Наталья Светлова - Урод

— Эля, не накручивай. Просто не накручивай. Идем пить чай. Не закусывая, — подняла указательный палец в воздух и рассмеялась Женя.

Элина положила голову ей на плечо, и Женя увела ее на кухню. Пора брать себя в руки. Снова. Только теперь объемы ее тела стали больше, а значит, держать их будет труднее…

Обстоятельства могут измениться, но они не проходят бесследно.

Эдит Уортон «В доме веселья»

— И на следующей странице подпись, — указал юрист, и Алекс перевернул страницу договора.

Он уже устал расписываться на этих листах, мелкий шрифт и суммы, прописанные там, резали глаза. Не верится, что сейчас он продает все, что когда-то приносило ему стабильный доход. Продает, чтобы вырученные деньги навсегда отдать.

— Деньги поступят на ваш счет в ближайшие рабочие дни.

— Ясно, — безучастно пожал плечами мужчина и вышел из этой конторы.

Алекс брел по улице, чувствуя себя уже даже не потерянным — выкинутым, забытым, никому не нужным. Вновь. Только теперь не просто папа дома не ночевал, теперь у него не осталось друзей, родных, знакомых…

— Черт возьми, никого, — изумленно прошептал он и остановился у ларька с фаст-фудом. — Кофе за девяносто и сэндвич.

Пока продавец, а по совместительству еще и повар в этом гастрономическом закутке холестерина и тромбов разогревал явно не первой свежести бутерброд и заваривал дешевый пакетный кофе, который выдавал с наценкой, Алекс обводил глазами сквер. Он стал таким голодным до впечатлений. Голуби со своими заводными головками клевали семечки, что разбрасывала по асфальту старушка. Самокаты и велосипеды мчали резвящихся детей вдоль улочек, взметая в воздух недовольные возгласы прохожих, чьи сумки и пакеты задевали шалуны. И он… с дешевым кофе, от которого даже картонный стаканчик мутило, и сэндвичем с ветчиной, которая вряд ли знает что-то о свинье вообще.

Прижимая к себе свое скромное богатство, Алекс уединился на свободной скамейке. На глаза упали очки, чтобы скрыть стыд за свой ланч. Он откусил от сэндвича и понял, что не только мясо в нем было пластилиновым, но и даже хлеб.

— Вот твой уровень, — пробормотал он, отпивая растворенную в проточной воде гуашь. — Еда, которую ты заслуживаешь.

Желудок больше не был изысканным кулинарным критиком. Отныне он, сняв с себя аристократическую салфетку, нацепил лишь жалостливую мину. Супы быстрого приготовления, замороженные блинчики с начинкой из лучше не знать чего, колбаса из самой слабой и тощей коровы, бургеры и картошка фри. Его желудок из ценителя превратился в едока.

Стаканчик от кофе приземлился точно в урну, набивая шишку на свой картонной пятой точке. Жирная бумага, в которую был нежно запихнут сэндвич, свалилась на своего товарища, измазывая его кетчупом и майонезом. Алекс хмыкнул, смотря на это уничижительное состояние оберток, и подумал, что он и его гордость очень похожи на них сейчас.

— Вик, привет! — Он набрал ее, чтобы обрадовать. — Ну что, с больницей все утрясено? Ты готова?

— Привет! Ты серьезно?

Ее надежда робко высунула голову из кирпичного панциря безысходности, в котором не было окон и дверей. Неужто и вправду есть шанс?

— Я похож на Галкина с его несмешными шуточками? Я совершенно серьезно. Через несколько дней я переведу деньги на счет больницы, и ты сможешь начать лечение.

— Не верится, — всхлипнула девушка; послышался мужской голос, успокаивающий ее. — Не верится, что есть шанс встать.

— Шанс есть всегда, если только мы сами не откручиваем ему голову своими страхами. И ты не бойся. Я позвоню.

Алекс не мог говорить с ней долго. Ее голос будет вечно шептать ему проклятья на ухо. Ее голосом будут озвучены все его кошмары в аду. Ее голос у диктора сатанинской радиостанции, которая без умолку вещает в его голове. Никогда он не сможет себя простить, ведь подарить прощение себе в силах только самый отважный человек. Ибо только мы сами знаем, оправдаем ли данное самим себе прощение.

К его ногам прикатился футбольный мяч.

— Дядя, киньте его сюда, пожалуйста!

Футбольная площадка одного из питерских дворов затихла, тихонько перешептываясь, гадая, что этот незнакомец сделает с мячом. А мяч дорогой. Вовке отец купил за пять тысяч в спортивном магазине.

— Ловите, ребята! — крикнул Алекс, подавая мяч ногой.

Мальчишки унеслись вихрем, а мяч замелькал, изворачиваясь меж их ярких кроссовок. И он такой же: пинаемый десятками ног, весь в ушибах и ссадинах. С одной лишь разницей: мяч покупают и делают с ним, что душе будет угодно, а он сам продался своей ненависти. Продался задешево: месть насыщает желудок, как мимолетный перекус на улице. Через какое-то время снова вернется голод, и ты опять остановишься у ларька. В итоге стенки желудка начнет разъедать язва…

Он продал две квартиры, которые до этого момента успешно и очень прибыльно сдавал. В самом центре Питера. Прекрасный ремонт. Куча денег, вложенных в них. Кто-то бесконечно вкладывает деньги в недвижимость, а кто-то до старости пытается сделать очередной съемный угол родным домом. Арендодатели жизни и арендаторы поеденного кем-то куска этого огромного мира. Те, кого у есть, и те, у кого никогда не будет.

Продажи этих квартир хватает ровно на операцию. Перелет, размещение в клинике Израиля, реабилитация, лекарства… Все это нужно оплачивать отдельно. А еще было бы неплохо купить Вике квартиру. Алекс снова дошел до какой-то скамейки и уселся на нее. Делать ему все равно ничего, вот и бродит по влажным от прошедшего ночью дождя улицам. Всю ночь дождь своими босыми ногами топал по крыше, хлюпал промокшими ботинками по черепице и стекал слезливыми стонами по окнам.

Телефон (он позволил себе купить дешевую сенсорную модель) пискнул. Сообщение. Кто там? Снова какая-нибудь акция в суши-баре или распродажа сумок? Вся наша жизнь — это сплошной спам и поток ненужной, захламляющей полки и отсеки мозга хлам.

— Да что за везение, — вздохнул Алекс, читая сообщение.

Клиника пластической хирургии. Лечение Элины у лучшего врача Москвы будет стоить вдвое выше, чем он предполагал… Около полумиллиона. Все удобства, гарантированное хорошее отношение персонала и врач, не имеющий права на ошибку. Он хотел выкупить это право ошибиться на лице Элины за любые деньги. Ведь чем больше положишь доктору на лапу, тем меньше вероятность, что клиент скажет: «Ай, болит!»

Он и так уже начал распродавать ценности из своего дома по цене гораздо ниже рыночной. Спешка и острая нужда в деньгах заставили отдавать произведения искусства за сущие копейки. Да простят его великие творцы за подобную кощунственную распродажу. Он бы назвал сие мероприятие: «Подлинник Ван Гога с Алиэкспресс». Значит, придется продать еще одну картину, чтобы хватило денег Элине на операцию. Но ведь нужно решить до конца вопрос с Викой…

Решение проблемы не заставило себя ждать. Как ни парадоксально, но самые трудные решения, требующие от нас мужества и решительности, приходят слишком легко и быстро. Алекс убеждал себя, что Вика важнее, чем он сам. И наконец-то, он это понял. Если считать других людей важными наравне с собой, возможно, мир откроется с другой стороны.

Пришло время не только приносить в жертву чужие жизни, а отдать свою на усмотрение мясника с топором судьбы. Будь что будет. Экран телефона осветился исходящим вызовом юристу, оформлявшему сделки с квартирами.

— Олег, мне нужно продать дом. И я знаю, что это будет небыстро, поэтому снижай цену до адекватного порога.

— Ты уверен?

Да или нет. Мужчина или трус. Белое или черное. Саша или Алекс.

— Да.

***

Если ты поверил в человека, не спеши менять мнение о нем.

Артур Хейли «Отель»

Состояние не то чтобы не улучшалось, оно оставалось каким-то расслабленно странным. Элина выдохнула, когда очередная операция закончилась. Ну хоть тут все легко: аппендицит.

От крови все равно поджилки тряслись, словно она первый раз в жизни увидела кишки, словно с ее перчаток, а то и рук, никогда не стекала литрами кровь.

— Да что ж это такое, — произнесла Элина вибрирующим от слабости голосом и присела на кушетку.

Пациентку забрали на срочное обследование, не дождавшись ее. Пустая палата навевала тоску. Голые стены, как и ее жизнь. На стенах вальяжно развесились пустые картины счастливых моментов, которых никогда не было. Все стало неправдой. Мечты о счастливой карьере, удачные старты в учебе, планы на замужество и детей. Особенной пустотой в глазницах сверкала картина в самой большой рваной раме — ее чувства к Саше. Или Алексу.

А есть ли разница? Алекс или Саша? Не один ли это человек? Элина качнула головой. Алекс — это демон, темная сущность, фантом дьявола в на самом деле хорошем мужчине. Или она опять пытается обмануть себя, сама толкает себя на острые грабли. Похоже, мы, люди, испытываем извращенное удовольствие, протыкая пятки любимыми граблями снова и снова.

— Эля, в норме? — Хирург, с которым она работала, тронул ее за плечо.

Девушка вздрогнула; сердце упало куда-то до уровня коленей. Сейчас бы встань последний раз в униженную позу перед этой несчастливой судьбой и раздавить его к чертям собачьим.

— Эля!

— Д-да, Виктор Павлович. Давление, наверное, скачет.

— Элина, — голос мужчины скинул маски, а заодно и дружественные нотки, спускаясь до тона начальника, — я настаиваю, чтобы ты прошла медицинский осмотр. Мне не нравится твое состояние.

— Нет, все хорошо. Погода просто меняется и…

— Отставить, — голос стал еще более суровым. — Не надо приплетать дождь и снег сюда. Ты не перед мамой, гонящей тебя в школу, отчитываешься. Элина, — Виктор Павлович развернул ее к себе и заставил смотреть в глаза, — от того, как ты и я себя чувствуем может зависеть жизнь человека. Ты это понимаешь?

— Я…

— Я тебя отстраняю от работы, пока на мой стол не ляжет медицинское освидетельствование твоего состояния. Печать психиатра обязательна.

— Но…

— Ничего не желаю слушать. Не порть себе жизнь, Элина. Медицина, как и саперное дело, не терпит ошибок. Сделай, как я говорю.

Элина с шипением втянула в себя воздух, сжимая кулаки так, что кожа стала белее мела. Она оглядела свои руки: почти белые, с выступающими синими венами — переносчиками крови, что еще поддерживала в ней жизнь. Но жизни, кажется, не осталось и вовсе в ее растекающемся жировыми складками тельце.

— Похоже на депрессию, — проговорила Элина.

Погода стояла хмурая: губы надуты в предвестии дождя, брови домиком — мечущиеся из стороны в сторону ветки деревьев, морщины — тучи прорезали лоб матушки-природы. Антидепрессант купить, что ли? Да кто продаст без рецепта… Но попробовать стоит.

— Эля, привет!

Дверь комнаты впустила в себя нового гостя — знакомую медсестру из соседнего отделения. Маринка принесла с собой контейнер с едой, и по всему помещению разразился, точно споры сибирской язвы, запах сочного мяса. Тошнота заскребла по стенкам горла, и Элина уже намеревалась кинуться к умывальнику для ставшего обыденным ритуала.

— Все в порядке? — Марина покосилась на позеленевшую Элину. — Хочешь? — Протянула ей миску с мясом и тушеными овощами. — Уже все отделение судачит, что ты болеешь.

— Да здорова я, а есть мне противопоказано, — брякнула Элина, внезапно понимая, что аромат мяса перестал быть ароматом смерти, а начал вызывать повышенное слюноотделение.

Она смотрела на мясо с подливой, приправленное овощами, и только оно занимало мысли. Девушка сглотнула, ощущая болезненную жажду в горле. Желудок заурчал, вывешивая свой предательский флаг с изображением обезглавленной курицы в зарослях овощей. Элина ждала новой волны тошноты и приготовилась сгибаться и бороться с собой, но ничего не произошло. Просто эти куски чертового мяса смотрели прямо ей в глаза и укоряли ее за такое вероломство, за предательство принципов, за отступничество.

— Чего это?

— Жирная стала.

На этих словах она вспомнила то недалекое время, когда точно так же категорично отзывалась о красоте своего лица. И опять жизнь кинула ей этот не спасательный замкнутый круг. Только теперь пришло время ненавидеть тело.

— Эля, ну ты и чушь несешь. Нормальная ты, особенно в этих балахонах, уж прости, в которых ты ходишь в последнее время, — ответила ей Марина.

— Вот и хожу в балахонах, чтобы не трясти неприлично большими телесами.

Марина повела плечом, не понимая этих стенаний насчет фигуры от стройной девушки. Всегда так было: красивые любят придираться к любой мелочи в своей внешности; стройные обожают плакаться о лишних килограммах; умным всегда не хватает прочитанных книг. Прибедняться — любимейшее из занятия венцов творения. И созданы-то мы не так, и слеплены не этак…