И только когда он склонил голову, чтобы страстно поцеловать ее, она закрыла глаза, обвила его руками и ногами, потом перевернула на спину и оказалась верхом на нем. Это будет ее победа! Ощутив его горячий пенис еще глубже в себе, она забыла обо всем на свете. Положив руки ей на бедра, Саймон все же руководил процессом, побуждая двигаться все быстрее и быстрее. Когда наступил оргазм, она испытала ни с чем не сравнимое блаженство, выходившее за все мыслимые пределы возможного. Агрессивное настроение улетучилось, и она упала на грудь Саймона, пряча лицо, чтобы он не увидел ее слез.


Утром он проснулся и не нашел ее рядом с собой.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы осознать произошедшее. Всю ночь он спал очень чутко. Дважды просыпался и каждый раз с облегчением видел Нелл в постели рядом с собой. Последний раз он проснулся перед рассветом — она мирно спала рядом. Он не заметил, как снова заснул. Когда же она выскользнула из его постели?

Не нашел он Нелл и в ее покоях.

Столовая была пуста, хотя все было накрыто к завтраку и ожидало ее появления.

И в библиотеке ее не было.

Когда он вернулся к лестнице, думая, что все‑таки она где‑то наверху и они просто разминулись, перед ним возникла ее светловолосая камеристка.

— Платья миледи… все платья пропали, — пролепетала она.

Эти слова положили конец его подозрениям. Ему все стало понятно. Он молча кивнул, развернулся и пошел, сам не зная куда и зачем.

Спустя несколько минут он очутился в библиотеке, глядя невидящим взором на ряды книг. Одна из них лежала раскрытой на столе. Значит, Нелл нашла еще одну из книг своей матери. Это была «Буря» Шекспира. Несколько недель назад они горячо спорили об этой пьесе. Неужели Нелл пришла сюда рано утром, чтобы поразмышлять над тем спором? Саймон плохо помнил его, зато помнил свое изумление, обнаружив в Нелл огромный внутренний мир.

Книга была раскрыта на той странице, где Калибан, свирепый дикарь, которого Просперо надеялся приручить, говорит, что никогда не сможет стать таким же образованным и благородным, как его господин, хоть и научился говорить на его языке. Нелл относилась к этому персонажу крайне отрицательно, считала, что он не достоин ни капельки жалости или сочувствия. Саймону ее мнение показалось необоснованным. Он поинтересовался, не было ли ее презрение к Калибану, сопротивляющемуся порабощению лицемерной цивилизацией Просперо, вызвано иронией выросшей в трущобе девушки, неожиданно превратившейся в графиню.

Он дрожащей рукой прикоснулся к странице. Воспоминание о том споре вызвало у него горькое сожаление. Калибан не имел к ней никакого отношения. Скорее это он, проклятый граф Рашден, научился новому языку, когда она жила в его доме.

Теперь у него не осталось сомнений относительно того, куда она ушла. Уже не первый раз женщина, которую он любил, выбирала иную, более выгодную в финансовом отношении перспективу. И в этом нельзя ее винить. Накануне их положение выглядело довольно мрачно. С какой стороны ни посмотри, самым мудрым решением было взять деньги Гримстона.

Его рука невольно сжалась в кулак, с хрустом сжимая страницу книги. Он медленно выдохнул, схватил книгу и швырнул ее в сторону.

Она упала в потухший камин, хлопая страницами, словно голубь крыльями.

Саймон ждал пробуждения в душе горького чувства униженности, оскорбленности, которое укоренилось в нем после предательства Марии: «Ты недостаточно хорош. Ты недостоин».

Но этого так и не произошло. Вместо обиды и унижения его сердце наполнилось глубокой печалью. Он не имел права винить ее в том, что она ушла. Он слишком хорошо понимал, почему она это сделала. В ее глазах его любовь была ненадежной опорой. Как только она узнала о возможности расторжения брака, она поняла, как мало значили его супружеские клятвы во время церемонии бракосочетания. Что стоили его слова против солидной суммы денег, обещанной Гримстоном?

И все же зря она поверила этому ублюдку. Она была умна и проницательна, но ее душа слишком чиста, чтобы вообразить все дьявольские козни, на которые способен Гримстон.

Саймон тяжело оперся о стол, глядя вслед упавшей книге.

Она ушла к его злейшему врагу, но это не меняло дела. Он должен ее найти.

В коридоре раздался непонятный шум. Саймон поднял голову. Дверь в библиотеку распахнулась. На мгновение он почувствовал радость, облегчение, гнев и любовь одновременно — ее лицо было заплакано, губы дрожали.

— Я уже собирался искать тебя, — хрипло проговорил он и тут же остановился, не в силах подобрать нужные слова. Он хотел, чтобы она знала — он справился со своей гордыней, он готов искать ее где угодно, даже если она ушла к Гримстону.

Тут она захлопала ресницами, беззвучно открыла рот и…

— Кэтрин, — разочарованно произнес Саймон, — что ты тут делаешь?

Она бросилась к нему, всхлипывая на ходу.

— Послушай меня… Я была не права, когда не признала ее сестрой. Но он…ты даже не представляешь как долго он мне проходу не давал… я не хотела выходить за него замуж, ему нужны только мои деньги… он пообещал отстать от меня, если я откажусь признать ее своей сестрой..

Она говорила высоким испуганным голосом.

— Не стоит так волноваться, — тихо сказал Саймон. — У меня есть план относительно твоего опекуна.

Она побледнела.

— Но мне кажется… мне кажется, у него тоже есть план относительно нее! Понимаешь, я сказала ему, что собираюсь признать ее Корнелией. Он же полагает, что на суде разделят его деньги, поэтому… она в большой опасности!


Оставив два самых простых платья Ханне, Нелл сложила остальные в большую ковровую сумку, которую ей одолжила миссис Кроули. Лавка Бреннана находилась довольно далеко, и Ханна хотела проводить ее, но Нелл отказалась — сейчас ей хотелось побыть одной, говорить с подругой она была не в силах. Она не могла объяснить словами то, что сделала. Она шла, и ее преследовала одна и та же мысль: она уничтожила себя, свое будущее. Она больше никогда не увидит Саймона, не прикоснется к нему, не услышит его голос.

Тяжело вздохнув, Нелл перешла улицу. Она не думала о том, куда идти. Ноги сами несли ее к лавке Бреннана, где она так часто бывала. Мимо нее пронеслась карета, и она привычно отскочила в сторону. Кучер крикнул ей на ходу что‑то грубое и, присвистнув, подхлестнул лошадей. Она наступила в грязную лужу и даже не почувствовала, как промокли ее тонкие кожаные туфельки.

Лучше бы они не были такими новыми. Дорогие новые туфли привлекали к себе ненужное внимание прохожих. Она вернулась туда, где выросла, на узкую дорожку между покосившимися старыми домами, где на земле валялись битые стекла, возле домов сидели и громко разговаривали, оглядывая прохожих и здороваясь со знакомыми, их полунищие обитатели.

С ней никто не здоровался. Лица знакомых вытягивались, и они замолкали, когда она смотрела на них. Владелец овощной лавки поднял брови и отвернулся, присвистнув от удивления. Его помощник уставился на Нелл разинув рот.

Люди смотрели ей вслед, их взгляды, казалось, прожигали ей спину. Она усилием воли заставила себя улыбнуться и с этой натянутой улыбкой пошла дальше.

— Нелли, — приглушенно говорили за ее спиной, — это же Нелли…

— Какого черта? Разве она…

— Теперь уже не такая гордая…

— …парень бросил ее…

— Бедняжка, упаси Бог ее душу…

Дрожь пробежала по ее телу. Она вспомнила единственного человека, который ее беззаветно любил, — мать. На ее могиле был поставлен деревянный крест с надписью «Нежно любимая, вечно оплакиваемая».

Она шла по узкому переулку мимо разбитых окон и удивленных взглядов, в первый раз за долгое время вспоминая Джейн Уитби без душевной боли. У них обеих было что‑то общее. Обе, движимые отчаянием, сбежали из надушенного бархатного мира богатых в трущобы.

Хорошо это или плохо, правильно или нет, Нелл всегда будет помнить и любить свою маму, Джейн Уитби. Подлинная любовь не исключает гнева и обиды. Можно обижаться на человека, сердиться на него и все равно любить.

В памяти всплыло лицо Саймона. Нет, она должна избавиться от воспоминаний о нем.

В лавке Бреннана стоял сумрак. Когда ее владелец увидел Нелл, он чуть не выронил трубку.

— Ты вернулась?! — в изумлении воскликнул он.

Увидев в ее руках большую ковровую сумку, он понимающе сощурил бледно‑голубые слезящиеся глаза. Старик никогда не упускал своего. Оглядевшись по сторонам, он вынул изо рта трубку и стал задумчиво выбивать ее о прилавок. Пепел попал на темное шерстяное платье Нелл, и она неторопливым движением стряхнула его. Это платье она надела сама в предрассветный час, с трудом справляясь со шнуровкой корсета и многочисленными пуговицами.

— Он тебя выгнал? — спросил Бреннан.

Не отвечая на вопрос, Нелл поставила сумку на прилавок и сказала:

— У меня для тебя целая куча добра.

— Знаешь, я читал про тебя в газетах.

Ее пальцы на миг перестали развязывать сумку. В глухом голосе Бреннана с ирландским акцентом не было злорадства.

— Читал? — переспросила Нелл.

— Ну да, а кто не читал?

Он снова засунул трубку в рот и, щурясь от табачного дыма, посмотрел на нее.

— Ты пришла сюда одна? Будь осторожнее, Нелли. Слишком много о тебе болтали, чтобы ты теперь могла всюду ходить одна.

Она коротко кивнула. Это было предупреждение, хоть она и без него знала, что значит, когда люди перестают с тобой здороваться.

Узел никак не развязывался.

— Тут добра на немалые деньги, — сказала Нелл, с удивлением прислушиваясь к надтреснутому тембру своего голоса. — Платья почти новые, каждое из них надето всего один‑два раза, не больше. Так что не вздумай меня обманывать, старина.

— Зачем мне тебя обманывать? — пожал плечами Бреннан. Обычно он любил побалагурить с ней, но сегодня был скуп на слова. Опершись на костлявый локоть, он понизил голос до шепота: — Что случилось, Нелли? Я думал, мы тебя никогда больше не увидим. Значит, ты не та украденная девочка?

Она перестала возиться с узлом на сумке и посмотрела ему в глаза. Его лицо неожиданно показалось ей гораздо более знакомым, чем собственное отражение в зеркале, висевшем за его спиной. У нее закружилась голова, и она подумала, что у нее раздвоение личности. Из зеркала на нее смотрела бледная, измученная девушка с темными кругами под глазами. Кто же она теперь? Корнелия? Нет. Нелл? Нет, она уже не прежняя Нелл. Она сильно изменилась за это время. Изменились даже ее легкие. Теперь ей был невыносим ядовитый табачный дым трубки Бреннана. Еще минута в этой лавке, и ее вывернет наизнанку.

Покачав головой, она сунула старику сумку и торопливо сказала:

— Я верю тебе. К тому же я все учла до последнего кусочка кружева. Когда все посчитаешь, пришли мне записку. Я буду у Кроули. Договорились? А потом приду к тебе, и мы обсудим окончательную сумму.

— Только будь осторожна, — тихо сказал Бреннан. — Возьми с собой старшего Кроули, слышишь?

— Да, конечно, — кивнула она.

Выйдя снова на улицу, она увидела, что облака поредели, выглянуло солнце, и от его яркого света ее глазам стало больно. Нелл споткнулась о камень и задела прохожего. Бормоча извинения, она шагнула в сторону, но тут кто‑то схватил ее за руку.

Щурясь от солнца, она взглянула на того, кто это сделал.

— А я тебя искал! — зловеще улыбнулся ей Майкл.


Глава 18


Снова и снова Нелл пыталась высвободить руки из туго стянутых веревок.

— Сьюзи, прошу тебя, принеси нож, — попросила она.

В другом конце комнаты у стены сидела, съежившись в комок и подтянув колени к груди, Сьюзи. У нее был огромный синяк под глазом и совершенно безумное выражение лица. Ее всю трясло, она молча смотрела на Нелл. Казалось, от побоев и страха она перестала понимать человеческий язык.

— Зачем ты вернулась? — хрипло спросила она. Этот вопрос она задавала уже раз десять. — Ты же знала, чем это кончится.

— Знала? — нервно засмеялась Нелл. — Что я знала? Что Майкл сумасшедший? Да, это я знала!

Она была крепко‑накрепко привязана к стулу. Стул был новый, прочный. Скорее всего его недавно купили на деньги, которые дала Ханна за серебряную ложку.

Сьюзи забилась еще дальше в угол и, опустив голову, прошептала:

— Дело не только в Майкле…

Нелл посмотрела на склоненную голову жены Майкла. Дело не только в нем? Сцепив зубы, она еще раз дернула веревки и тут же застонала от боли. От попыток высвободиться из пут ей становилось все хуже.

— А кто еще в этом замешан? — тяжело дыша, спросила Нелл, и тут ее осенило. Где же еще Майкл мог взять денег на кеб, в который он ее втолкнул, когда встретил на улице возле лавки Бреннана?