— Диму?! — Элина задохнулась.

— Ну если он Дима, то Диму. А что такого? Сама сохнешь по нему, это же видно. Забей на то, как он поступил и чем руководствовался. Просто секс. Дай своим гормонам побеситься не только у тебя в крови, но и на деле. Так и с ума можно сойти. К тому же, он извинялся.

— Я его не простила, — мотнула головой девушка.

— Мой тебе совет: дай ему шанс, Эля. Второй шанс заслуживает любая тварь двуногая. Ну не можем мы все с первого раза сделать как надо. Выслушай его обязательно, а потом уже и про комплектик можно будет подумать.

Элина насупилась. Она хотела игнорировать Диму, не давать ему власти над собой, но раз даже Женя говорит, что можно… Она выслушает его. Это справедливо. Даже преступникам на электрическом стуле дают последнее слово. А тут всего лишь она — Эля.

— Миша звонит, — голос Элины запылал страхом. — Не к добру это.

— Поставь на громкую. Если что, пошлю его сама.

Элина так и сделала. Прогнав глупые страхи, она ответила.

— Ну привет, Элечка.

— Что… что ты хочешь? — старалась придать голосу твердости, но у ее самообладания дрожали коленки.

— Где ты сейчас живешь? У этого сукина сына? — не давал ей передышки муж.

— У кого? О чем ты?

— Я про твоего любовника, который сегодня махал кулаками в моей квартире.

— Нашей квартире! — крикнула Элина, решая вступить с ним в бой. — Что он делал?..

— Ты эту квартиру обгадила своими шашнями, поэтому она больше не твоя. А своему Димочке, — прошипел он, — передай, что за синяки и сломанную руку я заявлю в полицию! И укажу этот факт при разводе. Ты же явно хотела ко мне прийти с этим вопросом?

У Элины кровь застыла в жилах и осыпалась грязными осадками. Он читает ее, как брошюрку, которые раздают в метро и на улицах. Дима… что он сделал…

— Чего молчишь, изменница? Радуешься, что натравила на меня своего пса? Ну так мы еще встретимся и с ним, и с тобой!

Звонок был сброшен мужем. Элина и Женя переглянулись то ли в страхе, то ли в удивлении. Господи, что же теперь будет…

Глава 14

Мы не можем предать то, чему не были преданы.

Этель Лилиан Войнич "Сними обувь твою"

— Еще раз! Сильнее!

В тренажерном зале запах пота смешивался с запахом играющими мускулами амбиций и хвалящейся мышцами конкуренции. Тяжелый рок сменял не менее тяжелый рэп в стереосистеме.

— Все, я пас, — выдохнул последний кислород из легких Алекс и отошел от тренажеров.

Прошел месяц после его «белого» загула. И до сих пор он расхлебывал последствия. Если телу хватило пары дней беспробудного сна, а желудку — излияния всех переживаний унитазу, то душа требовала чего-то иного. Поэтому он и вкалывал в зале днями, только бы забыть о своем поступке.

— Да ты зверь в последнее время, — тренер похлопал его по влажному плечу и оставил на время.

Черт знает, сколько еще придется оставить времени и пота в этом зале, чтобы прийти в себя. Мужчина скинул с себя мокрую насквозь майку и закинул ее за спину. Он чувствовал себя дешевой мятной жвачкой: готов прилипнуть ко всему, что встретится на пути, и так же отвратительно воняет.

— Ты реально зверь, — к нему подсел Олег, знакомый по качалке. — Никогда так не вкалывал.

Все люди в его жизни либо какие-то знакомые, проходящие сквозь его судьбу, даже не оставляя следов, либо женщины, пятнающие его сердце своей «любовью», которую он так охотно покупает. А потом страдает. Кидает им деньги на грязную простыню и мучается. Иногда мазохизм — осознанный выбор садиста.

— Никогда так не блевал тоже. Приходится восполнять баланс душевных и физических сил.

— Думаешь, колотя грушу, избавишься от впечатлений всей своей жизни?

Алекс перевел вопросительный взгляд на этого Олега. Кто этот парень? Кто они все, люди, которые здесь колотят грушу рядом с ним? Он же приходит сюда чуть ли не каждый день, уже много лет, но дальше разговоров о гантелях, блинах и штангах дело не заходило. Огромное количество людей вокруг тебя не гарантирует наличия общих тем для разговора.

— О чем ты, дружище? Отравление не самое яркое впечатление моей жизни. Оргия на Ибице будет покруче, — самодовольно хмыкнул Алекс, не ощущая внутри тех же острых эмоций, что когда-то канцелярскими кнопками врезались в поролон его души.

Когда-то секс, а особенно различные извращенные его формы, заставлял чувствовать свое превосходство, мужскую силу и власть. А теперь… секс стал просто галочкой в анкете «Живете ли вы полноценной жизнью». Еще как живет. Настолько полноценной жизнью, что приходится водить дружбу с наркотой.

— Кокс ты точно никогда не забудешь, в отличие от Ибицы. Можешь мне поверить.

— Что ты сказал? — недовольно начал Алекс, чтобы поставить незнакомца со знакомым именем на место.

— Что слышал. Думаешь, ты один такой, кто внезапно приходит и начинает насиловать тренажеры?

Алекс до хруста сжал кулаки. Ну он дурак. Известное дело, что в этом зале занимаются только обеспеченные мужчины, а значит шлюхи, попойки, наркотики — все это было само собой разумеющимся… и легальным.

— Не парься, — Олег стукнул его кулаком в плечо, — орать об этом на всю округу не собираюсь. Вижу, что в первый раз.

Его смех резанул слух Алекса. О нем говорят, как о жалком наркомане, который якобы прячется ото всех. О нем шушукаются в пыльных углах тренажерки, передавая поганые сплетни, как о крысе, которая пытается затаиться со своим куском заплесневелого сыра в норе.

От пожирающих его душевную плоть мыслей оторвал голос Туманова. Тот походкой победителя промаршировал в душное помещение, забирая еще больше воздуха для своего раздувшегося эго.

— О, Санек! Я уж было подумал, что ты прячешься от меня. Где тебя черти носят?

— Ничего я не прячусь! — возмутился Алекс, отодвигаясь от Дмитрия.

Мерзостное ощущение секса втроем. С того момента, как он залез в одну койку с Риммкой, ему стало казаться, будто он переспал и с Тумановым тоже. Его буквально выворачивало от этой мысли, что он предательски переспал с девушкой друга. Поэтому и убегал от встречи с ним, как только мог быстро и далеко.

— Какой-то ты странный. Обкурился, что ли? — продолжил приставать к нему Туманов.

Глаза Алекса округлились до состояния тарелок… летающих. Они что, все у него лбу читали о том, что произошло?

— Что ты несешь, Туманыч? Дурак?

— Ладно, пусть я дурак, хотя ты ведешь себя по-идиотски.

— Почему такой счастливый? Аж светишься. Глаза слезятся от твоего света.

Дмитрий развалился на скамейке, отстукивая назойливый ритм скуки и нервного возбуждения телефоном по дереву.

— Мы с Риммкой снова вместе и… — он сделал таинственную паузу, стреляя таинственными взглядами во все стороны.

— Ждешь аплодисментов? — кисло спросил Алекс; горечь во рту стала еще сильнее.

Он видел ее голой, трогал ее тело… Словно смотрел в обнаженную душу Туманова. Грош цена их дружбе, если хлипким мостиком между ними встали зеленые атласные трусики. И да, черт возьми, он помнил ее белье.

— Риммка беременна. Эй, ты чего? — Туманов кинулся к другу и стал слегка постукивать его спине — того пробрал давящий кашель.

— Не ожидал таких новостей. Счастлив, папаша?

— Да, знаешь, есть некое чувство радости. Хотя бы не противно, уж полдела. Наследник, как-никак.

Пару минут прошли в молчании, что усердно мылило веревку для шеи Алекса. А может, и для шеи Дмитрия тоже. Никто не знает, кто падет первой жертвой предательства: предавший или преданный.

— Есть одна загвоздка, — выговорил Туманов и, согнувшись ближе к Алексу, продолжил: — Я боюсь, что ребенок может быть не моим.

— А чьим еще? — со лба Алекса только холодными каплями не струился пот; он уже видел кровавую драку в стенах этого спортзала.

— Да кто знает, — пожал плечами Дмитрий и откинулся на спинку стула. — Но скоро узнаю. У нее срок пока меньше двенадцати недель.

— Можно установить отцовство до рождения ребенка?

— Санчес, ну конечно. За бабки можно хоть самому родить. Но пока не хочется, — рассмеялся друг, но эти смешинки аллергической пыльцой залетали Алексу в нос, и хотелось чихать. — Говорят, это опасно и очень дорого. Ничего, все потерпят: и моя карта, и Риммка, и плод.

— Ребенок, — неосознанно поправил его Алекс.

— Нет же, плод. Когда на сто процентов буду уверен, что это мое — станет ребенком. А пока плод.

— Думал, что будешь делать, если окажется не твоим?

Глаза Туманова алчно сверкнули, даже в свете дня наводя панику на смотрящего в них.

— Убью. И ее, и плод, и того, кто не удержал свои причиндалы, стоило мне отвернуться на минуту.

***

Не злой вы человек, а исковерканный.

Ф.М. Достоевский "Братья Карамазовы"

Боль в спине создавала иллюзию того, что его тянут во все стороны сотни заводных кукол. Эта боль агонией разливалась по всем мышцам и позвонкам. Пожар съедал кожу и все мысли своим ярким пламенем.

Дмитрий приволок свое загнивающее от боли тело в ванную. Он уже миллион всяких тюбиков купил, но толку от них, если он не может нормально ими воспользоваться?

— Чертова фигня, — зло выплюнул он, рассматривая красную спину в зеркало.

Дотянуться до всего пораженного участка не получалось, поэтому он постоянно смазывал одну и ту же площадь спины, которая уже сияла ожогом, а спина так и продолжала болеть.

— Как они вообще работают годами, — застонал он и, переставляя с трудом ноги, доплелся до кухни. Диван встретил его плюхнувшееся на него тело с громким воплем негодования — скрипом. — Сдохнуть можно после первой недели.

Полное безденежье заставило его податься в грузчики, на задворки одного из супермаркетов. Труд сделал из обезьяны человека, но в его случае все произошло с точностью до наоборот! Из человека этот каторжный труд превратил его в согнувшуюся макаку с удлинившимися руками.

Неужели полстраны так и живет? Буквально калечат себя на работе и получают за это копейки, на которые еле-еле можно рассчитаться с долгами за квартиру и купить самой простой, неизысканной еды?

Спину немного отпустило, но вихрь мыслей закрутил его голову. Теперь он остался один, стал по-настоящему одинок: некому спину намазать мазью! Подобное не снилось ему в самом страшном сне, а ведь он считал свою жизнь кошмаром наяву, который не растолкует ни один сонник мира.

— Вот и последняя остановка. Безысходность. Просим пассажиров покинуть вагон, — общался сам с собой Дмитрий. — Вонючий, дешевый, нищебродского класса вагон.

А с кем ему еще говорить? Может, с телевизором? Он нащупал застрявший в диване пульт и включил ящик, который теперь висел на стене. Разве это телевизор? У него дома плазма висела на всю стену, в кинотеатр ходить не надо! А это что? Зато телешоу неизменно вещают о трудностях бытия.

— Мажор сбил женщину с коляской и скрылся с места преступления. Что будет дальше? И смогут ли родственники пострадавшей добиться наказания? — с чувством кричал на всю студию ведущий и размахивал планшетом с визжащими от головокружения листами.

— К черту.

Он выключил телевизор и вздохнул. Как выбраться из этой компостной ямы, пока его еще черви не сожрали?! Как вернуть то, что принадлежит ему по праву?

Достоевский. Теперь фамилия классика русской литературы стала значить для него так много. Он никогда не читал «Идиота» или «Белые ночи». К чему? В школе интереснее было намекать девчонкам на всякие пошлости на уроке, чем слушать учителя. Таким он и вырос: пустоголовым бабником, не способным на настоящие чувства. Однако литература все равно ворвалась в его жизнь смертоносным стихийным бедствием, только вот прозой тут и не пахло. Больше подойдет нуар…

— Папаша тварь, — процедил сквозь зубы он. — Не ожидал от тебя такого.

Черный список? Хорошо. Так и быть. Только он и в черном списке, и в ядовитом болоте выживет! Сколько бы они его не топили, не душили, не строили против него козней — последнее слово, которое выбьет им всем зубы, останется за ним.

Один дьявол знает, что будет дальше. Кому звонить, писать, верить… Вопросы оставались на какое-то время открытыми. Сейчас так хотелось, чтобы просто кто-то был рядом, только бы знать, что он реален, что все это ему не снится.

В дверь робко постучали. Дмитрий застонал, собирая из недр своего некогда довольно спортивного тела (которое теперь, как ему казалось, обвисло и стало дряблым) последние силы.

— Кто бы ты ни был, желаю тебе мучительной смерти, — прошипел он, хромая к двери.

— Привет! — слишком бодро выпалила Элина, репетируя это слово пять минут в голове, пока ждала, что Дима откроет. — С тобой все хорошо?