Костя своих сумасшедших любил, независимо от того, какие фортели они выбрасывали. Даже с ножами на него бросались, а он к ним — с пониманием и жалостью.

И то были чужие люди! Анна не преступница, а жертва. Если у нее все в порядке с головой, значит, можно ее уничтожать? Костиной жестокости нет оправдания. А объяснить ее можно только его собственными производственными проблемами. У него комплексы по отношению к начальству, и теперь он безобразно отыгрывается за свои слабости.

— Думаешь, спряталась? — безжалостно клеймил Костя свою начальницу. — Наворотила — и в кусты, в таблеточки? Неудачница! Глупая тупая баба! Не смей хлюпать! Утри нос! Хочешь знать, что будет? Я тебе скажу. Через месяц у тебя не будет ничего — ни работы, ни друзей, ни денег, и детей не будет! Потому что детский дом лучше такой матери! Кому ты, к дьяволу, нужна, если не нужна самой себе?

— Костя! Я прошу тебя! — подала голос Вера.

— Иди к детям, — приказал он ей.

— Нет, — ответила Вера. Она хотела еще что-то сказать, но Костя прервал ее.

Он поступил с ней так, как не поступал никогда в жизни: рывком вытащил из кресла, отволок к двери, выставил и захлопнул дверь.

— Не смей показывать носа! — крикнул вслед.

Вера растерялась: это Костя или сумасшедший дебошир? Как он кричит на Анну! Кто ему дал право? Она с ужасом услышала звук пощечины. Кто кого ударил? Костя ударил Анну! Анна закричала. Еще раз ударил! Вера бросилась на помощь подруге.

Анна испуганно забилась в угол кресла, а над ней стоял и тряс кулаками Костя. Боже! Какое зверское у него лицо! Он убьет ее! Вера громко закричала.

— Я просил тебя не заходить! — обернулся Костя.

На крик прибежали дети. Вера не видела лица мужа, обращенного к ним, она утешала Анну. Костя вмиг преобразился, весело улыбнулся и вывел детей из комнаты. Через несколько минут он снова появился в дверях и приказал:

— Вера, собирай Нату и Нику, мы уезжаем! Я сказал — уезжаем! Иди к детям.

Анна легонько подтолкнула подругу — иди, не спорь с ним.

— Сволочь! — прошептала Анна, когда они остались вдвоем. — Ты еще пожалеешь! Мерзавец! Скотина! Подонок! — Она хотела и не могла вспомнить какое-нибудь самое грубое ругательство, сыпала теми, что знала: — Ничтожество! Ублюдок! Я тебя уничтожу, гад проклятый. Ты у меня узнаешь, где раки зимуют, я тебя в порошок сотру! Я тебе покажу неудачницу!

Костя презрительно сплюнул — вот, дура, противно смотреть, и вышел из комнаты. Галина Ивановна, которая из-за шума вентилятора в кухне не слышала криков и суматохи, расстроилась, что Колесовы уезжают, не отведав пирога, который она только что вытащила из духовки. Галина Ивановна выделяла Костю из всех друзей Анны и к нему единственному обращалась на “вы” и по имени-отчеству.

— Константин Владимирович, что ж так скоро, я и на деток не насмотрелась. Какие славные, чтоб не сглазить. Погодите, я вам пирог с собой заверну. Куда у нас Саша запропастился? Уж давно нужно было из прачечной приехать.

— Да он давно приехал, — подсказала Даша, — внизу сидит.

Саша целыми днями дежурил у подъезда. Командовала им теперь Галина Ивановна. Она и распорядилась отвезти Колесовых домой. Костя не возражал.

Всю обратную дорогу молчали. На Веру накатывало давно забытое чувство — погружение в защитный туман молчания. Она никогда не думала, что будет убегать в молчание от Кости.

Он вел себя как ни в чем не бывало. Задав Вере несколько вопросов и не получив ответа, занялся Натой, которая не спала, возилась и кряхтела. Костя сюсюкал, гукал с дочерью и, казалось, был совершенно равнодушен к настроению жены.

Когда они подъехали к дому, Костя обратился к Саше:

— Поднимись, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить.

Он отнес дочь в комнату, спросил Веру, справится ли она сама раздеть детей, снова не получил ответа и вернулся к Саше, который ждал на кухне.

— С завтрашнего дня, — сказал ему Костя, — ты будешь каждый день подниматься к Анне Сергеевне, стоять столбом и требовать, чтобы она ехала на работу, потому что ее там ждут.

— Поддает? — спросил Саша.

— Что? — переспросил Костя.

— Ну, пьет, похоже, с горя.

Костя замялся, но Саша и не ждал ответа.

— Понял, сделаю. До свидания, — попрощался он.

Надо пойти к жене, объясниться с ней. Нет, прежде еще одно дело. Костя позвонил Игорю Самойлову.

Игорь не видел трагедии в том, что Анна взяла отпуск по семейным обстоятельствам. Более того, он считал, что ей следует поехать отдохнуть на какой-нибудь зарубежный курорт.

— Пусть отдыхает сколько влезет, — сказал он Косте. — Не протухнет без нее этот центр. А протухнет — мы новый организуем.

— Ты ошибаешься, — ответил Костя. — Ей не отдых на пляже нужен, а интенсивная работа. Любой курорт только усилит ее депрессию. Попробуй себя поставить на ее место. Что бы ты стал делать? Вгрызся в работу.

— Верно, — согласился Игорь, — но так то я, а то она.

— А то она не человек, — передразнил его Костя. — Лекарства не делят по половым признакам. И сейчас ей нужно лекарство в виде активной деятельности. Но Анна этого не понимает. Старик, я прошу тебя устроить ей хорошенькую взбучку.

Игорь отметил, что Костя впервые разговаривает с ним по-свойски, как с близким человеком. Но это еще не основание, чтобы спускать на Анну всех собаке.

— Извини, — сказал Игорь. — Орать на женщину, которая только что потеряла мужа и вообще вляпалась в жуткую ситуацию, я не могу. Тем более что она жена моего друга, то есть вдова, и родственницей скоро станет.

— Игорь, я к тебе обращаюсь тоже как друг, но главным образом как врач. Ее нужно выдернуть из нынешнего состояния, как морковку из земли. Пока не поздно. А пропустим время, дернем, в руках — ботва, а корень — в земле. Поверь мне. Я прошу тебя подумать об Анне, а не о собственных переживаниях. Ты боишься показаться черствым человеком, а надо бояться, что она станет получеловеком.

— Да вовсе я не о себе пекусь!

— Вот и сделай, что я прошу.

Он убедил Игоря. Теперь Вера. По ее рассказам, в тяжелые моменты жизни с ней случались приступы мутизма — отказа от речевого общения. Похоже, теперь она тоже решила отгородиться стеной молчания. Сейчас мы эту стену взорвем. Целый день он занимается подрывными работами — экий сапер человеческих душ и настроений.

Вера сидела у детских кроваток и смотрела в одну точку. Костя обнял ее и прижал к себе. С таким же успехом можно было бы обниматься с куклой.

“Ты мне сегодня едва не испортила всю обедню, а теперь извиняйся перед тобой”, — хотел пошутить Костя. Но жена вряд ли настроена сейчас на шутливый лад.

— Верочка, нам нужно поговорить. Ты хочешь меня о чем-нибудь спросить?

Вера по-прежнему смотрела в одну точку.

— Хорошо, — кивнул Костя, — тогда я скажу за тебя. Ты никогда не предполагала, что я могу быть таким безжалостным, нечутким, грубым с твоей подругой, которая перенесла страшное несчастье. Я вел себя безобразно, и теперь тебя терзают ужасные сомнения — с кем ты связалась, не оборотень ли я на самом деле. Вера! — воскликнул он. — Ты же умная женщина! Неужели ты думаешь, что я с бухты-барахты могу хамить человеку? Своей начальнице, кстати. Почему тебе не пришло в голову, жена моя дорогая, что я все делаю намеренно?

Вера перевела взгляд и посмотрела на Костю.

— Конечно, — подтвердил он, — намеренно и специально. Я вел себя так, как должен действовать врач моей специальности в данной ситуации.

— Ты бы мог, — Вера с трудом разжала губы, — провести с ней беседы. Психотерапевтические. — Длинное слово далось ей с напряжением.

— Они совершенно бессмысленны, — возразил Костя. — Анна прекрасно знает все, что я могу ей сказать. Проблемы лежат на поверхности. Нет смысла копаться в ее подсознании и искать, не бил ли ее папа в детстве и не ревновала ли она маму. Анна — живой, деятельный, активный и целеустремленный человек. По натуре она не созерцатель, она должна постоянно находиться в движении — и только в движении. На пике своих психических и физических сил она чувствует радость жизни. Но в какой-то момент ее дорогу завалило лавиной несчастий, она оказалась в тупике, стала зарываться в землю. Стагнация, покой для нее губительны.

Костя даже жене не стал говорить, что под зарыванием в землю он имеет в виду наркотики.

— Ее нужно вытащить, — говорил он, — вытащить буквально за шкирку.

— Ты ударил ее, — прошептала Вера.

— С чего ты взяла? — Костя хотел откреститься, но потом передумал. — Да, отпустил пощечину, потому что это было необходимо.

— Ты ударил женщину.

— Да не женщину! Пойми! А больную! И как бы грубо тебе это ни показалось, но подчас из ступора и из истерии больных выводят и подобным способом. Уговоры и мирные беседы ничего бы не дали, поверь мне. Ее нужно было встряхнуть, разозлить, заставить что-то доказывать. Вера, посмотри на ситуацию с другой стороны. Анне нужен не просто стимул для продолжения жизни, ей необходимо разозлиться на себя, но это человеку редко удается. Проще разозлиться на кого-либо другого. Объектом для этой агрессии я выставил себя. Сейчас она меня ненавидит всеми силами души. Я не удивлюсь, если завтра меня будет ждать приказ об увольнении. И мы с тобой пойдем по миру, между прочим.

— Мне очень хочется тебе верить, — проговорила Вера. Она снова могла общаться с мужем. — Но почему было необходимо действовать так радикально? Есть лекарственные препараты, в конце концов.

— В конце концов, я хочу, чтобы ты просто мне верила. Тем более, прав я или нет, станет ясно в ближайшее время.

Анна ходила по комнате и щелкала суставами пальцев. Как он смел так обращаться с ней? Он ударил ее по морде, то есть по лицу. Она остановилась у зеркала, посмотрела на себя и тихо застонала — скорее морда, чем лицо. Костя ударил ее после того, как она послала его по матушке. Щеки до сих пор горят. Чертовы таблетки до сих пор не действуют. Надо выпить еще. Она достала упаковку и выпила три капсулы. Села на диван, скрестила руки — сейчас все пройдет, надо подождать. Снова вскочила и зашагала по комнате. Уволить Колесова? Немедленно, завтра же! А как же Вера, двойняшки? На что они будут жить? Сволочь Колесов, повязал ее по рукам. Почему он вообще так мерзко себя вел? Это его психотерапевтические штучки. Но с другой стороны, подумай! Ведь все, что он говорил, — правда. Пусть хоть тысячу раз правда! Пусть катится с ней на все четыре стороны!

— Мама, дядя Игорь звонит, хочет с тобой поговорить, — заглянула дочь.

Колесов на нее ушат грязи вылил, но и Игорь оказался не лучше: только Анна собралась пожаловаться, как Игорь ее осадил.

— Ань, я все понимаю и сочувствую, — говорил он, — но бизнес есть бизнес. Если ты взялась за него, то следи, чтобы над головой всегда был парашют, иначе камнем полетишь вниз. Я тут недавно вычитал, что в любом ресторане любой страны мира в отсутствие хозяина работники начинают воровать продукты. “Ресторанное” правило универсально: нет начальника — нет порядка. У тебя в центре сейчас расходы стремятся сравняться с доходами. Кому нужен такой бизнес? Павел Евгеньевич недавно заехал к вам зуб починить. На следующий день у него щеку раздуло, а пломба вылетела. Усекаешь? Ты месяц не была на работе, хотя никуда не уезжала. Ты знаешь деловых людей, которые могут себе позволить отпуск больше чем на десять дней? Вот и я не знаю. Делай выводы, Анна.

Все против нее: ни друга, ни мужа, ни любовника — никого нет. Не на кого опереться. Никто ее не любит, не жалеет, никому она не нужна. Остается только всплакнуть над своей горькой долей. Не дождетесь! Анна сложила два кукиша и показала их своему отражению в стекле серванта. Думаете, меня просто списать в архив? Не на ту напали! Она мысленно с кем-то спорила и чувствовала, как зарождается в ней злой азарт — я вам еще докажу, на что способна Анна Самойлова! Вы еще ахнете и рты откроете!

В ней есть сила — несокрушимая и неумолимая. Ни люди, ни обстоятельства, ни таблетки не могут уничтожить эту силу. Анна схватила оставшиеся таблетки и спустила их в унитаз. Хватит спать и грезить! Она не позволит, чтобы ее били по лицу и журили за плохую работу. Анна физически ощущала, как жажда жизни и сила воли поднимают ее над жалостью к себе, над обидами. Краем сознания она понимала несправедливость обид на друзей, но об этом было еще рано думать.

Она вдруг поняла, что не надо никому ничего доказывать, что мнения других людей не важны, что в мире существует одна-единственная ценность — она, Анна. Она — и смысл жизни, и мера прожитого. Один раз она уже выдержала схватку с миром. Не просто выдержала — вышла победительницей из тяжких испытаний. Она умеет держать удар. И ответить на удар тоже умеет.