Девушка выдохнула. Ничего. Нормально. Как обычно. Странно обижаться, что в тебя плюют, если сам подставляешь лицо.

— Я… я хочу совершить преступление! — выпалила она, захваченная эмоциями. Приливные волны смелости грозили смыть трусливые городишки ее души.

— И какое же? Украсть батон в продуктовом? Или шприцы домой утащить?

— Нет. Дать взятку полицейскому!

Смех мужа впился в ее кожу десятками игл, точно в подушечку для иголок. Изрешетил полностью. Ему смешно?

— Думаешь, я не могу сделать что-то предосудительное?

Так и хотелось выкрикнуть: «Кроме как выйти замуж за ублюдка!»

— Можешь, Элечка, можешь — в своих снах. Держи сегодня подушку крепче, ладно? Вдруг тебя придут вязать менты.

Он взял чашку с чаем и удалился в гостиную — к своему любимому ноутбуку. А его смех и болезненные слова продолжали рвать от нее по куску и сплевывать кровь на пол. Элина сморгнула слезы и сжала кулаки. А вот и посмотрят они, кто и на что способен!

Влетев в коридор, она выдернула сумку из шкафа и яростно достала из нее тот самый конверт. Глаза девушки отливали сталью решимости и непоколебимости, а руки все так же были сжаты в кулаки. Она докажет ему!

И не надо нам делать шаг с обрыва. Достаточно лишь дождаться толчка в спину от близкого и родного человека. Всего лишь дождаться.

***

Такие дела.

Курт Воннегут «Бойня номер пять»

Здание полиции навевало панический ужас. Она даже за новым паспортом боялась сюда идти. Полиция вселяет страх любому законопослушному человеку, но почему-то не убийце и не вору.

Солнце следовало за ней по пятам, прячась за шикарными кронами деревьев. Эти ярко-зеленые головы природы кивали в такт ее мыслям, как бы соглашаясь с ней, что отдавать этот конверт начальнику следствия — плохая затея, жутко плохая затея.

Еще можно было повернуть назад. Просто развернуться и зашагать назад, к дому. К тому дому, где над ней посмеется муж и скажет, что она слабачка. Даже на преступление не способна!

— Я не слабачка, — процедила Элина и двинулась вперед.

В ее душе происходила активная подмена понятий. То, что раньше считалось глупостью, теперь считается смелостью. И почему для самоутверждения люди выбирают самые из идиотских способов? Как будто оценивают свою личность в гроши.

Попросили документы, пристально на нее посмотрели и пропустили. Сердце уже билось громче и где-то у самого неба. Еще чуть-чуть поднимется давление — и она выплюнет сердце на асфальт.

— Мне к начальнику следствия, — с запинками сказала Элина дежурному. — Нужно. Мне нужно к начальнику следствия, — страх заговорил ее голосом.

— Вы записаны?

— Нет. Я… я думала, можно просто прийти.

— Вы в полиции, девушка. Просто здесь ничего не бывает. — Она уже собралась дать деру, когда дежурный продолжил. — Имя, фамилия, по какому вопросу.

— Элина Стриженова, по личному.

Вопросительный взгляд мужчины добрался до нее даже через оградительное стекло. Вот же дура! Личное в полиции.

— Девушка, с вами все в порядке? Вы бледная. И вам точно нужно именно к начальнику следствия? Может, вы что-то перепутали?

Она мотнула головой, затем кивнула. Долгий выдох. Надо собраться.

— Да, мне точно к нему. Но называть свою проблему я не хочу. Это для личной беседы.

— Ладно, проходите. Второй этаж, налево, двадцать третий кабинет.

— С-спасибо.

Элина уже дошла до лестницы, когда поняла, что не знает имени этого самого начальнику. Будет не очень хорошо начать разговор с ним со слов: «Представьтесь, пожалуйста, и вы мне тоже».

— Не подскажете, как зовут начальника следствия? — снова оказалась у окна дежурного.

— Николай Дмитриевич.

Дежурный провожал ее сочувствующим взглядом. Наверняка очередная жертва домашнего насилия. Все они такие: бледные и молчащие в тряпочку, пока не станет поздно.

Дверь с номером двадцать три виделась ей страшной дверью в подземелье. Господи, прийти со взяткой в полицию. Вот так просто. Но Алекс был уверен, когда давал ей конверт. Ведь если что, виноват он. Он дал ей конверт.

Мысли окончательно перепутались в голове Элины и, точно кегли, падали друг на друга, сбивая соседа, не давая ему высказаться. Когда терпеть этот балаган стало невыносимо, она постучала в дверь.

— Войдите.

— Николай Дмитриевич?

— Да. Что вы хотели?

Смелости как и не бывало. Грузный мужчина в погонах, пистолет в кобуре. Ей конец, если она сейчас же не убежит.

— Уважаемая, что вы хотели? — повторил вопрос он.

— Поговорить… насчет одного дела, которое вы ведете.

— Проходите, садитесь, нечего в дверях мяться.

Начальник следствия разговаривал командами, как военный. Не подчиниться было нельзя. Элина села на стул и очутилась лицом к лицу к нему. Своему голосу рассудка в полицейской форме. Еще можно ничего противозаконного не делать.

Но вдруг все получится?.. Тогда Дима поймет, что она стоит того, чтобы обратить на нее свое внимание. А внимания ей так хотелось. Тем более от такого мужчины. Видимо, любовь к унижениям рождается вместе с женщиной, и общественные догмы тут совсем не причем. Общество лишь эксплуатирует то, что ему преподносят на блюдечке.

— Ну так что за дело, Элина?

От звучания своего имени в устах этого человека Элина чуть не подпрыгнула на стуле.

— Откуда вы знаете мое имя? — судорожно спросила она.

— Дежурный передал. С вами все хорошо? Вы меня пугаете.

Она сама себя пугает.

— Какое дело вас интересует?

— Нападение на мужчину в конце апреля. У него еще частичная амнезия.

Лицо мужчины вмиг изменилось. Какая-то неуловимая хищническая тень пробежала по нему.

— Припоминаю.

— Что-то известно по этому делу?

Элину начали мучить вопросы, о которых она почему-то не подумала ранее. Зачем Диме передавать конверт? Какая взятка, ей богу? На него же напали, а не он хочет откупиться от суда!

Ну конечно, там ничего страшного и быть не может!

— Это вам, — смело протянула ему конверт Элина.

Николай Дмитриевич с опаской взял конверт, но нащупав в нем вероятно всего банкноты, успокоился. Глаза его были неподвижны, когда он просматривал содержимое. Начальника следствия этим не удивишь.

— Девочка, и что же это такое? Взятка?

— Я… я не девочка, — все, что пришло ей на ум.

— Милая, по сравнению с тем, сколько мне лет и что я видел в своей жизни — ты младенец. Ты хоть представляешь, сколько вот таких вот взяточников я съел на завтрак?

— Но… зачем ему давать вам взятку? Его пытались убить!

Кулак мужчины припечатал лежавшие на столе документы. В комнате умерли все до единого звуки.

— Значит, у него есть подружка, которая выполнит любую прихоть, так?

Он встал и обошел стол. От Элины остался уже только мокрый след из пота и подступающих слез.

— Хочешь узнать, кто на него напал?

Она смущенно кивнула, понимания, что это игра. Но не понимания, какой ход оставит ее в живых, а какой убьет.

— Снимай блузку.

— Что?! Как вы смеете?

Николай Дмитриевич схватил ее за подбородок и сильно сжал челюсть пальцами.

— А ты как смеешь приносить сюда деньги в конверте? Верная собачка своего хозяина? Так и передай ему: зря он не прислушался к посланию в цветах.

Что… Какое послание… Что происходит в этой выдуманной реальности. Элина затрясла головой и заплакала.

— Отпустите меня. Вы же полицейский!

— Как будто я господь бог. А, даже он закрывает глаза на многое. Вспомни хоть Гитлера и его концлагеря. А тут всего лишь полицейский.

Он убрал конверт в ящик и уселся за стул, будто ничего не произошло. Скривился, рассматривая желтые пальцы.

— Что за хрень у тебя на лице? Это вообще отмывается? Да не плачь ты. Сама выбрала такую роль.

— Какую роль?! Ничего я не выбирала. Меня попросили и…

— Конечно. Так все и было. Все у него продумано, и поверь, не он один такой умный. Другие будут поумнее.

Элина схватила сумку и бросилась к двери, таща за собой камнем на шее унижения. Вслед ей летели колкие смешки человека в форме. Который всего-то полицейский.

Глава 8

Слишком близкое знакомство порождает презрение.

Олдос Хаксли «Двери восприятия. Рай и Ад»

Казнить себя за удовольствия — то, что мы любим больше всего. Заточать себя в стереотипные рамки и оковы — наша вторая великая страсть.

Она не имела права идти на поводу у своих желаний и влюбляться в собственного пациента, тем более будучи замужем! Элина, точно сумасшедший ученый, Тесла от психологии, ставила опыты над своей душой, пыталась нащупать ту самую причину, по которой все в ее жизни были вверх дном, шиворот-навыворот. Ей казалось, что причина всех неудач обязательно кроется в прошлом. Но еще ни разу ей в голову не пришла мысль о том, что бездействие в настоящем в итоге станет ошибкой прошлого, когда оно перетечет в будущее.

Вот такая сложная головоломка эта жизнь, но, если разобраться — она гораздо понятней, чем хочет нам всегда казаться.

В столовой было малолюдно. Не время обеда. Просто ей осточертело носиться по всей больнице и то измерять температуру, то приносить таблетку, то просто исполнять роль мусорки для выбрасывания в нее личных проблем пациентов. Кажется, что порой людям не хватает обычного душевного общения, а совсем не уколов витаминов и лекарств для сердца. Но лекарства достать проще.

— О чем думаешь, Эля? Ты в последние дни такая грустная, — спросила уборщица Валя.

— Хочу попасть на Всемирную выставку в Чикаго 1893 года, — отрешенно ответила та, ковыряясь вилкой в чем-то, что заполняло ее тарелку.

Что же это было? Эта тарелка то же самое, что и ее жизнь. Что-то в ней есть, а вот что?.. Она настолько потеряла этот волшебный, чарующий вкус к жизни, что уже перестала обращать внимание на то, из чего она состояла. Уж не это ли называют старостью?

Каждая новая мысль все углубляла и углубляла могилу, в которую она сама себя загоняла.

— Что за выставка такая?

Первым порывом Элины было удивиться, что кто-то может не знать таких вещей, но через секунду ее пыл остыл. Указание на чужое невежество равносильно обнаружению собственного.

— Самая масштабная выставка изобретений в истории. Это было нечто потрясающее, чего нам уже никогда не повторить.

— Хотела бы что-то купить там? — наивно спросила собеседница.

Элина беззлобно ухмыльнулась. Ну почему люди приходят домой, пусть даже после тяжелого трудового дня, и принимают расслабляющую ванну, заботясь о теле, но не читают книги и не смотрят документальное кино, заботясь о мозге? Телешоу с постановочными скандалами и высосанными из грязного пальца проблемами вполне достаточно.

— Нет. Хотела бы поучаствовать в экспериментах великого Теслы с током. Он делал так, чтобы ток, напряжением в несколько миллионов вольт, проходил через его тело, не причиняя вреда.

А про себя добавила: «Может, меня бы он убил по счастливой случайности».

— Ох, Эля, какие чудаковатые у тебя желания! Нам бы с мужем за квартиру было чем платить в этом месяце, а тебе выставки подавай странные.

Валя прикончила своей ланч, иначе ее манеру трапезничать и не назовешь, и оставила Элину в одиночестве.

— Обмельчал народ, — пробубнила она, запивая слова крепким кофе. — Зачем ему выставки — за квартиру бы заплатить, чтобы было где гнить от недалекости ума.

Солнце отчаянно билось в окно, протягивало свои обжигающие руки сквозь плотные жалюзи, так яростно желая коснуться заледеневших человеческих сердец. Элина вздохнула и отпила холодного вишневого морса. Смяла стаканчик и распрощалась с ним, как и со своими желаниями, отправляя его в урну.

— Элина, тебя вызывают в триста пятую палату! По-моему, тамошней бабуле надо измерить давление.

— Я поняла.

Стены больницы не кончались, а тянулись молчаливыми похоронными столпами ее жизни, пока она шла к этой палате. Подающий надежды, гремящий на всю Россию студент хирургического, измеряет давление и взбивает подушки пациентам.

Закончив с этой бабулей, потратив еще минут двадцать на выслушивание историй о внуках, она скрылась ото всех в зоне для курения.

— Да что же не так с тобой, Элина? — спрашивала сама себя она, обхватив голову руками.

После того происшествия в полиции ее одолевала головная боль, которая словно молотом Тора дробила ее череп. И девушка даже слышала, как отколовшиеся куски летели в бездну ее сознания. Она окончательно замкнулась в себе: не общалась с мужем вообще, не отвечала на звонки Диме, перестала реагировать на Стрельцову так, что та потеряла к ней интерес.