю, по дешевке идут провинциальные училки не первой свежести. Несколько побрякушек, рестораны, Канары — недорого обойдешься, а в штаны от счастья надуешь. У него-то все больше супермодели с такими запросами, что тебе и не снилось.

Татьяна болезненно нахмурилась и сразу стала старше, обозначились морщины на лбу. Она подтянула колени, уткнулась в них головой.

— Зачем ты так говоришь? — глухо пробормотала она. — Ты его совсем не знаешь.

— Конечно, не знаю. Уже десять с лишним лет не знаю. — Анна не испытывала сострадания к сестре, сейчас было не до жалости. — Он, естественно, сделал тебе предложение руки и сердца. Нет, ни о каком пошленьком флирте и коротком постельном романе в экзотических декорациях речи не идет. Ты — мечта его жизни, мать его будущих детей, а не серенькая прослойка между яркими длинноногими дивами.

— Между прочим, Игорь хочет детей. — Сестра подняла голову.

— Таня! — простонала Анна. — Если Игорь действительно чего-то хочет, он разбивается в лепешку и добивается. Если он говорит, что хочет, и не шевелит мизинцем, значит, блефует, куражится. Я уже столько лет вращаюсь в этом мире. Думаешь, не могла бы участвовать в их развлечениях? Сняли самолет, полетели в Африку на сафари, или на морскую рыбалку в Чили, или белых медведей стрелять. Думаешь, им жены компанию составляют? Не хочу даже об этом говорить. И касаться, этого не хочу. У меня отношения исключительно деловые — и за это меня уважают. Игорь попробовал в свое время к Вере подъехать — получил так, что едва заикой не стал. А сейчас как он к ней относится? Со всем возможным пиететом. И ты ведь не такая! Не продажная, не гулящая! Бес тебя попутал, сестричка.

— Расскажи мне об Игоре, — попросила Таня. — Почему ты считаешь, что он такой… такой двуличный?

— Вовсе не двуличный. — Анна перебралась к сестре и обняла ее. — Он как раз очень прямой человек. Просто нужно слушать, что он говорит. А за гримасами иногда получается противоположный смысл. Он артист и здорово этим пользуется. Я, признаться, никогда не думала о нем как о мужчине. Но если попытаться сформулировать… Какой-то комплекс у него, безусловно, есть. Возможно, считает себя некрасивым или что-нибудь в этом роде. Всю жизнь девиц, как бусинки, одну за другой нанизывает.

— И теперь устал от этого. Он ведь мой ровесник. — Татьяна пыталась найти аргументы в оправдание Игоря, хотя Анна обвиняла не его, а сестру.

— Танюша! Поверь мне! Ты совершенно не знаешь этот тип людей. То, что ты видишь, — даже не верхушка айсберга, а круги на воде. Там очень большие деньги и поэтому очень большой азарт. И невероятная работоспособность и выносливость. Они работают по двадцать часов в сутки неделями, месяцами: крупно рискуют и крупно выигрывают — а это колоссальный расход энергии. Чтобы после такой работы отдохнуть, не релаксация под Лунную сонату нужна, а короткая сильная встряска — встречная волна, которая погасит возбуждение. В тихом семейном кругу у камина он будет продолжать думать о сделках, прошлых и будущих, а какая-нибудь мастерица постельных дел со сногсшибательной внешностью вывернет его наизнанку и заставит хоть ненадолго забыть обо всем. И душевной привязанности не потребует, и сцен устраивать не будет — только денежки гони. Он наутро о ней забудет, он купил то, что хотел, — гормональный выплеск накопившегося заряда.

— Тогда почему Игорь проявил интерес ко мне? Аня, он ведь первый стал звонить, в рестораны приглашать, а потом вот эта поездка.

— Не знаю. — Анна развела руками. — Разнообразия захотелось. Спортивный интерес — совратить замужнюю женщину, да еще из компании таких воображал, как Вера и я. Понравилась ты ему, наконец. Красивая женщина — почему не моя? Мужской инфантилизм сродни детской жадности — все хорошие игрушки должны быть моими.

Анне легко рассуждать, она в семнадцать лет вырвалась из домами закрутилась в хороводе: Москва, заграница, бизнес, деньги. А что видела Татьяна? Каждый день шесть уроков — голос садится к вечеру, ноги гудят. По выходным тетрадки, уборка квартиры, выбивание ковров. Летом огород и сад, осенью консервирование. Не заготовишь двести банок — есть зимой будет нечего. Самые яркие события — застолья с песнями и плясками. Каждый день похож один на другой, каждая зарплата рассчитана до копеечки. А мир, оказывается, как в “Клубе кинопутешествий”, полон красок и удивительных мест. Анна говорит, что Игорь ее, Татьяну, использует в качестве дешевой шлюшки. Это еще как посмотреть — кто кого использует. Она ему на шею не вешается. Хотя Игорь — совершенно необыкновенный. Не человек, а карнавал. Она в двадцать лет себя не чувствовала такой молодой и задорной, как сейчас. А сестре нужно обязательно все грязью облить, вернуть ее в стойло постылой жизни. Не выйдет! Да! Точно! Она, Татьяна, женит Игоря на себе — и всем им покажет, что такое провинциальная училка преклонных лет. Не глупее вас, столичные куклы! Ничего не говорить Анне. Пусть успокоится.

— Что ты молчишь? — спросила Анна. — О чем думаешь?

— Ты во всем, наверное, права, сестричка. — Татьяна тяжело вздохнула. — У меня кризис. Но такой сладкий! Ты меня сейчас не дергай, ладно? Я сама во всем разберусь. И тень распутной сестры, — усмехнулась Таня, — на тебя не падет.

— Я не о себе беспокоюсь, — торопливо вставила Анна.

— Конечно, я понимаю. — Татьяна постаралась, чтобы ее слова прозвучали искренне. — Давай спать, уже поздно. Тебе завтра на работу.

Сестра со знанием дела описала, как новые русские бизнесмены снимают стрессовые напряжения. А она сама? Демонстративно хранит верность Юре. Верный признак того, что через несколько лет превратится в замшелую моралистку или в ханжу. Ради чего она живет? Детей не видит, семьи нормальной не имеет. Значит, ради денег, карьеры? Привычка командовать уже вошла в ее натуру. Всех — подчиненных, друзей, родных — Анна держит на коротком поводке и учит, как нужно жить. Стоит кому взбрыкнуть — рывок, и ошейник сдавливает горло — не сметь перечить. Кто бы мог подумать, что золотушная Анька, с вечно сбитыми коленками и двойками по русскому, станет железной леди! Едва не поссорились.

Она на меня взъелась, я разозлилась — плохо! Она снисхождения ко мне не испытывает, я к ней жалости не питаю — совсем мерзко. Мы ведь любим друг друга — и чего не поделили?

— Ань, ты спишь? — позвала Татьяна сестру. — Спишь? Нюрочка, я тебя очень люблю!

— Угу, — откликнулась Анна. — В десять тридцать совещание одноразовых шприцов.

Таня тихо рассмеялась: сестра с детства говорила во сне. Фразы, как правило, были потешны своей абсурдностью. А когда Аню утром будили в школу, она отбивалась и бормотала:

— Я встаю, встаю! Просто я лежа встаю!

Глава 6

Смерть Луизы Ивановны, необходимость побыть с детьми, рождение двойняшек Колесовых, недельное женское недомогание, командировка — и в итоге Анна почти месяц не виделась с Сусликовым. Ехала к нему в Загорье и замирала от нетерпения — соскучилась. Кажется, Дима обиделся на ее бесконечные отказы. Сегодня она ему позвонила сама, и он будто удивился и растерялся. Ну, Суслик, погоди!

Анна бросилась ему на шею, не обращая внимания на настороженное выражение Сусликова лица. Каменно-твердое тело Димы расслабилось, а потом снова напряглось, но уже от других чувств. Новый диван выдержал первое испытание на прочность, скрипел всеми своими пружинами и соединениями, но не развалился.

— Есть хочу, помираю, — сказала Анна. — Я купила эклеры и домашнюю колбасу.

Она нагишом прошествовала в прихожую и вернулась с пакетом. Разложила на постели пирожное и колбасу, сунула Диме бутылку с вином и штопор.

— Верх дурных манер, — Анна отломила кусочек колбасы, откусила, а остаток отправила Диме в рот, — даже руки не помыли. — Отхлебнув вино из горлышка, она передала бутылку Диме и принялась за эклер. — О, как вкусно! Экзотик! Суслик, что тебе напоминает вкус копченого мяса, смешанного со сладким сливочным кремом и запитого саперави?

— Утехи с блудницей.

— Блудница, надеюсь, это я?

— Вне всякого сомнения.

Анна перестала жевать. Она дурачилась, но он говорил совершенно серьезно. Вынужденная разлука отбила у нее желание выяснять отношения — встретились наконец, и хорошо, и ладно, и радостно. Дима, напротив, за месяц одиноких вечеров и неутешительных раздумий пришел к выводу, что надо что-то менять в их жизни. Теперь ему, а не ей требовалась определенность и уверенность в завтрашнем дне.

— Нюра, ты меня любишь? — спросил он.

— Безумно, почти как эклеры, — пыталась отшутиться Анна.

— А без “почти” что остается?

Анна убрала остатки еды, накинула его рубашку.

— Суслик, чего ты хочешь?

— Я определенно знаю, чего я не хочу. — Он сделал ударение на “не”. — Я не хочу зависеть от твоей работы и постоянно замирать — сможешь ты вырваться или нет. Я не хочу в одиночестве смотреть вечерами телевизор и ждать твоего звонка с очередным сообщением, что ты не сможешь приехать. Я не хочу быть секс-аппаратом для удовлетворения бизнес-леди, который она включает по мере возможности и желания.