Мама была довольна жизнью.

Довольна мной.

Хочу знать, не разочаровалась бы ли она во мне, если б знала, как все вышло?..

– Она бы тобой гордилась, – говорит папа. – Гордилась бы тем, как ты себя повел.

Я его обнимаю.

Мне необходимо было это услышать – больше, чем я думал.

Глава тридцать первая

Тейт


Я пытаюсь слушать Корбина, который пересказывает мне свой разговор с мамой, но думать могу только об одном: Майлз вернется домой в любую минуту…

Его не было десять дней. Еще никогда мы не расставались так надолго, не считая тех нескольких недель, когда мы не разговаривали.

– Ты уже сообщила Майлзу? – спрашивает Корбин.

– О чем?

– Что переезжаешь.

Он указывает на прихватку на столе рядом со мной, и я бросаю ее ему.

– Я не говорила с ним с прошлой недели. Сегодня скажу, наверное.

Если честно, мне всю неделю хотелось сообщить Майлзу, что я нашла отдельную квартиру, но тогда бы пришлось либо позвонить, либо написать, а ни то, ни другое у нас не принято. Мы переписываемся, только когда оба дома. Вероятно, чтобы поддерживать личные границы.

Не то чтобы переезд – такое уж большое событие. Буду жить всего в паре кварталов отсюда. От нового дома ближе и до колледжа, и до работы. Конечно, это не современная высотка в центре города, но я довольна.

Однако меня беспокоит, как скажется переезд на наших отношениях. Наверное, поэтому я и не говорила ему о том, что подыскиваю себе квартиру. В глубине души боюсь, что Майлз сочтет слишком неудобным, если я буду жить дальше, чем через коридор, и положит конец нашему общению.

Входная дверь открывается, и раздается быстрый стук. Я кошусь на Корбина: он закатывает глаза.

Все еще не смирился.

Майлз входит на кухню. Его лицо готово расплыться в улыбке. Видя Корбина, он сдерживает себя.

– Что готовишь? – любопытствует, прислоняясь к стене и скрещивая на груди руки. Скользит взглядом по моим ногам – я в юбке, и он все-таки улыбается.

К счастью, Корбин стоит лицом к плите.

– Ужин, – холодно цедит он.

Медленно же он подстраивается…

Несколько секунд Майлз молча разглядывает меня.

– Привет, Тейт!

– Привет!

– Как прошли экзамены?

Его взгляд блуждает по всему моему телу, кроме лица.

– Хорошо.

– Классно выглядишь, – произносит Майлз одними губами.

Больше всего я хочу, чтобы Корбина здесь не было. Призываю все свое самообладание, чтобы не броситься Майлзу на шею и не зацеловать до смерти.

Корбин знает, зачем пришел Майлз. Однако мы стараемся уважать то, что брат по-прежнему не одобряет нашей связи, а потому не выставляем чувства напоказ.

Майлз глядит на меня, покусывает внутреннюю сторону щеки и теребит рукав рубашки. На кухне тишина. Корбин так и не повернулся, чтобы поздороваться. Вид у Майлза такой, словно он вот-вот взорвется.

– А, к черту все! – говорит он и подходит ко мне. Берет мое лицо в ладони и страстно целует меня прямо за спиной у брата.

Он меня целует…

Прямо за спиной у брата…

Не придавай этому значения, Тейт.

Майлз тянет меня за руки и уводит из кухни. Насколько могу судить, Корбин так и стоит лицом к плите, изо всех сил игнорируя нас.

Все еще не может смириться.

Мы уже в гостиной, Майлз наконец отстраняется.

– Целый день не мог думать ни о чем другом. Вообще ни о чем.

– Я тоже.

Майлз тащит меня к выходу. Я подчиняюсь. Он выводит меня за дверь, достает из кармана ключи. Его вещи в коридоре.

– Почему тут твой багаж?

– Не успел зайти домой.

Он подбирает вещи и придерживает для меня дверь.

– Ты что, сразу пошел ко мне?

Майлз забрасывает сумку на диван, чемодан ставит к стене.

– Именно, – он привлекает меня к себе. – Я же сказал: не мог ни о чем другом думать.

– А, так ты все-таки по мне скучал? – игриво смеюсь я.

Он мгновенно отстраняется. Его тело так напряжено, словно я только что призналась ему в любви.

– Расслабься, – говорю я. – Нет ничего страшного в том, чтобы по мне скучать. Это не противоречит твоим правилам.

– Пить хочешь?

Перевел разговор на другую тему. Как обычно. Идет в кухню. Все в нем изменилось: выражение лица, улыбка, радость от встречи после разлуки.

Я стою посреди гостиной и наблюдаю, как мир разваливается на части.

Я столкнулась с действительностью, хотя это больше похоже на столкновение с метеоритом.

Этот мужчина даже не в состоянии признать, что скучал по мне…

Я-то надеялась, Майлз постепенно вырвется из тисков того, что его держит. Последние несколько месяцев я жила с убеждением, что наши отношения развиваются слишком быстро и ему просто нужно время, чтобы их принять. Но теперь все ясно.

Дело не в нем.

Дело во мне.

Это я не могу принять то, что между нами происходит.

– Все в порядке? – спрашивает Майлз с кухни. Он выглядывает из-за шкафа и ждет моего ответа.

– Ты скучал по мне, Майлз?

Он опять воздвигает между нами стену. Отворачивается и возвращается в кухню.

– Тейт, мы таких фраз произносить не должны.

Он что, серьезно?

– Да? Майлз, это же обычная фраза. Она не предполагает постоянных отношений. Не предполагает даже любви. Друзья говорят такое друг другу.

Майлз прислоняется к столу и спокойно смотрит на меня.

– Но мы-то с тобой не друзья и никогда ими не были. Не хочу нарушать твое единственное правило и обнадеживать тебя, поэтому не говорю ничего подобного.

Сама не могу объяснить, что со мной происходит. Как будто все слова и поступки Майлза, когда-либо причинившие мне боль, разом пронзают мне сердце. Мне хочется наорать на него. Возненавидеть. Выяснить наконец, что, черт возьми, с ним произошло. Почему его слова ранят меня сильнее, чем любые другие.

Я устала топтаться на месте.

Устала делать вид, что не умираю от желания все о нем узнать.

Устала притворяться, что он не повсюду. Не во всем. Не мой единственный.

– Что она с тобой сделала? – шепчу я.

– Не надо, – произносит Майлз.

Это предупреждение. Угроза.

Я устала видеть в его глазах боль и не знать, в чем причина. Устала гадать, каких слов нельзя при нем говорить.

– Расскажи мне.

Майлз отводит глаза.

– Тейт, иди домой.

Он поворачивается к столу, берется за него обеими руками и роняет голову на грудь.

– Как же ты меня!.. – выкрикиваю я. Разворачиваюсь и выскакиваю из кухни. Уже в гостиной слышу, что Майлз идет за мной, и ускоряю шаг. Бегу к двери, распахиваю ее, но Майлз бьет по ней ладонью, и она захлопывается.

Я изо всех сил зажмуриваюсь в ожидании слов, которые окончательно меня уничтожат, – а они непременно меня уничтожат.

Он замер, прижавшись грудью к моей спине, касаясь губами моего уха.

– Как же я тебя затрахал, Тейт? Именно этим мы и занимаемся. Я ясно выразился с самого начала.

Я смеюсь, а что еще остается? Разворачиваюсь и смотрю на Майлза. Он не отступает. Еще никогда не видела его таким, это пугает.

– Ясно дал понять, говоришь? Ну и ахинею же ты порешь!

Майлз не двигается с места, только стискивает зубы.

– А что тебе не ясно? Два правила. Куда уж проще?

Я смеюсь, не веря своим ушам, а потом разом выпаливаю все, что накипело.

– Трахаться и заниматься любовью – не одно и то же! А ты больше месяца не просто трахаешь меня. Каждый раз, когда ты во мне, ты занимаешься со мной любовью. Я вижу это по твоим глазам. Ты скучаешь, когда мы не вместе. Не можешь думать ни о чем другом. Не способен потерпеть десять секунд и зайти к себе, не увидев прежде меня. Так что не смей говорить, будто ясно дал мне что-то понять, потому как более странного человека я в жизни не встречала!

Я перевожу дыхание.

Такое чувство, что не дышала целый месяц.

Теперь может делать что пожелает. С меня хватит.

Майлз отступает на несколько шагов. Его передергивает, он отворачивается, словно не хочет, чтобы я прочла на его лице чувства, которые бушуют внутри. Он сцепляет руки за шеей и стоит так не меньше минуты. Изо всех сил контролирует дыхание, чтоб не заплакать. И когда я осознаю, что происходит, сердце у меня обрывается.

Майлз на грани срыва.

– Боже мой… – шепчет он голосом, полным боли. – Тейт, что же я с тобой делаю?

Майлз приваливается к стене и сползает на пол. Закрывает лицо руками, пытаясь унять раздирающие его чувства. Его плечи содрогаются, но он не издает ни звука.

Он плачет.

Майлз Арчер плачет.

Плачет так же беззвучно и отчаянно, как в тот вечер, когда я впервые его увидела.

Этот взрослый человек, эта неприступная, закованная в броню стена рассыпается прямо у меня на глазах.

– Майлз… – шепчу я.

Мой голос слаб по сравнению с его непробиваемым молчанием. Я встаю перед ним на колени, обнимаю за плечи и прижимаюсь головой к его лбу.

Я больше ничего не спрашиваю, потому что боюсь узнать правду.

Глава тридцать вторая

Майлз

Шестью годами ранее


Лиса любит Клейтона.

Папа любит Клейтона.

Клейтон сплачивает семью.

Он уже мой герой, а ведь ему всего два дня от роду.

Вскоре, после того как папа с Лисой уходят, приезжает Иэн. Он не хочет брать Клейтона на руки, но Рейчел удается его убедить. Иэн смущен, потому что никогда не держал ребенка, однако подчиняется.

– Слава богу, что Клейтон пошел в Рейчел, – говорит он.

Я согласен.

Иэн спрашивает, рассказывал ли я Рейчел о том, что написал ему в тот день, когда впервые ее встретил.

Я не понимаю, о чем он.

Иэн смеется.

– В тот первый день Майлз сфотографировал тебя со своего места в классе, послал фотку мне и написал: «Это будущая мать моих детей».

Рейчел смотрит на меня.

Я смущенно пожимаю плечами.

Рейчел приятно, что я написал это Иэну. А мне приятно, что он ей рассказал.

Входит врач и говорит, что нам можно ехать домой. Иэн помогает мне перенести вещи в машину и подвести Рейчел к выходу. Потом дотрагивается до моего плеча. Я думаю, он хочет меня поздравить, но вместо этого он просто меня обнимает.

Немного неловко, но я рад, что друг мной гордится.

У меня хорошо на душе, как будто я все делаю правильно.

Иэн уезжает.

Мы тоже.

Я, Рейчел и Клейтон.

Моя семья.

Я бы хотел, чтобы Рейчел сидела рядом, но мне нравится, что она на заднем сиденье вместе с Клейтоном. Я в восторге от того, как сильно она его любит. В восторге, что теперь, когда Рейчел стала матерью, меня влечет к ней еще сильнее.

Мне хочется поцеловать ее, сказать о своей любви, но, по-моему, я и так повторяю это слишком часто. Не хочу, чтобы ей надоело.

– Спасибо тебе за нашего малыша, – говорит с заднего сиденья Рейчел. – Он прекрасен.

– Ну, красоту он унаследовал от тебя. От меня у него только яйца.

Она смеется. Смеется от души.

– О да, знаю… они такие большие!

Мы оба смеемся.

Рейчел вздыхает.

– Поспи, – говорю я. – Ты же два дня не спала.

В зеркале заднего обзора я вижу, как она улыбается.

– Потому что не могу оторвать от него глаз.

А я не могу оторвать глаз от тебя, Рейчел.

Однако отрываю, потому что огни встречной полосы ярче, чем следовало бы.

Я стискиваю руль.

Намного ярче.

Говорят, за мгновение до смерти перед глазами проходит вся жизнь.

В каком-то смысле так и есть.

Вот только перед глазами не последовательные или разрозненные эпизоды, а одна-единственная картинка, которая

ЗАСТРЕВАЕТ

в сознании. Становится всем, что ты видишь. Всем, что чувствуешь.

Перед глазами стоит не твоя собственно жизнь, а те люди, которые стали ею.

Рейчел и Клейтон.

Перед глазами лишь они двое – вся моя жизнь.

Гул.

Один только гул.

Внутри, снаружи, снизу и сверху.

РЕЙЧЕЛ, РЕЙЧЕЛ, РЕЙЧЕЛ…

Не могу ее найти.

КЛЕЙТОН, КЛЕЙТОН, КЛЕЙТОН…

Мокро. Холодно. Голова болит. Руки тоже.

Я ее не вижу, я ее не вижу, я ее не вижу…

Я его не вижу.

Тишина.

Тишина.

Тишина.

ОГЛУШИТЕЛЬНАЯ ТИШИНА.

– Майлз!

Я открываю глаза.

Мокро. Мокро. Мокро.

Вода.

В машине вода.

Я расстегиваю ремень безопасности и оборачиваюсь.

Рейчел сидит, обхватив руками автокресло Клейтона.

– Майлз, помоги! Оно застряло!

Я пытаюсь.

Пытаюсь еще раз.

Но ее тоже нужно вытащить.

Ее нужно вытащить!

Я ногой выбиваю стекло – видел такое в каком-то фильме.

«Обеспечьте себе выход прежде, чем давление на окна слишком возрастет».

– Рейчел, выбирайся наружу! Я его вытащу!

Но она отказывается бросить ребенка.