Колин Гувер - Уродливая любовь

Я обвиваю его ногами, и он относит меня в спальню.

Кладет на кровать.

Ложится сверху, убирает волосы с моего лица, ловит мой взгляд.

– И вдруг я осознал, что ты совсем не отдыхаешь.

Между фразами Майлз нежно целует меня в щеку.

– У тебя не было выходных с самого Дня благодарения, так ведь?

Непонятно, зачем он столько говорит, но мне это нравится.

Рука Майлза проскальзывает под мою футболку – вверх по животу, пока не находит грудь.

– Наверняка ужасно устала.

– Вовсе нет.

Я лгу.

Я совершенно вымотана.

Майлз заглядывает мне в глаза.

– Неправда, – говорит он, проводя большим пальцем по соску, прикрытому только тонкой тканью лифчика. – Я вижу, что устала.

Он дотрагивается губами до моих губ – так нежно, что я едва их чувствую.

– Я просто тебя поцелую, хорошо? А потом ты вернешься к себе и как следует отдохнешь. Не хочу, чтобы ты думала, будто я чего-то от тебя жду только потому, что мы оба дома.

Он снова целует меня, но прикосновение его губ не идет ни в какое сравнение с тем, что делают со мной его слова.

Никогда не думала, что забота так возбуждает.

Еще как.

Он запускает руку мне под лифчик и целует меня уже по-настоящему.

Каждый раз, как наши языки соприкасаются, голова идет кругом. Неужели это может когда-нибудь надоесть?..

Майлз обещал, что просто меня поцелует, но у нас явно разные представления о поцелуях.

Его губы повсюду.

Руки тоже.

Он задирает на мне футболку и стягивает с одной груди лифчик. Дразняще прикасается к ней языком. Губы у него теплые, язык – еще теплее, и я постанываю от наслаждения.

Приподнявшись на локте, Майлз скользит ладонью по моему животу, затем по джинсам, пока не доходит до бедер. Когда начинает водить рукой по ткани между ног, я откидываю голову назад и зажмуриваюсь.

Боже мой, мне определенно нравятся его представления о поцелуях…

Майлз ласкает меня между ног, с силой надавливает на ткань, и вот уже все мое тело молит о большем. Его губы перешли от груди к шее, и он целует, покусывает и посасывает меня в одном и том же месте, словно хочет оставить метку.

Пробую вести себя тихо, но когда Майлз создает между нашими телами такое восхитительное трение, это невозможно. Сам он тоже не молчит. Всякий раз, как я стону, Майлз тоже вздыхает или шепчет мое имя. Потому я и не сдерживаюсь – обожаю его стоны.

Не меняя положения и не отрывая губ от моей шеи, Майлз быстро расстегивает пуговицу моих джинсов. Он дергает за молнию, просовывает руку между джинсами и трусиками и возобновляет те же движения, только теперь ощущения в тысячу раз ярче, и я уже чувствую, что долго это не продлится.

Необходима вся моя выдержка, чтобы не отстраниться, ведь Майлз точно знает, где именно прикасаться, чтобы свести меня с ума.

– Господи, Тейт, ты такая мокрая… – он двумя пальцами оттягивает трусики в сторону. – Хочу тебя чувствовать…

Все.

Я обречена.

Его указательный палец проскальзывает в меня, большой остается снаружи, и я снова и снова повторяю «боже мой» и «не останавливайся», словно заевшая пластинка. Он целует меня, чтобы заглушить мои стоны, а мое тело содрогается под его рукой.

Кульминация такая мощная и долгая, что, когда все проходит, я боюсь отстраниться. Не хочу, чтобы Майлз убирал руку. Хочу так и уснуть.

Лежу совершенно неподвижно. Мы оба тяжело дышим, нам трудно пошевелиться. Наши губы все еще соприкасаются, глаза закрыты. Через несколько мгновений Майлз убирает руку и застегивает на мне джинсы. Я распахиваю глаза и вижу, как он с улыбкой достает изо рта пальцы.

Проклятье…

Хорошо, что я не на ногах, а то рухнула бы на пол.

– Да, ты чертовски в этом хорош!

Майлз улыбается еще шире.

– Благодарю.

Затем целует меня в лоб.

– А теперь возвращайся домой и хорошенько выспись.

Он хочет встать, но я беру его за руки и снова укладываю.

– Подожди, – переворачиваю его и ложусь сверху. – А то получится нечестно.

– Я счет не веду, – отвечает Майлз и перекатывает меня обратно на спину. – Корбин наверняка в недоумении, почему ты до сих пор не вернулась.

Он встает и тянет меня за руки, привлекает к себе – так близко, что я чувствую: он не готов меня отпустить.

– Если Корбин спросит, просто скажу, что не хотела уходить, пока не доделаю задание.

– Тейт, тебе правда лучше уйти. Корбин поблагодарил меня за то, что я защитил тебя от Диллона. Каково ему будет, если он узнает, что я просто не хотел ни с кем тебя делить?

– Мне все равно. Его это не касается.

– Зато мне не все равно. Корбин мой друг. Не хочу, чтобы он узнал, какой я лицемер.

Он целует меня в лоб и выводит из спальни. Берет со стола и подает мне книги. Я уже готова выйти за дверь, но он хватает меня за локоть. В его взгляде видно нечто новое. Не желание, голод, разочарование или вызов, а нечто невысказанное. Нечто такое, что он хочет, но боится выразить вслух.

Майлз обхватывает ладонями мое лицо и прижимается губами к моим губам – так порывисто, что я ударяюсь о дверной косяк.

Он целует меня так властно и отчаянно, что мне стало бы грустно, не будь это настолько восхитительно. Майлз делает глубокий вдох, отстраняется и медленно выдыхает, глядя мне в глаза. Затем отходит и ждет, пока я выйду, чтобы закрыть дверь.

Понятия не имею, что это было, но хочу еще.

Заставляю ноги сдвинуться с места, захожу в свою квартиру и кладу книги на стол.

В гостиной Корбина нет, в ванной шумит вода.

Корбин в душе…

Я тут же оказываюсь на противоположной стороне коридора и стучу к Майлзу. Дверь распахивается так быстро, словно все это время он стоял на том же месте.

– Корбин в душе, – сообщаю я.

Я думала, Майлз еще не успел осмыслить, что я сказала, а он уже затаскивает меня внутрь. Захлопывает дверь, прижимает меня к ней, и вновь его губы повсюду…

Не теряя ни минуты, я расстегиваю на нем джинсы и тяну вниз. Майлз не отстает: стягивает с меня брюки вместе с трусиками, высвобождает из них мои ноги и тут же подталкивает меня к кухонному столу. Поворачивает так, чтобы я легла животом на стол. Одновременно раздвигает мне ноги и стягивает с себя джинсы. Потом крепко берет меня за талию и осторожно входит.

– О боже… – стонет он.

Я вдавливаю ладони в стол. Ухватиться не за что, а мне отчаянно необходимо за что-нибудь держаться.

Майлз ложится на меня грудью. Его тяжелое прерывистое дыхание обжигает мне спину.

– Мне нужно сходить за презервативом.

– Хорошо, – шепчу я.

Но он стоит, не двигаясь, а мое тело хочет вобрать его в себя до конца. Я льну к нему бедрами. Он входит глубже и с такой силой впивается в меня пальцами, что я вздрагиваю.

– Не надо, Тейт.

Звучит как предостережение…

Или вызов.

Я проделываю то же самое еще раз. Он стонет и поспешно выходит.

Все еще держит меня за бедра и прижимается к моей спине – но уже не внутри меня.

– Я принимаю противозачаточные, – шепчу я.

Майлз не двигается.

Я крепко сжимаю веки. Он должен что-нибудь сделать. Что угодно. Иначе я умру.

– Тейт… – шепчет Майлз, но по-прежнему ничего не делает.

Мы стоим молча и неподвижно – все в том же положении.

– А, черт с ним…

Он нащупывает мои руки, лежащие на столе ладонями вниз. Стискивает их и утыкается лицом мне в шею.

– Приготовься.

Майлз входит так резко и неожиданно, что я вскрикиваю.

– Тс-тс, – шепчет он, зажимая мне рот рукой.

Минуту он стоит неподвижно, чтобы я успела привыкнуть.

Затем со стоном отстраняется и с силой входит так, что я снова вскрикиваю, но на этот раз ему в руку.

Майлз проделывает это снова и снова.

Сильнее.

Быстрее.

С каждым толчком он коротко стонет, а я издаю такие звуки, на которые никогда не считала себя способной. В жизни не испытывала ничего подобного.

Даже не представляла, что секс может быть настолько неистовым. Настолько грубым. Настолько животным.

Я ложусь щекой на стол.

Зажмуриваюсь.

И позволяю ему себя трахать.

* * *

Тихо.

Очень тихо. Не знаю почему: потому ли, что всего несколько мгновений назад мы оба так громко кричали, или же просто потому, что Майлз еще не пришел в себя.

Майлз у меня внутри, но он уже кончил – просто не двигается.

Одной рукой он еще зажимает мне рот, другой стискивает мои пальцы, а лицом утыкается в шею.

Майлз неподвижен, и я боюсь пошевелиться. Не слышно даже его дыхания.

Первое, что он делает – отводит руку, закрывающую мне рот.

Затем медленно расцепляет наши пальцы. Опирается на стол и выходит из меня без единого звука.

По-прежнему слишком тихо, я не шевелюсь.

Слышу, как Майлз натягивает штаны и застегивает молнию.

Слышу его удаляющиеся шаги.

Он уходит…

Дверь спальни с грохотом захлопывается, и я содрогаюсь. Мои живот, щека и ладони по-прежнему прижаты к столу, но теперь по его поверхности текут мои слезы.

Они льются.

Льются, льются, льются, и я не могу их остановить.

Как же неловко… Как стыдно… Не понимаю, что, черт побери, с ним такое, но во мне много гордости и мало смелости, чтобы пойти и выяснить.

Похоже, это конец, а я не была готова, что он наступит так скоро, – что он вообще когда-нибудь наступит. Ненавижу себя за то, что позволила чувствам завести себя слишком далеко.

А еще я злюсь, потому что стою посреди квартиры, высматриваю свои джинсы и пытаюсь остановить дурацкие слезы, чувствуя, как по ноге стекают его соки, и не могу понять, зачем он взял и все уничтожил.

Уничтожил меня.

Одеваюсь и ухожу.

Майлз

Шестью годами ранее

– У тебя появился животик. – Я провожу рукой по голому животу Рейчел и целую его. – Смотрится очень мило, – прижимаю к нему ухо и закрываю глаза. – Наверняка ему там одиноко. Тебе же одиноко, приятель?

– Ты все-таки считаешь, что это мальчик? – смеется Рейчел. – А если девочка?

Я говорю, что буду любить нашего ребенка, кем бы он ни был. Уже его люблю.

Или ее.

Наши родители опять уехали. Мы опять играем в семью, только на сей раз это взаправду.

– И как же нам быть, если он все-таки сделает ей предложение? – спрашивает Рейчел.

Волноваться не о чем: папа не позовет Лис замуж. Он бы сообщил мне заранее – я слишком хорошо его знаю.

– Нужно им сказать, – говорю я.

Прошло три месяца. Еще через два мы окончим школу. Беременность Рейчел начинает бросаться в глаза.

У нее появился животик, и это очень мило.

– Нужно завтра же им сказать.

Рейчел согласна.

Я ложусь рядом и притягиваю ее к себе. Касаюсь ее лица.

– Я люблю тебя, Рейчел.

Рейчел уже не так напугана. Она говорит, что тоже меня любит.

– У тебя отлично получается.

Она не может понять, о чем я, и я с улыбкой дотрагиваюсь до ее живота.

– Отлично получается его вынашивать. Уверен: ты родишь такого ребенка, какого не рожала еще ни одна женщина.

Она смеется над тем, какой я глупый.

Как же ты любишь меня, Рейчел…

Я смотрю на нее – на девушку, которой отдал свое сердце, – и недоумеваю, почему мне так повезло.

Недоумеваю, почему она любит меня так же сильно, как я ее.

А еще пытаюсь представить, что скажет папа.

Не возненавидит ли меня Лиса? Не захочет ли увезти Рейчел обратно в Феникс?

Как убедить их, что мы справимся?

– Как мы его назовем? – спрашиваю я.

Рейчел оживляется. Она обожает обсуждать имена.

Если родится девочка, Рейчел назовет ее Клэр – в честь своей бабушки.

Жаль, что я не знал ее бабушку – женщину, в честь которой назовут мою дочь.

Рейчел говорит, что бабушка меня бы полюбила. А я говорю, что мне нравится имя Клэр.

– А если родится мальчик? – спрашиваю я.

– Для мальчика можешь сам выбрать имя.

Слишком большая ответственность – ему ведь жить с этим именем до конца своих дней.

– Так постарайся подобрать хорошее.

Хорошее…

– Которое для тебя что-то значит.

Что-то значит…

У меня есть на примете идеальное имя.

Рейчел хочет его услышать, но я не скажу. Сообщу ей, когда это имя уже станет его именем.

Когда он появится на свет.

Рейчел говорит, что я ненормальный и она отказывается рожать нашего ребенка, пока я не назову имя.

Я отвечаю, что у нее нет выбора.

Она заявляет, что я сумасшедший.

За это ты и любишь меня, Рейчел…

Тейт

Все выходные я проработала в больнице, поэтому не видела Майлза с четверга. Упрямо твержу себе, что все к лучшему, хотя по мне этого не скажешь. Сегодня понедельник – первый из трех дней, когда Корбин на работе, а Майлз дома. Майлз в курсе, что Корбина нет, но, судя по тому, как мы расстались в четверг, вряд ли ему есть до этого дело. В глубине души я ждала, что Майлз объяснит, чем я провинилась, скажет, что его так раздосадовало. Однако последнее, что я от него слышала, – стук захлопнувшейся двери.