Наталья Светлова - Урод

Мужчина вздохнул. Кем он был ясно — уродом. Больше волнует, кем же он в итоге станет…

— А что поделаешь, Лина. Пусть все идет своим чередом.

Он днями думал о словах этой… этой Валери. Видимо, она его единственный мостик между прошлым и настоящим. Придется рискнуть и ступить на эту некачественную перекладину над пропастью. Дмитрий приобнял Элину и почувствовал спокойствие. В рвущем и мечущем океане жизни он нашел свой тихий уголок, из которого не хотелось уходить под сносящие голову волны и смертоносные приливы.

— У меня как раз все налаживается потихоньку. Как странно выходит: ты все потерял, а я все нашла.

— Где-то убыло, где-то прибыло. Что именно ты нашла?

— Тебя. Себя. Виски.

— Твой котенок? Приноси и ее тоже сюда.

— А хозяин разрешит?

— Плевать на него, — пошутил он и поцеловал ее в макушку. — Двое против одного. Выгоним его самого, если что.

— Я подумаю, — рассмеялась Элина. — Заявит потом в полицию, а мне, знаешь ли, хватило посещений этого заведения.

Ее слова всколыхнули воспоминания обо всем, что он так упорно отгонял от себя. Достоевский. Цветы. Прошлое, настолько могущественное, что может разорвать его на куски одним прикосновением.

— Еще я нашла работу мечты. Ну почти.

— Давай подробности!

— Я созвонилась со своим руководителем интернатуры, он согласился помочь мне. Скоро выхожу операционной сестрой в одной клинике, параллельно буду проходить курсы повышения квалификации. Надеюсь, снова стать хирургом.

— Я верю в тебя, Эля.

Все, что он сейчас может дать ей — всего лишь вера. Однако Дмитрий даже и не догадывался, что вера была самым желанным для Элины. Вера, которой бы она ни за что не предпочла деньги.

В нее теперь хоть кто-то, кроме Жени. Осталось поверить окончательно ей самой. Самый главный человек, который должен быть верить в нее оказался убежденным атеистом.

Везде, где требовалось усилие, умирало желание.

Павел Санаев «Похороните меня за плинтусом…»

Жизнь закрутилась вихрем, который то и дело выплевывал из себя новые события и старых знакомых, свежие эмоции и забытые происшествия. Элина, вооружившись фартуком и целой горой купленных продуктов, колдовала на столешнице.

Работа операционной сестрой ароматом острых специй напомнила ей о тех временах, когда она еще смотрела вдаль с широко открытыми глазами. Теперь же ее глаза лишь слезились и воспалялись. Запах спирта, холодная сталь инструментов, стерильное помещение… Она бы все отдала, чтобы эта картина вновь вернулась в ее жизнь. Кажется, мечты начали исполняться.

— Да, Женечек, слушаю тебя, — ответила девушка, придерживая телефон ухом. — Ты впервые не вовремя, дорогая.

— Чем занята, Эля? Отдыхаешь после смены в больнице?

— Лучше! Готовлю тарт с цукини, рисом и орехами. А еще в планах апельсиновое печенье с шоколадом и…

— Ого! Кто-то снова пустился во все тяжкие домохозяйские?

— Ты о чем, Женя?

Надо признать, что совместная жизнь с Димой хоть и длилась пока всего ничего, но уже вознесла ее к новым вершинам. Мировоззрение Элины тонуло в синих водах опасных морей, даже не протягивая онемевши руки к спасательному кругу. Незачем.

Все стало иным. Все поменялось. Но изменения не дают нам застывать в одной точке, что сжимается и сжимается, сводя все усилия, всю жизнь к концу.

— Я о том, что ты уже замучила эту реку, входя в нее в который раз. Снова в будку и на цепь? Работа, готовка, уборка только без штампа в паспорте?

— Я понимаю, о чем ты, — кивнула сама себе Элина, нарезая овощи. — Ты боишься, что он увидит во мне домработницу, а ведь еще и свадьбы не было.

— Именно!

— Жень, жизнь меня кое-чему научила. Во-первых, то, что я делала для Миши, было навеяно ссадинами и побоями, оставленными от его моральных ударов. У меня выбора не было. Властелин не должен быть голоден или плохо одет. А с Димой… Я сама сегодня накупила кучу продуктов, с вечера нашла гору рецептов. Я, именно я, хочу для него готовить и делать все остальное. И он дает взамен так много.

— Что же он тебе дает? Осыпал бриллиантами?

— Дуся ты, подруга! Он дает мне что-то куда более ценное, чем брюлики. Внимание, заботу, тепло, чувства, которые уже заплыли слоем пригоревшего жира прошлых неудач. Ай, — она махнула рукой в воздухе, — сложно рассказать. Я чувствую это, трепать языком нечего.

И ведь все так просто, так легко. Домработница или любимая женщина — грани одного и то же понятия. Роль женщины в доме зависит от того, как и кем ее видит мужчина. Для одного все старания напрасны, он принимает их как данность. А для другого — приятный подарок, за который не зазорно лишний раз сказать «спасибо».

— Раз чувствуешь, Элька… Дерзай!

— Так и буду делать, Женечка. Поболтаем потом, а то царский обед пригорит, перегорит и так далее.

Элина отбросила телефон на диван и с усиленным рвением принялась за готовку. Он разжег в ней женское начало, растопил холодные льды черствости, когда готовишь ужин потому, что так надо, наводишь чистоту в доме только из-за потенциального недовольства мужа. Сейчас же она порхала по дому с вдохновением, бодростью, окрыленная душевным подъемом.

Она сама себя не узнавала. Отныне все стало другим: уже не черным, но еще и не белым. Работа не приносила бесконечной усталости и неудовлетворенности собой. Больше не было трудно вставать в шесть утра, каждое раннее утро дарило капельку надежды, что именно этот день будет не таким, как сотни остальных. В душе зазвенели колокольчики просветления и заголосили мелодии веры в себя, распевая, как она хороша.

Дима обещал сегодня быть раньше; у него зарплатный день. Элина повела плечом, думая о его работе. Он так ее не любит, постоянно говорит о том, что при существовании возможности жить лучше, он гнет спину два через два, вынося коробки с различной провизией в эти пыльные супермаркеты. Что за возможность жить лучше? У них-то? У простого люда?

В окно постучало солнышко, нежно целуя ее в лоб и щеки, заставляя волосы переливаться мягкими бликами. Девушка закрыла глаза, позволяя себе получить удовольствие от такой мелочи — солнечного тепла. Сколько утренних рассветов было встречено, сколько закатов проведено грустным взглядом вдаль… и никогда ее не посещала мысль о том, что этот свет может однажды потухнуть. Не в метафоричном смысле погаснуть, как и воспетые романтиками чувства, а в самом прямом и пугающем. Теперь солнце стало значить для нее нечто совсем иное.

— Ну пора уже на море сходить. К тому же, настроение поет, — пропела Элина, пританцовывая у столешницы.

Понравится ли Диме ее фигура? Оценит ли он ее далеко не спортивное и подтянутое, а самое обычное тело? Солнечный блик болезненно укусил ее за запястье, оставляя маленький дымящийся ожог. Она никогда не фанатела от спорта, не посещала даже фитнес. Мише до ее тела не было дела; он привык любить другие тела. Ей самой было все равно; она могла и не смотреть на себя в зеркало. А Дима, похоже, привык к спортивным фигурам, гибким телам, очерченным изгибам…

— Элька, — вздохнула девушка, — прекрати. Надеюсь, ему нужна и я тоже, а не только кусок моей плоти.

Хотя этот пресловутый кусок плоти может стать яблоком раздора между ними. Жар от плиты перекинулся на щеки Элины и разлился по ним жалящим огнем. Секс. Слово, которого она стала бояться, когда в его значении появился намек на любовь. Влюбленность. Симпатия. Неважно. С Мишей она даже не задумывалась о том, что такое секс. Пошло ли это, прилично, можно ли об этом говорить вслух. О нечастом, скучном, пресном сексе с мужем можно было только молчать в тряпочку, стыдясь даже заикнуться о том, какая редкостная дрянь происходит раз в месяц под их одеялом в темноте спальни.

Чувства к Диме буквально схватили женщину в ней за волосы в кулак и заставили поднять глаза. Она узнала, что значит хотеть мужчину, раздевать его глазами, даже когда на нем и так только шорты. Его обнаженной кожи ей было мало; она хотела коснуться его души тоже. Он намекал ей на близость, но не хватало решимости лишиться девственности еще раз. Ведь так все и будет: ее первый секс по любви, когда она не должна исполнять супружеский долг и делать что-то механическое, обязательное, вызывающее тошноту.

— Лина-а, — неожиданный голос Димы напугал ее.

— Господи! — вскрикнула она, попав ножом не по тому ингредиенту. — Мой палец не входит в рецепт этого тарта!

— Лина, осторожней надо быть!

Элина зажала палец, ругаясь про себя. Ну как девочка, честное слово! Какой ей секс. Она же будет вести себя, как ненормальная школьница, решившая в пятнадцать лет пойти наперекор строгим родительским наставлениям. Первая любовь может случиться и во второй раз в жизни.

— О тебе думала, — смущение полностью завоевало ее щеки, разливая по ним алую кровь.

Мужчина аккуратно перехватил ее раненый палец и осторожно приник к нему губами. Элина вздохнула и задержала дыхание, чтобы не разразиться стонами от этого его действа.

— Да я опасный парень, что ли? — хохотнул он, отпуская ее палец и притягивая девушку к себе.

— Не представляешь насколько.

Его поцелуй налетел на ее губы в рейдерском захвате: без церемоний, нагло, с переливающейся за края самоуверенностью. Боль в пальце тут же стала еле заметным писком на фоне оглушающих стенаний страсти, что вспыхнула между ними, поджигая их дыхание спичкой. Руки Дмитрия не удержались от поползновений по телу Элины.

— Останови меня сейчас, или потом это будет невозможно, — прошептал ей в губы, сталкиваясь лицо к лицу со шрамом Элины.

Он все еще не мог привыкнуть к нему. Неидеальность ее лица и манила, и отталкивала его. Этот жарко ледяной коктейль восхищения и отвращения бил мужчину теплым ознобом.

— Остановись. Я еще замужем.

Дмитрий оторвался от ее губ, вспоминая про мужа. Он и забыл про этот придаток, что шел в комплекте с Элиной. Наверное, хотя бы раз в жизни он поступит, как настоящий мужчина: дождется развода и ляжет в постель со свободной женщиной, не заставляя ее совесть харкать кровью от измены. Его-то давно уже вынесли белыми тапочками вперед.

— Ты права. Давай сделаем все правильно.

— А вдруг мы будем разводиться полгода? Слушание через четыре дня, но он не явится.

Все, что касалось Миши, было для нее загадкой, об которую можно зубы сломать, пока раскусишь. Он отказался разводиться с ней цивилизованным путем, но каждый день названивал, словно сам Сатана держал его на мушке, а она единственная могла ему помочь.

— Значит, полгода наши отношения будут чисто платоническими. Еще есть книжки в запасе?

Элина рассмеялась и положила голову ему на плечо. Кажется, она нашла плечо, на которое можно положиться, если весь мир замахнулся копьями на тебя, опереться, если отказали ноги. Она нашла мужчину своей мечты.

— Много.

— Можешь закрыть глаза и отвернуться? — таинственно сказал Дмитрий и подмигнул девушке.

— Ладно…

Что за сюрприз у него, интересно? Миша, кажется, только на день рождения и восьмое марта всучивал ей какие-то букеты не первой свежести и замызганную долгими шатаниями в машине коробку «рафаэлок». Сегодня не восьмое марта и не ее день рождения…

Элине было невдомек, что любящие люди делают подарки не по точным дням календаря, а по зову сердца.

— Открывай.

— Ого! Боже мой…

Диму полностью закрыл букет темно-алых роз с вкраплением белоснежных цветов в центре. Эти цветы, словно кровь, затвердевшая на стеблях в завихрениях лепестков, и кристальный снег, растаявший в скульптуру. Неподвижное, немое воплощение искусного мастерства природы.

Ну ничего себе… И день рождения и восьмое марта в один день…

— Спасибо. — Губы Элины шевелились, но слова казались эфемерными ласточками, что слетали с них, широко расправляя крылья, и тут же умирали, уступая место новым полчищам счастливых птиц. — Это… потрясающе. Такой букет…

Все ее эмоции свелись к тихому ликованию. Ведь когда на душе исписанные стихами листы, все, что мы можем сказать — это пара бессвязных реплик. Зато когда там вьет гнезда пустота, слова льются рекой.

— Наверное, дорогой? Не стоило…

— Никогда, — резко оборвал ее он, — не смей такое говорить. Ни одному мужчине в своей жизни. Слышишь, никогда, Эля, не говори, что ты настолько дешевка, что букет роз для тебя — это слишком. Это всего лишь цветы. Красивые растения, не больше. И подарить женщине охапку этих растений не может быть дорого и не может не стоить того.

— Я… я не знаю… Извини.

Он совсем сбил ее с мыслей. Эти розы. Раньше она думала, что такой шикарный букет Миша может принести только ей на могилу. Раскошелится так уж и быть напоследок. Обычно верхом его щедрости был букет из почти завядших роз с неумелым напылением блесток, окруженных какой-то сорняковой травой, торчащей во все стороны и завернутых в вульгарную блестящую бумагу.