Колин Гувер - Уродливая любовь

– Я сделал Лисе предложение.

Лиса улыбается папе.

Папа улыбается Лисе.

Мы с Рейчел не улыбаемся.

– И мы поженились, – добавляет Лиса, демонстрируя обручальное кольцо.

И.

Мы.

Поженились…

Рейчел беззвучно охает.

Они уже женаты…

Оба сияют счастьем и смотрят на нас, ожидая нашей реакции.

Лиса беспокоится. Ей не нравится, что у Рейчел такой несчастный вид.

– Дорогая, все произошло спонтанно. Мы были в Вегасе. Пышной свадьбы мы оба в любом случае не хотели… Пожалуйста, не сердись…

Рейчел плачет, закрыв лицо руками. Я обнимаю ее. Мне хочется ее утешить – хочется поцеловать, но папа с Лисой не поймут.

Я должен им сообщить…

Папа растерянно смотрит на Рейчел.

– Не ожидал, что вы будете против. Вам же так и так уезжать в колледж.

Он думает, мы злимся.

– Папа, – говорю я, по-прежнему обнимая Рейчел. – Лиса…

И тут я порчу им весь праздник.

– Рейчел беременна.

Тишина.

Тишина.

Тишина.

ОГЛУШИТЕЛЬНАЯ ТИШИНА.

Лиса в шоке.

Папа старается ее утешить, обнимает, гладит по спине.

– Ты ведь даже ни с кем не встречаешься… – бормочет Лиса.

Рейчел смотрит на меня.

– Кто он?! – в ярости кричит папа. – Кто он, Майлз? Кем надо быть, чтобы сделать девушке ребенка и даже не иметь смелости сообщить ее матери? Кем надо быть, чтобы свалить ответственность на брата?

– Я ей не брат, – вмешиваюсь я, но папа не слышит.

Он мерит шагами кухню. Он ненавидит того, кто это сделал.

– Папа…

Я тоже встаю на ноги.

Он поворачивается ко мне.

– Папа…

Внезапно вся моя решимость куда-то исчезает.

Я справлюсь…

– Папа, это я сделал. Она от меня беременна.

Он не верит своим ушам.

Лиса смотрит то на меня, то на Рейчел и тоже не может поверить.

– Это невозможно! – кричит папа, пытаясь отделаться от мысли, что это реальность.

Я жду, чтобы он полностью осмыслил случившееся.

Растерянность у него на лице сменяется гневом. Он смотрит на меня так, словно я ему не сын. Словно я – просто парень, который сделал ребенка его падчерице.

Папа меня ненавидит.

Папа меня ненавидит!

По-настоящему ненавидит.

– Убирайся из этого дома!

Я смотрю на Рейчел. Она стискивает мою руку – беззвучно просит не уходить.

– Убирайся!

Он меня ненавидит.

Я убеждаю Рейчел, что мне лучше уйти – на время.

Рейчел молит меня остаться. Отец подталкивает меня к двери, и я выпускаю ее руку.

– Побуду пока у Иэна. Я люблю тебя.

Мои слова окончательно выводят папу из себя, и он бьет меня кулаком в лицо. Отдергивает руку и смотрит на нее, словно не меньше моего потрясен тем, что сделал.

Я выхожу за порог, и папа захлопывает за мной дверь.

Отец меня ненавидит.

Я сажусь в машину. Смотрю в зеркало. Из губы сочится кровь.

Ненавижу отца!

Вылезаю из машины и иду к дому.

Папа бросается к двери. Я поднимаю перед собой руки. Не хочу его бить, но непременно ударю, если он еще раз до меня дотронется.

Рейчел за столом больше нет. Она у себя в комнате.

– Мне очень жаль, – говорю я папе с Лисой. – Мы не хотели, чтобы так вышло, но ничего не изменить, и нужно как-то с этим жить.

Лиса плачет. Папа обнимает ее.

– Я люблю ее. Люблю вашу дочь. Я позабочусь о ней и о ребенке.

Мы справимся…

Лиса не в состоянии поднять на меня глаза.

Они оба меня ненавидят.

– Лиса, все началось еще до того, как мы с вами познакомились. Я встретил Рейчел прежде, чем папа рассказал мне о вас. Мы пытались остановиться.

Это, естественно, ложь.

Папа делает шаг вперед.

– То есть это продолжалось все то время, что Рейчел жила в моем доме?

– Все началось еще до того, как она сюда переехала.

Теперь папа ненавидит меня еще больше. Он хочет меня ударить, но Лиса его удерживает. Говорит, они что-нибудь придумают. Она обо всем позаботится. Все будет хорошо.

– Поздно, – подаю голос я. – Срок слишком большой.

Я не жду, пока папа ударит меня снова. Бегу прочь – в комнату к Рейчел – и запираю за собой дверь.

Она кидается мне навстречу. Обвивает мою шею руками и плачет у меня на груди.

– Ну что ж, – говорю я. – Самое трудное позади.

Рейчел смеется сквозь слезы.

– Самое трудное не позади. Самое трудное – родить ребенка.

Я тоже смеюсь.

– Я так люблю тебя, Рейчел…

– Я так люблю тебя, Майлз… – шепчет она в ответ.

Тейт

Я так соскучилась по тебе, Майлз…

Я заедаю эти горькие мысли шоколадом. Миновало три недели с тех пор, как Майлз отвез меня домой. Три недели с тех пор, как я видела его последний раз. Рождество пришло и ушло, а я едва его заметила, потому что весь день была на работе. Позади осталось два четверговых матча, Майлз их пропустил. Наступил новый год. Начался очередной семестр.

А Тейт по-прежнему скучает по Майлзу…

Я беру со стола чипсы со вкусом шоколада и шоколадно-молочный коктейль и отношу на кухню, чтобы спрятать от того, кто стучит в мою дверь.

Это не Майлз. Это Чад и Таррин. Единственные, с кем я при своем сумасшедшем графике успела подружиться. Впрочем, общаемся мы больше из-за совместных занятий.

Я открываю, но в коридоре только Чад.

– А где Таррин?

– Ее попросили подменить кого-то в больнице. Она сегодня не придет.

Как только Чад входит в квартиру, дверь напротив открывается. На пороге возникает Майлз. Он видит меня и застывает как вкопанный.

На несколько мгновений его взгляд приковывает меня к месту, затем впивается в Чада у меня за спиной.

Чад многозначительно смотрит на меня и вежливо уходит вглубь квартиры со словами:

– Я подожду в спальне.

Очень мило с его стороны оставить меня наедине с парнем из квартиры напротив… Однако известие о том, что Чад будет ждать меня в спальне, – явно не то проявление вежливости, на которое рассчитывал Майлз. Он делает шаг назад, опускает глаза и захлопывает дверь.

Лицо при этом у него такое, что в желудке у меня все переворачивается. Приходится напомнить себе, что это его выбор. Мне не в чем себя упрекнуть, даже если он неправильно понял происходящее. Однако моя беззвучная проповедь не избавляет от вины.

Я иду в спальню, опускаюсь на кровать. Чад садится за стол.

– Странный какой-то, – замечает он, взглянув на меня в упор. – Прямо страшно выходить из квартиры.

– Не беспокойся. У Майлза свои тараканы в голове, но меня это уже не касается.

Чад кивает и больше вопросов не задает. Кладет себе на колени методичку и забрасывает ноги на кровать.

– Таррин уже сделала выписки из второй главы, так что, если возьмешь третью, я займусь четвертой.

– Договорились.

Я откидываюсь на подушку и делаю конспект нужной главы. Сама не понимаю, как мне удается сосредоточиться, ведь в голове у меня лишь Майлз и то выражение, которое застыло на его лице, когда он захлопнул дверь.

Я причинила ему боль.

Значит, теперь мы квиты.

* * *

Мы с Чадом обменялись конспектами и ответили на вопросы к каждому параграфу, потом сделали копии. Конечно, когда три студента распределяют между собой задания и делятся ответами, это жульничество, но какая, на фиг, разница? Я и не утверждала никогда, что идеальна.

Чад немного нервничает из-за Майлза, я стою на пороге и провожаю его до прибытия лифта. Если честно, я тоже немного переживаю.

Потом иду на кухню и выгружаю из холодильника все, что там осталось.

Готовить не хочу, потому что Корбин вернется только ночью. Не успеваю выложить на тарелку еду, как раздается стук и входная дверь распахивается.

Только Майлз стучит и входит одновременно…

Спокойно…

Спокойно, спокойно, спокойно…

Спокойно, черт побери!

– Кто это был? – вопрошает Майлз у меня за спиной.

Я не оборачиваюсь и продолжаю накладывать еду, словно появление Майлза после трех недель молчания не вызвало во мне бурю чувств, главным образом гневных.

– Однокурсник. Готовились к занятиям.

От Майлза исходит напряжение, чувствую это, хотя по-прежнему стою спиной.

– Три часа?

Я резко поворачиваюсь, но ругательства, готовые сорваться с губ, застревают в горле. Майлз застыл на пороге кухни, держась за дверную раму над головой. Подбородок зарос короткой щетиной – значит, несколько дней не был на работе. Босой, рубашка задралась, обнажив живот.

Я смотрю на него молча.

А потом начинаю орать:

– Если я три часа подряд трахалась с парнем у себя в спальне – тем лучше для меня! Ты не вправе судить о том, чем я занимаюсь. Ты – мерзавец. У тебя проблемы с головой, и я больше не желаю иметь с ними дела!

Ложь. Я хочу иметь дело с проблемами Майлза. Хочу полностью в них погрузиться, хочу сама стать его проблемой. Но я должна быть независимой и сильной и не позволять мужчине вытирать о себя ноги только потому, что он мне нравится.

Глаза у Майлза сощурены, дыхание тяжелое и учащенное. Он быстро подходит, обхватывает мое лицо руками, чтобы заставить меня поднять глаза.

Взгляд Майлза полон отчаяния, и я упиваюсь мыслью, что он боится меня потерять. Он ждет несколько мгновений, прежде чем заговорить. Всматривается мне в лицо, поглаживает по щекам. Руки у Майлза сильные и надежные, и, как это ни ужасно, я хочу ощущать их всем телом. Ненавижу ту девушку, в которую он меня превращает.

– Ты с ним спишь? – наконец спрашивает он, ища правды в моих глазах.

Не твое дело, Майлз.

– Нет, – отвечаю я вслух.

– Ты с ним целовалась?

Тоже не твое дело.

– Нет.

Майлз облегченно переводит дыхание. Его руки падают на стол по обе стороны от меня, и он склоняет голову мне на плечо.

Больше не задает вопросов.

Ему больно, а я понятия не имею, чем помочь.

Только Майлз может изменить наши отношения, но, как мне хорошо известно, он к этому не готов.

– Тейт… – с болью шепчет Майлз, утыкаясь лицом мне в плечо и обнимая одной рукой за талию. – Проклятье, Тейт… – Другую руку кладет мне на затылок и целует в шею. – Что же мне делать? Что делать?..

Я сжимаю веки. Замешательство и боль в его голосе невыносимы. Качаю головой, потому что не могу ответить на вопрос, смысл которого мне неизвестен. И потому, что я не в силах отстраниться.

Губы Майлза касаются моей шеи под ухом, и мне одновременно хочется прижать его к себе и оттолкнуть как можно дальше. Его рот скользит по коже, и я склоняю голову для поцелуя. Пальцы Майлза придерживают меня за затылок, чтобы мое лицо было прямо напротив его.

– Прогони меня, – молит Майлз, обдавая меня теплым дыханием. – Зачем тебе это? – Он целует меня в шею и останавливается, только чтобы сказать: – Я не знаю, как перестать тебя хотеть. Вели мне уйти, и я уйду.

Но я не велю.

– Не могу… – шепчу я.

Когда Майлз доходит до моих губ, я поворачиваю к нему лицо, хватаю его за рубашку и притягиваю к себе, прекрасно сознавая, что с собой делаю. Все кончится так же отвратительно, как в прошлый раз, но я хочу этого не меньше, чем прежде.

Или даже больше…

Майлз останавливается и пристально смотрит мне в глаза.

– Я не могу дать тебе большего, – шепчет он. – Просто не могу.

Ненавижу его за эти слова – и в то же время уважаю.

В ответ притягиваю его ближе, и наши губы встречаются. Мы одновременно раскрываем их и отчаянно набрасываемся друг на друга: стонем, тянем за одежду, впиваемся пальцами в кожу.

Секс, напоминаю я себе. Это просто секс. Ничего больше. Единственная часть Майлза, которую он готов мне подарить.

Можно сколько угодно повторять, что ничего другого мне не нужно, но я беру, беру, беру все, до чего только могу дотянуться. Пытаюсь разгадать каждый звук, который он издает, каждое прикосновение. Хочу убедить себя, что Майлз дает мне гораздо больше, чем кажется.

Дура.

По крайней мере, я это понимаю.

Я расстегиваю его брюки, а он – мой лифчик. Еще раньше, чем мы достигаем спальни, я оказываюсь без футболки. Не отнимая своих губ от моих, Майлз захлопывает дверь и сдергивает с меня лифчик. Толкает на кровать, стаскивает с меня джинсы, затем встает и снимает брюки.

Это борьба.

Я и Майлз против всего остального.

Мы несемся наперегонки со своей совестью, гордостью, самоуважением и правдой. Майлз хочет проникнуть в меня еще до того, как все это нас настигнет.

Он ложится на кровать и тут же оказывается надо мной, на мне, внутри меня.

Мы победили.

Его рот вновь находит мой – и только. Он меня не целует. Наши губы соприкасаются, дыхание смешивается, глаза смотрят в глаза, и это не поцелуй.

Это нечто гораздо большее.

С каждым толчком губы Майлза скользят по моим, взгляд становится более жадным, но он ни разу меня не целует.