Теперь понятно, почему он шесть лет ни с кем не встречался.

Майлз явно понятия не имеет, как обращаться с женщиной. Странно, ведь он производит впечатление человека порядочного. Поведение Майлза во время и после секса идет вразрез с его характером. Такое чувство, что осколки того, кем он был когда-то, проглядывают сквозь того, кем он пытается стать.

Если бы любой другой мужчина так со мной обошелся, это было бы в первый и последний раз. Я не согласна терпеть то, что терпят многие мои подруги. Однако по-прежнему ищу Майлзу оправдание, как будто подобное можно чем-то оправдать.

Боюсь, я далеко не такая бескомпромиссная, как о себе думала.

Подозрение это тут же подтверждается. Едва я выхожу из лифта, как сердце подпрыгивает, потому что к двери скотчем приклеена записка. Я подбегаю и рассматриваю ее. Просто свернутый лист бумаги. Снаружи – ничего. Разворачиваю.

«Мне нужно кое-куда съездить. Если хочешь присоединиться, зайду за тобой в семь».

Я несколько раз перечитываю записку. Она явно от Майлза и явно адресована мне, но звучит настолько буднично, что на секунду я начинаю сомневаться, действительно ли в четверг произошло то, что произошло.

Однако Майлз тоже был там и знает, чем все закончилось. Знает, что я либо обижена, либо рассержена.

Поскорее захожу в квартиру, пока не начала ломиться к Майлзу и орать на него.

Складываю вещи и еще раз перечитываю записку, анализируя все – от почерка до выбора слов. Потом, вне себя от злости, комкаю бумагу и швыряю в сторону кухни.

Я злюсь, потому что знаю, что поеду с ним.

Я просто не в состоянии отказаться.

* * *

Ровно в семь раздается тихий стук в дверь. Его пунктуальность меня злит, хотя вообще я не против пунктуальности. Похоже, сегодня меня злит все, что бы он ни сделал.

Майлз стоит в коридоре в нескольких шагах от порога – ближе к своей двери, чем к моей. Руки – в карманах куртки, голова опущена. Похоже на проявление покорности, хотя, скорее всего, это не так.

– Поедешь со мной?

Голос Майлза окружает меня. Делает меня слабой. Превращает в воду. Я киваю, выхожу в коридор и поворачиваю ключ в замке. Майлз указывает подбородком в сторону лифта, как бы говоря, что последует за мной. Я пытаюсь прочесть что-нибудь по его глазам, хотя давно пора понять, что это бесполезно.

Жму на кнопку вызова. Майлз молчит рядом.

Проходит целая вечность. Лифт наконец-то приезжает, и мы облегченно переводим дыхание. Однако, оказавшись в кабине, вновь не можем дышать.

Уверена, что Майлз на меня смотрит, но глаз не поднимаю.

Не могу поднять.

Чувствую себя глупо. Вот-вот расплачусь. Теперь, когда я стою рядом с Майлзом и даже не догадываюсь, куда мы направляемся, я мысленно корю себя за то, что согласилась поехать с ним.

– Прости меня.

Голос Майлза звучит еле слышно и на удивление искренне.

Я не смотрю на него. Не говорю ни слова.

Майлз в три шага оказывается рядом со мной и жмет на «стоп». Мое лицо на уровне его груди, зубы сжаты. Я отказываюсь на него смотреть.

Отказываюсь и все.

– Тейт, прости меня.

Майлз даже не дотронулся до меня, но все равно вторгается. Он так близко, что я чувствую его самого, ощущаю его дыхание. Понимаю, что он действительно сожалеет. Хотя не уверена, что вообще должна его прощать. За что? Майлз никогда не обещал мне ничего, кроме секса, а именно это он мне и давал.

Секс.

Ни больше, ни меньше.

– Прости меня, – в третий раз просит Майлз. – Ты этого не заслужила.

На этот раз он касается пальцами моего подбородка и заставляет меня поднять голову.

Я еще крепче стискиваю зубы и изо всех сил стараюсь укрепить свою броню, чтобы не расплакаться.

Я снова замечаю в глазах Майлза то, что видела в четверг, когда он целовал меня на прощание. Нечто невысказанное. Но единственное, что слетает с его губ, это «прости меня».

Майлза передергивает, словно от боли, и он приникает лбом к моему лбу.

– Прости меня…

Он кладет ладони на стенку лифта по бокам от меня и прижимается ко мне грудью. Мои руки безвольно висят, глаза закрыты. Хочется плакать, но я отказываюсь плакать при Майлзе. До сих пор не понимаю, за что именно он извиняется, да это и не важно. Видимо, за все. За то, что вовлек меня в отношения, которые, как нам обоим известно, ничем хорошим не кончатся. За то, что не может открыться и рассказать о прошлом. За то, что не может рассказать о будущем.

За то, что уничтожил меня, когда ушел, хлопнув дверью.

Одной рукой Майлз притягивает мою голову к своей груди, другой крепко обнимает за плечи, прижавшись щекой к моей макушке.

– Не понимаю, что со мной было. Клянусь, что не хотел сделать тебе больно.

Одного раскаяния в голосе достаточно, чтобы мне захотелось его обнять. Я хватаю его за рукава рубашки, прячу лицо на его груди. Так мы и стоим несколько минут, оба совершенно потерянные. Совершенно не привыкшие ни к чему подобному. Совершенно сбитые с толку.

Наконец Майлз отстраняется и жмет на кнопку первого этажа. Я все еще не проронила ни слова, потому что не понимаю, что надо говорить в такой ситуации. На выходе из лифта Майлз берет меня за руку и не выпускает ее до самой машины.

Я впервые в его автомобиле, и его простота меня удивляет. Корбин, например, неплохо зарабатывает и любит тратить деньги на дорогие вещи, но эта машина столь же непритязательна, как и ее владелец.

Какое-то время едем молча. Я устала от тишины, устала от неизвестности, поэтому первое, что я говорю с тех пор, как он меня уничтожил, это:

– Куда мы направляемся?

Звук моего голоса моментально рассеивает неловкость, и Майлз облегченно переводит дыхание.

– В аэропорт, но не по работе. Я иногда езжу туда, чтобы посмотреть на самолеты.

Он берет меня за руку. Это одновременно и успокаивает, и пугает. Его руки теплые, хочется, чтобы они обнимали все мое тело, хотя мне и страшно от того, насколько сильно во мне это желание.

До самого аэропорта мы молчим. На обочине стоят знаки с надписью «Зона ограниченного доступа», Майлз уверенно их минует, он знает, куда ехать. Наконец мы останавливаемся на парковке с видом на взлетно-посадочную полосу.

Несколько самолетов выстроилось в ряд в ожидании взлета. Майлз указывает налево, где один из них начал разгоняться. Он проносится мимо нас, и машину заполняет рев двигателей. Мы смотрим, как судно набирает высоту, пока его шасси не исчезают и ночь не проглатывает его.

– Часто сюда приезжаешь? – спрашиваю я, продолжая смотреть в окно.

Майлз смеется – так непринужденно, что я оборачиваюсь.

– Похоже на попытку познакомиться, – говорит он с улыбкой.

От его смеха я тоже улыбаюсь. От моей улыбки Майлз прекращает смеяться.

– Да, часто, – говорит он, отворачиваясь к окну и наблюдая, как следующий самолет готовится к взлету.

Я чувствую: что-то изменилось. Произошла какая-то огромная перемена, и я не могу понять, к лучшему или к худшему.

Майлз привез меня сюда, чтобы поговорить.

Беда в том, что я не знаю о чем.

– Майлз… – зову я, потому как хочу, чтобы он на меня посмотрел.

Майлз не оборачивается.

– Это не шутки, – тихо произносит он. – То, что между нами происходит.

Эти слова мне не нравятся. Лучше б он взял их обратно, они меня ранят. Однако Майлз прав.

– Знаю, – говорю я.

– Если не остановиться сейчас, будет только хуже.

На этот раз я не соглашаюсь. Майлз опять прав, но я не хочу останавливаться. Одна лишь мысль о том, что нашим встречам придет конец, вызывает ощущение пустоты где-то в районе живота.

– Чем я тебя так обидела?

Майлз быстро переводит взор на меня, и я едва узнаю его глаза – такая за ними ледяная стена.

– Ты тут ни при чем, – решительно произносит он. – Даже не думай, что мое поведение как-то связано с тем, что ты делаешь или не делаешь.

Мне уже чуть легче, однако я по-прежнему не понимаю, что произошло в четверг. Мы оба не отводим глаз и ждем, чтобы другой нарушил молчание.

Не знаю, что там пережил Майлз, но, судя по всему, нечто ужасное, раз не может забыть об этом спустя целых шесть лет.

– Можно подумать, друг другу нравиться – это плохо.

– Может, и так.

А сейчас я хочу, чтобы он замолчал, потому что его слова приносят мне еще большее страдание.

– Так ты привез меня сюда, чтобы расстаться?

Майлз тяжело вздыхает.

– Я всего лишь хотел, чтобы мы оба получили удовольствие… но, по-моему, у тебя другие ожидания. Я не хочу делать тебе больно, а если мы не расстанемся… непременно сделаю.

Майлз опять отворачивается к окну.

Хочется стукнуть кулаком по чему-нибудь, вместо этого я провожу руками по лицу и тяжело откидываюсь назад. В жизни не встречала человека, чьи слова говорили бы так мало. Майлз прекрасно освоил науку уклоняться от ответов.

– Майлз, этого недостаточно. Как насчет того, чтобы просто все объяснить? Что, черт побери, с тобой произошло?

Он стискивает челюсти так же крепко, как руку, которой до сих пор держит руль.

– Я поставил два условия: не спрашивай о прошлом и не рассчитывай на будущее. А ты делаешь и то и другое.

– Да, ты прав. Делаю. Потому что ты мне нравишься и я знаю, что я тоже тебе нравлюсь. Когда мы вместе, это потрясающе, чему тут удивляться? Если нормальный человек встречает того, с кем ему хорошо, он ему доверяет, открывается, хочет быть с ним. Нормальный человек не станет трахать женщину на кухонном столе, а потом уходить, как будто она полное ничтожество.

Ничего.

Вообще ничего.

Никакой реакции.

Майлз просто заводит двигатель.

– Ты была права. – Он включает обратную передачу и готовится выехать со стоянки. – Хорошо, что мы с тобой не друзья. Иначе все было бы намного сложнее.

Стыдно от того, в какую ярость приводят меня его слова. От того, что мне так больно. Хотя с Майлзом всегда так. Больно при мысли, что нам чудесно вместе, когда все идет хорошо, и как легко можно было бы избежать плохого, если б только Майлз перестал бороться с собой.

– Тейт… – с раскаянием произносит Майлз.

Мне хочется вырвать голос у него из глотки.

Он кладет руку мне на плечо, и машина останавливается.

– Тейт, я совсем не то хотел сказать.

Сбрасываю его руку.

– Прекрати. Или признайся, что я не только для секса тебе нужна, или отвези меня домой.

Майлз молчит. Возможно, обдумывает мой ультиматум.

Признайся, Майлз… признайся… пожалуйста…

Но машина трогается с места.

* * *

– А чего ты ожидала? – спрашивает Кэп, подавая мне очередную бумажную салфетку.

Когда мы с Майлзом вернулись домой, я не смогла заставить себя зайти с ним в лифт и села рядом с Кэпом – ждала, пока Майлз уедет. При нем я старалась держать себя твердо и невозмутимо, а перед Кэпом даю волю чувствам и вываливаю на него все в мельчайших деталях. Неважно, хочет он слушать или нет.

Я сморкаюсь и бросаю салфетку на пол, где уже скопилась их целая куча.

– Я обманывала себя. Думала, смирюсь, даже если Майлз так и не захочет большего. Надеялась, если не торопить события, он оттает, рано или поздно.

Кэп ставит между нами мусорную корзину для моих салфеток.

– Если малыш не видит, как ему с тобой повезло, не стоит тратить на него время.

Согласна. У меня есть дела поважнее – я найду, как использовать свободное время. И все же мне кажется, что Майлз понимает, как повезло ему со мной, что он тоже хочет серьезных отношений. Но что-то его удерживает – нечто большее, чем он, я или мы оба, вместе взятые. Знать бы, что именно…

– Я еще не рассказывал тебе свой любимый анекдот? – интересуется Кэп.

Я качаю головой и беру у него еще одну салфетку, радуясь, что он сменил тему.

– Тук-тук…

Не ожидала, что это будет детский анекдот, но подыгрываю.

– Кто там?

– Перебивающая корова.

– Перебива…

– Му-у! – ревет Кэп, оборвав меня на полуслове.

Я в недоумении смотрю на него, а потом начинаю хохотать.

Так безудержно, как давно уже не смеялась.

Глава двадцать вторая

Майлз

Шестью годами ранее


Папа объявляет, что им с Лисой нужно с нами поговорить.

Просит позвать Рейчел и прийти в столовую.

Я признаюсь, что нам тоже нужно с ними побеседовать.

На миг в его взгляде вспыхивает и тут же гаснет любопытство. Он снова думает о Лисе – ему не до нас.

Лиса – его единственная.

А я иду к своей единственной и сообщаю, что родители зовут нас на важный разговор.

Мы рассаживаемся за обеденным столом.

Ясно, что хочет сказать папа. Он сделал Лисе предложение. Я бы предпочел оставаться безучастным, но не могу. Почему он не сообщил заранее? Мне грустно, но лишь самую малость. Когда мы им скажем, все это будет уже не важно.