— А как же мама?

— Мама у меня кошка. Выкормила меня и дала пинка под зад, махнув хвостом. Они долго разводились, скандалили, чуть ли не рвали эти поганые доллары у меня на глазах. Потом у нее стали меняться мужики быстрее, чем я рос. По паре миллионеров в год. Маман я тоже скоро забыл. От нее не было даже денег, ничего. Не считая парочки поздравлений с днем рождения в младенчестве. Этого мужика, своего отца, я хоть видел иногда. Затем я стал совсем взрослым, научился понимать и принимать мир вокруг себя таким, каков он есть. Я понял, что значат деньги, льющиеся проливным дождем от отца. Он помог мне открыть свой бизнес, и мы считали друг друга квитами. Отец и сын.

Концовка показалась Элине скомканной, словно он зажевал часть истории. Алекс не поднимал глаз от пола, и она читала его боль, прыгающую неоновыми буквами на лбу. Откуда взяться чему-то светлому в нем, если его взрастили во тьме…

— Ты все мне рассказал?

— Опустил момент с малолетками, которых он трахал в нашем доме. Он превратил этот темный дворец окончательно в ад, когда там стали появляться девки моего возраста… — Алекс вздрогнул от отвращения. — Я помню эти хреновы звонки: «Мам, я у Светы. Уроки делаем». Надеюсь, она была хотя бы в одиннадцатом классе. Не знаю, сколько они стоили, эти шлюхи, которые учили математику в койке со стариком. Были и постарше, студентки.

Вот кто стал основоположником его жизненно-рыночной философии. Отец научил своего сына наклеивать ценник на людей, сканировать штрих-коды, которые, по его мнению, обязательно имеются на представителях высшего разума. Хотя, чем в таком случае человек отличается от собачки, за которую тоже платят деньги? Мы все покупаем и все продаем, но когда выставляют на продажу нас самих, мы бухтим от недовольства.

— Наверное, сейчас ты хочешь узнать про Марьяну? — продолжил Алекс, уже больше обращающийся сам к себе. Ему был необходим этот прием у психолога, необходимо все высказать, дать этой словесной рвоте выйти из него. — С ней он начал жить гораздо позже, когда я уже вовсю залечивал свои раны постоянными похождениями во всякие притоны с элитным эскортом и дорогим алкоголем. Она старше меня, поэтому я никогда особо ею не интересовался. Зачем мне тетка, если я могу постоянно есть на завтрак сочное и молодое тело? Любого возраста, цвета и комплекции. Но однажды он притащил ее ко мне в дом, на знакомство.

— И у тебя тут же созрел гениальный план? Точнее, у твоих гениальных гениталий, — фыркнула Элина.

— Да, — его мученический вздох мог стать причиной землетрясения. — Она была так мне противна, хотя я и радовался, что он перешел от детей к зрелым женщинам. Я уже не помню, как мы оказались в койке, но я получал ни с чем несравнимое удовольствие. Когда он позже целовал ее у меня на глазах, обнимал, я ликовал, просто бесился от этой извращенной радости. Я конченый урод, знаю.

Алекс поднял взгляд к потолку. Он видел, как с него свисали трупы, словно туши свиней на бойне. Он превратил свою жизнь в чертову могилу добрых деяний.

— А Алиса зачем? — вспомнила еще имя Элина. — Как ты только успевал? Как на всех хватало сил? Многостаночник ты, Саша.

— Алекс, — буркнул мужчина, снова встречая в штыки ее оскорбления.

— А мне все равно. Вспомни, сколько раз я говорила «Эля», и посчитай, как долго я буду говорить «Саша».

Чертов бумеранг. Скорость у него гораздо выше скорости, с которой мы совершаем гадости.

— Да не переживай, — произнесла девушка. — Меня отсюда в любом случае выпустят, и больше ты никогда не услышишь ни Сашу, ни Алекса из моих уст.

— Эля, ты же не уйдешь так просто?

— Уйду так же просто и легко, как ты обманывал меня.

— Все мои женщины были разложены по полочкам, и у каждой было свое предназначение, — признался он. — Марьяна — орудие мести. Алиска — показная статусность.

— Римма — орудие скотства по отношению к другу?

— Да нет, Эля! — взорвался он. — С ней все вышло случайно…

— Что вышло случайно? Твое рождение? — спросил Туманов, входя в их каморку. — Согласен.

— Явился, козел, — «радушно» встретил его Алекс. — Новый компромат на меня принес? Как я бабушку убил лопатой?

— Твою бабку не убьешь. Ваш род Янгов вообще не возьмешь тупым ломом. С вами хитро надо действовать. Вот твоя свобода.

Перед лицом Алекса появился новый документ. Белизна листов вызывала у него тошноту.

— Я не буду подписывать.

— А так? — Туманов схватил за волосы Элину. — Хрен с этим ребенком Риммкиным, кому он нужен. А это ведь твоя Эля любимая. Если ее не станет, ты будешь плакать?

— Отпустите! Уберите руки! — брыкалась она; страх снова вылупился из своего тонкого панциря и стал шипеть на нее.

— Ты не убьешь ее, Туманов. Я знаю твою трусливую тушку как свои пять пальцев.

— Оставь мысли про свои вонючие пальчики при себе. Больше ты ими не залезешь в чужую жизнь.

— Ладно. — Дмитрий отошел к стене, считая про себя до десяти. На пятерке его самообладание выстрелило себе в горло, и он накинулся на Алекса с кулаками. — Может, без зубов ты будешь сговорчивее?!

Алекс только смеялся. Зубы… Вставит новые. А вот лицезреть бессильную злобу Туманова — бесценно. Теперь его разум заполнили рекламные лозунги.

— Это просто прелюдии, — перешел на спокойный тон Туманов.

— Перед тем, как поимеешь меня? — кровавая улыбка разбрызгалась по уставшему лицу Алекса.

— Да.

Элина даже не дышала. Не вдыхала воздух, боясь быть слишком шумной. И не выдыхала, страшась, как бы колебания молекул не достигли Туманова. Кажется, после всего случившегося койка в психушке ей оплачена до конца жизни.

— Элина, зубы — чушь. Есть кое-что куда дороже этой мелочевки, — умело ударил ее в живот словами Дмитрий. — Твоя свобода. Уверен, на зоне таких красавчиков быстро пускают в расход. Но! — не дал Алексу огрызнуться. — Я ведь очень великодушный человек.

— Не то место и время для самопиара, — все-таки вставил словечко тот.

— Ты получишь еще один бонус: я отпущу твою любимую сразу же после того, как ты поставишь подпись.

Алекс посмотрел на Элину, забившуюся в угол. Он лишится денег при любом раскладе. Отец — слишком влиятельный соперник, чтобы даже думать о победе. Туманов — слишком хитро сделанная гадина, которую не прищучишь так легко. Но он может не лишиться шанса все исправить.

— Давай ручку, — согласился он. — Прежде, чем я поставлю подпись, ты поднимешь ее и отведешь к двери.

— Без проблем.

Дмитрий помог Элине встать, ласково поддерживая ее. От его пластиковой заботы хотелось размозжить голову об стену. Ее ноги забыли, как ходить. В коленях бренчала на бубнах такая дрожь, что они подкашивались.

Руки Алекса так же дрожали. Этой подписью он нанесет последний удар по себе. Выломает последнюю свою целую кость.

— Подавись. — Откинул подписанный документ на пол и прислонился к стене, не отрывая взгляда от Элины. — Отпусти ее!

Она бросила на него последний взгляд — умирающую дымовую шашку, от которой на глаза навернулись слезы.

— Конечно. Проходите, мадам, — галантно пропустил ее Туманов.

— Эля, мы не все обсудили. Мы обязательно договорим! — крикнул ей в спину Алекс.

Ее глаза сказали обо всем, даже не моргая. Не договорят никогда. Их время обнулилось и стало никогда. Навсегда…

Глава 23

Старая суфийская пословица: «Когда ты в клетке, все равно летай».

Анита Амирезвани «Равная солнцу»

Жизнь навозной кучей разлагалась вокруг Элины, пока она пыталась оторвать голову от подушки. Лицо слово приклеилось, и она боялась, как бы кожа не осталась на наволочке. Тело истыкали иголками, поэтому она не могла пошевелиться — словно вся его поверхность стала большим кровоподтеком. Душа превратилась в сплошную гематому.

— Ненавижу его, — прошептала она, выдыхая с воздухом последние силы, искорками умирающие в пустоте.

Все повторилось вновь. Все всегда повторяется вновь, будто мы живем во вселенной «дежавю». Это уже было. Боль уже терзала когда-то сердце. Силы когда-то покидали даже пальцы на ногах. Остается лишь ожидать очередного круга страданий. Из этого состоит вся жизнь.

— Эля, — голос Жени дрожащим лучом фонаря пробился сквозь толщу тьмы.

— Женя? — не поверила Элина, шаря рукой по постели.

— Это я, Элечка. Я тут. Все хорошо.

Девушка нащупала руку подруги и так крепко ее стиснула, что Женя поморщилась. Но нет такой боли, которую мы не вытерпим ради действительно любимых. Элина разразилась слезами, точно грозовое небо — дождем.

— Элиночка, моя хорошая, — Женя обняла ее, подпрыгивая на ее трясущихся плечах. — Элечка, не плачь.

Сколько длились ее рыдания, Элина не могла сказать. Ее сознание было на данный момент забитым до отказа пылесборником, который необходимо вытряхнуть, очистить до скрипа. Наконец-то, поток слез иссяк, и она перевернулась на спину. Глаза не открывались, спутавшиеся от слез ресницы лапками пауков преграждали вход к зеркалам души.

— Элечка…

— Все хорошо, Женя.

— Что хорошего ты тут видишь?! Что вообще произошло? И…

— Женя, давай это все потом, — прохрипела Элина. — Дай воды, пожалуйста.

Горло растрескалось от жажды. Слезы выжали из нее всю жидкость. Наверное, похудела она знатно за это время. Сколько там прошло-то? Пара-тройка дней? А ощущение, будто жизнь закончилась и началась заново.

— Держи, — подруга протянула стакан холодной воды.

Вода своими холодными руками гладила ее горящее горло, и слезы снова намочили глаза. Вода показалась ей сейчас такой роскошью, таким богатством…

— Может, поешь? — суетилась в беспокойстве Женя. — Я пожарила аппетитных стейков и…

— Какая гадость! Фу! — закричала Элина; тошнотворный комок оккупировал горло, не давая ему отдыха.

Унитаз встретил ее недружелюбным взглядом. Ну вот, вода снова вытекла из нее. Новые рыдания устроили марафон на ее щеках. Горло сжималось в такт желудку, ложные рвотные позывы сводили ее с ума.

— Звоню в «скорую». — Женя бросилась к телефону.

— Не надо. — Элина без сил упала головой на опущенную крышку унитаза. — Это все твой стейк. Я не ем мясо, Жень, пора это принять.

— Хорошо, Эля. Прости.

— И самой пора сделать выбор! Либо ешь всех, и своих любимых котов в том числе, или никого!

Она ворчала, как злобная бабка, живущая на отшибе в домике на куриных ножках. Виски подбежала к хозяйке, громким мяуканьем оповещая всю округу о том, как скучала по ней.

— Моя малышка, — заплакала Элина, прижимая ее к себе. — Променяла тебя на ублюдка.

— Виски уже опьянела тут без тебя, — улыбнулась Женя. — А ты, — подняла Элину за локоть, — марш в душ и там под ледяной водой выпусти пар.

Забрав котенка, Женя втолкнула Элину в ванную и закрыла дверь. Пару минут она просто стояла, прижавшись к стене, и плакала. Губы превратились во что-то мало похожее на губы. Сухое бледное месиво из свисающей кожи, которую она отрывала пальцами в нервном припадке.

Вода (она даже не чувствовала ее температуру) смыла грязь с тела, обнажив царапины и легкие синяки. Все, что у нее осталось от Алекса.

— Нет, нет, нет, — запричитала Элина, не позволяя даже его имени проскакивать в мыслях.

Убегать долго от себя не выйдет, все равно рано или поздно догонишь сам себя. Сам себя вывернешь наизнанку и оторвешь по кусочку от кровоточащей плоти. Каждый сам для себя лучший палач.

— Эля, все хорошо? — настойчивый стук Жени вывел ее из оцепенения. — Выходи уже. Свежевыжатый апельсиновый сок и печеньки ждут тебя. Не заставляй их расстраиваться.

— Ну если сами печеньки меня ждут, — вздохнула Элина, пытаясь поймать позитивную волну в этом штормящем темном море, — то иду!

Пол под ногами все так же не ощущался, словно она наступала в рыхлую землю, которая засасывала. Апельсиновый сок вызвал новый вихрь из песчинок и прочего мусора в ее горле, от которого жажда раскрыла свою пасть еще больше.

— И печенье ешь, — Женя пододвинула тарелку к ней.

— Не хочу. Мне все еще тошнит. Тебе деньги не жалко переводить? А вот сок просто космос…

— Рассказывай, космонавт, что произошло. И со всеми подробностями!

В итоге было выпито четыре больших стакана апельсинового сока и рассказано нескончаемое количество тонн грязных подробностей о Диме, который Саша, и о Мише, который теперь является переносчиком ВИЧ. В Элине пузырьки злости перемешивались в сумасшедшем танго с пузырьками витамина С.

— Ну начнем с меньшей из проблем, — с холодной головой произнесла подруга, не имевшая привычки впадать в оголтелую панику по любому поводу. — Миша и ВИЧ. Черт, я устрою сегодня пьянку по такому случаю! Этот выродок отныне и навсегда девственник! — Ее радости не была предела. — Нет, это точно судьба, Эля!