Колин Гувер - Уродливая любовь

Целоваться гораздо легче, чем делать то, что совершаем мы. Во время поцелуя можно закрыть глаза. Заглушить мысли, а вместе с ними – боль, сомнения и стыд. Когда целуешься с закрытыми глазами, защищаешь себя от уязвимости.

Но это не защита.

Это столкновение. Поединок взглядов. Битва с открытыми глазами. Вызов – от меня Майлзу, от Майлза – мне.

«Ну же, попробуй, положи этому конец!» – беззвучно кричим мы друг другу.

Все то время, что Майлз во мне, он не отводит глаз. С каждым толчком я вновь слышу у себя в голове слова, которые он произнес всего несколько недель назад:

«В такие минуты легко принять чувства и эмоции за то, чем они на самом деле не являются, особенно если смотреть человеку в глаза».

Теперь я поняла. Поняла очень отчетливо, поэтому почти хочу, чтобы Майлз закрыл глаза, ведь, скорее всего, у него нет тех чувств, которые я вижу на его лице.

– Мне так хорошо с тобой, – шепчет Майлз мне в губы.

Мой стон служит ему ответом. Майлз просовывает правую руку между нами и надавливает на то место, прикосновение к которому обычно заставляет меня откинуть голову и закрыть глаза.

Только не в этот раз. Я не отступлю.

Особенно когда он смотрит в глаза, вопреки тому, что сам же говорил.

Да, я отказываюсь отступать, но все же даю ему понять, как мне нравится то, что он делает. У меня нет выбора: я не властна над собственным голосом. Мой голос принадлежит сейчас девушке, которая думает, будто именно этого она и хочет от Майлза.

– Не останавливайся… – молит мой голос, все больше и больше подчиняясь Майлзу.

– Я и не собирался.

Майлз надавливает сильнее – и внутри, и снаружи. Берет мою ногу под колено и подтягивает ее к своей груди, отчего угол между нашими телами слегка меняется. Он плотно прижимает мою ногу к своему плечу и входит еще глубже.

– Майлз… О боже…

Я выкрикиваю его имя, призываю бога и черта. Мое тело дрожит. Не уверена, кто сдался первым, но мы целуемся, и наши поцелуи так же неистовы и глубоки, как его толчки у меня внутри.

Он стонет. Я стону громче.

Я содрогаюсь. Он содрогается еще сильнее.

У него перехватывает дыхание. Я дышу так глубоко, что хватит на нас обоих.

Майлз делает последний выпад и придавливает меня к кровати своим весом.

– Тейт… – стонет он мне в губы. – Черт побери, Тейт… – Медленно выходит и ложится щекой мне на грудь. – Это прекрасно. Это. Чертовски. Прекрасно.

– Знаю.

Майлз перекатывается на бок и обнимает меня одной рукой.

Мы тихо лежим рядом.

Я не хочу признавать, что снова позволила собой воспользоваться.

Он не хочет признавать, что это был не просто секс.

Оба мы лжем самим себе.

– А где Корбин? – спрашивает Майлз.

– Вернется ночью.

Майлз озабоченно хмурит брови.

– Мне лучше уйти. – Он встает с кровати и надевает джинсы. – Потом заглянешь?

Я киваю, встаю и тоже натягиваю джинсы.

– Будешь проходить мимо кухни, прихвати мою футболку, – прошу я, застегивая лифчик.

Майлз распахивает дверь спальни, но не выходит, останавливается, глядя на кого-то.

Черт…

Корбин…

Я бросаюсь вперед, чтобы помешать тому, что сейчас произойдет.

Корбин сверлит Майлза глазами на пороге своей комнаты.

Я заговариваю первой.

– Корбин, прежде чем ты что-нибудь скажешь…

Брат делает мне знак замолчать. Опускает взгляд на мой лифчик, и его передергивает, словно он до последнего надеялся, что между нами ничего не было. Корбин отводит глаза, а я поспешно прикрываюсь руками. Какой стыд, что он все слышал. Брат смотрит на Майлза со смесью ярости и разочарования.

– Как давно это продолжается?

– Не отвечай ему, – вмешиваюсь я.

Хочу, чтобы Майлз просто ушел.

Корбин не имеет права его допрашивать. Это же смешно!

– Довольно давно, – пристыженно бормочет Майлз.

– Ты ее любишь?

Мы смотрим друг на друга. Затем Майлз переводит взгляд на Корбина, словно пытается решить, кому из нас угодить своим ответом.

Наконец он медленно качает головой, и такая реакция определенно не устраивает ни меня, ни брата.

– Ну, хотя бы планируешь полюбить?

Я смотрю на Майлза так пронзительно, словно его спросили, в чем смысл жизни. Я жду его слов еще нетерпеливее, чем Корбин.

Майлз переводит дыхание и снова качает головой.

– Нет, – шепотом произносит он.

Нет…

Он даже не планирует меня полюбить…

Я знала, каким будет его ответ, и не ждала ничего другого. И все-таки мне ужасно больно. Даже соврать не смог, чтобы не разочаровывать Корбина. А значит, Майлз не просто ведет со мной игру. Он такой и есть.

Майлз не способен на любовь. По крайней мере, больше не способен.

Корбин стискивает дверной косяк, закрывает лицо рукой и делает медленный вдох. Затем снова поворачивается к Майлзу. Его глаза – словно две стрелы, направленные в цель. В жизни не видела брата в таком бешенстве.

– Выходит, ты просто трахал мою сестру?

Я жду, что Майлз отшатнется, но он делает шаг вперед.

– Корбин, она взрослая женщина!

Корбин тоже делает шаг навстречу.

– Убирайся!

Не знаю, ради меня или ради друга, но Майлз поступает так, как ему велено.

Уходит.

Я все еще стою на пороге своей комнаты и смотрю на Корбина так, словно готова на него наброситься.

Взгляд у него такой же непреклонный, как поза.

– Ты не знаешь, каково это – быть братом. Так что не смей говорить, что я не имею права злиться.

И он захлопывает дверь.

Я часто моргаю, чтобы сдержать слезы гнева на брата, слезы обиды на Майлза и слезы стыда за эгоистичный выбор, который совершила. Нет, у них на глазах я плакать не буду!

Нахожу свою футболку, натягиваю ее и шагаю в квартиру напротив. Майлз тут же открывает. Он смотрит мне через плечо, словно ожидает увидеть там Корбина, затем отодвигается в сторону, чтобы дать мне пройти.

– Он переживет, – говорю я.

– Знаю. Но это будет уже не то.

Майлз проходит в гостиную и опускается на диван. Я сажусь рядом. Мне нечего ему сказать, он прав. Отношения у них с Корбином, скорее всего, теперь не будут прежними. От мысли, что причиной тому являюсь я, становится противно.

Майлз со вздохом кладет мою руку себе на колени и переплетает свои пальцы с моими.

– Тейт, прости меня.

– За что?

Сама не уверена, зачем делаю вид, будто не поняла. Я прекрасно поняла, о чем он.

– Прости, что не смог ответить «да», когда Корбин спросил, планирую ли я тебя полюбить. Просто не хотел врать – ни тебе, ни ему.

– Ты с самого начала честно сказал, чего от меня хочешь. Разве я имею право на тебя сердиться?

Майлз переводит дыхание, встает и начинает мерить шагами комнату. Я сижу на диване и наблюдаю, как он пробует собраться с мыслями. Наконец он останавливается и сцепляет руки на затылке.

– Я не имел права требовать у тебя отчета о том парне. Я запретил задавать вопросы о моей жизни, так что не вправе расспрашивать о твоей.

С этим я спорить не намерена.

– Просто я не знаю, что нам делать.

Майлз подходит ближе, и я встаю ему навстречу. Он привлекает меня к себе.

– Понятия не имею, как облечь это в красивую или хотя бы учтивую форму, но я сказал Корбину правду. Я больше никогда никого не полюблю. По-моему, оно того не стоит. Однако с тобой я поступил нечестно. Я знаю, что морочу тебе голову. Понимаю, что сделал тебе больно, и признаю свою вину. Мне нравится быть с тобой, но когда мы вместе, я все время боюсь, что ты считаешь нашу связь чем-то большим, нежели она есть на самом деле.

Нужно как-то отреагировать, но пока я обдумываю его слова. По идее, каждая фраза должна стать для меня красным флагом, особенно в паре с признанием, что он не планирует полюбить меня или построить со мной отношений. Однако красный флаг не взвивается.

Взвивается зеленый.

– Ты не желаешь любить именно меня или вообще никого?

– Никого. Никогда. Что же до тебя… тебя я просто… хочу.

Его ответ вызывает у меня восторг, отвращение и снова восторг.

Я ненормальная. Услышав такое, нужно бежать со всех ног, а мне хочется обнять Майлза и дать ему то, что он готов от меня получить. Я лгу ему, лгу себе, и это не принесет нам обоим ничего хорошего, но я не в силах остановить слова, которые срываются у меня с языка.

– Я ничего не имею против, пока все просто. Но если ты устраиваешь выходки вроде той, когда ты ушел и хлопнул дверью, все становится не просто, а очень даже сложно.

– Просто… – медленно произносит Майлз, как бы пробуя это слово на вкус. – Если ты сможешь не усложнять, то и я сумею.

– Отлично. А если одному из нас станет слишком трудно, мы поставим точку.

– За себя я спокоен. А вот за тебя боюсь.

Я тоже за себя переживаю, но так сильно хочу быть с ним, что не думаю о том, каково мне будет после.

И тут я понимаю, в чем состоит мое единственное правило. Все это время у Майлза были границы, а я оставалась уязвимой.

– Кажется, я наконец-то придумала свое правило.

Майлз выжидающе смотрит на меня.

– Не давай мне ложных надежд на будущее. Особенно если знаешь, что будущего у нас не предвидится.

Майлз тут же напрягается.

– Разве я когда-нибудь подавал тебе надежду? – с беспокойством спрашивает он.

Да, около получаса назад, когда смотрел мне в глаза все то время, что был во мне.

– Нет, – поспешно говорю я. – Просто возьми на заметку. Не делай ничего такого, что может дать мне надежду. Пока мы оба не питаем иллюзий, все в порядке.

Некоторое время Майлз молча смотрит на меня.

– Никак не могу понять: ты необычно зрелая для своего возраста или просто живешь мечтами?

Я пожимаю плечами, пряча свои мечты в глубине сердца.

– Наверное, и то и другое. Этакая взрывная смесь.

Майлз целует меня в висок.

– Когда произносишь такое вслух, звучит ужасно, но обещаю, что не буду тебя обнадеживать.

На сердце у меня мрак, а на лице – натянутая улыбка.

– Вот и славно. У тебя явно что-то с головой, поэтому я лучше поберегу свое сердце для кого-нибудь более нормального.

Майлз смеется. Возможно, потому, что понимает: шансы найти человека, готового на подобные отношения, если это вообще можно назвать отношениями, ничтожно малы. Однако именно такая девушка недавно переехала в квартиру напротив, и она ему нравится.

Я ведь нравлюсь тебе, Майлз Арчер…

* * *

– Корбин обо всем узнал, – говорю я, усаживаясь на свое обычное место рядом с Кэпом.

– Ой-ой-ой… Малыш еще жив?

– Пока да. Не уверена, надолго ли.

Входные двери распахиваются, и входит Диллон. Он снимает шапку, стряхивает с нее дождевые капли и идет к лифту.

– Иногда мне хочется, чтобы рейс, который я отправляю наверх, не долетел, – вполголоса произносит Кэп, искоса глядя на Диллона.

Похоже, Кэп тоже его недолюбливает. Мне даже немного жаль парня.

Кэп хочет нажать кнопку вызова, но Диллон его опережает.

– Я в состоянии сам все сделать, старичок.

Секунд десять назад мне было жаль Диллона. Теперь я беру свои слова обратно.

Диллон подмигивает мне.

– Что поделываешь, Тейт?

– Купаю слонов, – с невозмутимым видом отвечаю.

Диллон смотрит озадаченно.

– Если не хочешь получить язвительный ответ, не задавай глупых вопросов, – подает голос Кэп.

Двери лифта раздвигаются. Диллон закатывает глаза и входит внутрь.

Кэп с ухмылкой смотрит на меня, затем поднимает руку, и я даю ему пять.

Майлз

Шестью годами ранее

– Почему все желтое?

Папа стоит на пороге комнаты и смотрит на те немногочисленные вещи, которые мы успели купить с тех пор, как он узнал о беременности Рейчел.

– Здесь что, вырвало гигантского цыпленка?

Рейчел смеется. Она перед зеркалом в ванной, заканчивает с макияжем. Я лежу на кровати, смотрю на нее.

– Мы не хотим заранее знать, мальчик это или девочка, поэтому покупаем вещи нейтрального цвета.

Рейчел отвечает так, словно папин вопрос – один из многих, но мы оба знаем, что на самом деле он первый. Папа ничего не спрашивает о беременности. Не интересуется нашими планами. Обычно он вообще выходит из комнаты, если видит там нас с Рейчел.

Поведение Лисы мало чем отличается от папиного. Она все еще то ли расстроена, то ли разочарована, и мы с Рейчел на нее не давим. Им с папой нужно время, и мы им его даем.

Рейчел не с кем поговорить о ребенке, кроме меня, а мне – кроме нее, и хотя кажется, что этого мало, на самом деле – более чем достаточно.

– Сколько продлится церемония? – спрашивает папа.

– Часа два, не больше.

Он говорит, что нам пора идти.

Я отвечаю, что мы пойдем, как только Рейчел будет готова.