Анастасия Логинова - Усадьба

В дверь постучали, отвлекая меня от наблюдений – это была Натали.

— Что с тобой? – невольно спросила я, потому что хоть глаза моей подруги и были сухи, но распухший нос и красные веки говорили о том, что плакала она этой ночью долго и горько.

Натали же сосредоточенно молчала, будто принимала какое-то важное решение. Она, очень ровно держа спину, прошла в мою комнату, села на кровать и тогда только сказала через силу:

— Я ужасный человек. Я невероятно избалована и капризна.

— Ты поняла это только сейчас? – уточнила я с улыбкой, отойдя от окна и присаживаясь к ней.

Натали вскинула на меня взгляд немного обиженный – может быть, она ждала, что я стану ей возражать?

— Значит, ты действительно считаешь меня избалованной? Наверное, Андрей тоже так считает, поэтому я ему не нравлюсь. А вот ты нравишься… - я почти физически почувствовала, как нелегко ей было это признать. – Я видела, как вчера весь вечер он не отводил от тебя взгляда и с таким пылом вступился за тебя перед Женей, что невозможно было не понять его чувств. А после ужина, когда ты так поспешно ушла, они с Женей даже поссорились!

Я молчала и удивленно смотрела на Натали, которая понизила голос до шепота и с воодушевлением рассказывала:

— Поссорились из-за какой-то ерунды и даже слова резкого друг другу не сказали, но… Андрей так смотрел на Женю, что мне отчего-то стало страшно.

Кстати, об Ильицком… Я поднялась, подошла к окну и осторожно, боясь быть замеченной, выглянула сквозь щель между портьерами. Ильицкого, однако, я не увидела.

— Отчего же тебе стало страшно? – машинально спросила я, даже отворив окно и оглядывая задний двор полностью – никого не было.

— Ну, мало ли… - загадочно молвила моя подруга. – Дуэли сейчас, конечно, уже редкость… но и Андрей, и Женя – люди военные, а у них там свои правила. Кто их знает. Да, кого ты там высматриваешь?

— Никого, - отрезала я и закрыла окно.

И потом только до меня дошел смысл слов Натали.

— Дуэль? Что ты говоришь такое?

— Да ладно тебе прикидываться… меня стыдишь, а сама то с Андреем в беседке обнимаешься…

— Я не обнималась! – возмутилась я.

— …а то и вовсе flirtes avec Eugène à tous[26]. Зачем тебе оба? Как собака на сене, ей-богу.

Я даже не знала, что ответить – только ужаснулась, какая нелепость пришла в голову моей подруге. А вслух поспешила сказать:

— Ты говоришь глупости, ядаже комментировать это не стану. Давай прогуляемся лучше, - я поспешно отошла от нее, чтобы найти свой плащ.

— Так ведь дождь… - слабо возразила Натали.

— Дождь уже кончился. Сколько можно сидеть дома? Собирайся, только оденься теплее.

***

Стыдно это признавать, но мне было до смерти любопытно, с кем была назначена встреча у Ильицкого на заднем дворе в дождь – там, где никто его не должен увидеть. И куда он ушел теперь? Однако даже после того, как мы с Натали обошли дом два раза – его не увидели. Двор был пуст, даже слуги по такой погоде сидели в тепле.

Встретили мы лишь цыгана Григория, вышедшего из парка. Увидев нас, он разулыбался и неожиданно вдруг сказал, изобразив почти великосветский поклон:

— Bonjour, mademoiselle![27]

Мы с Натали переглянулись с улыбками: у цыгана оказался вполне неплохой выговор – видимо это врожденное чувство языка. Ошибка его была лишь в том, что «mademoiselle» он употребил в единственном числе, а не во множественном.

Натали, однако, была в восторге:

— Bonjour, monsieur! – манерно ответила она и присела в реверансе, что, в свою очередь, привело в восторг цыгана, и он даже попытался поцеловать у нее ручку – но я не позволила.

— Вы делаете огромные успехи, monsieur Григорий, - похвалила я вполне искренне.

— Спасибо, барышня! – раскланялся он теперь со мной персонально. – А вы куда путь держите в такую погодку? Неужто в парк?

— Мы уже возвращаемся домой, - отозвалась я, понимая, что от попытки «прогуляться в такую погодку» нас сейчас станут долго отговаривать, а то еще и навяжутся провожать.

Но цыган, кажется, моим словам поверил и вскоре ушел, оставив нас с Натали вдвоем.

Моросящий мелкий дождь действительно почти не доставлял неудобств: воздух был наполнен восхитительной свежестью и запахом грибов – возвращаться в дом ни мне, ни Натали совершенно не хотелось. Держась под руки и ведя неспешную беседу – совсем как во время прогулок в Смольном – мы решились все же пройтись по парку.

— Женя вел себя просто ужасно вчера во время той игры, - сетовала Натали, - честное слово, я уже тысячу раз пожалела, что заставила тебя играть. А вот Андрей – настоящий мужчина… - Натали тяжко вздохнула, но тут же спохватилась: - нет, ты не думай, если я и завидую, то по-доброму! – В порыве она приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку. – Я правда очень-очень счастлива за тебя, Лиди, вы с Андреем замечательная пара!

— Натали, ну что ты говоришь, - со смехом возразила я, - никакая мы не пара! Прошу тебя, давай не будем больше об этом.

— Давай, - легко согласилась Натали.

Оказалось, что мы уже дошли до конца парка, где находился белокаменный фонтан. Прежде я так и не показывала Натали это место, а теперь она, увидав и с журчанием переливающуюся воду, и статую нимфы и, особенно, золотых рыбок на дне фонтана, пришла в такое восхищение, что ахала не переставая и упрекала меня, что я не привела ее сюда прежде.

— Да-да, прелестно, - согласилась я с подругой, даже не глядя на рыбок – признаться, меня занимало здесь кое-что другое.

— Натали, - позвала я, обойдя фонтан и встав возле чугунной решетки, - там, за воротами, тоже владения Эйвазовых?

— Должно быть, - отозвалась подруга и добавила, - весь лес до самой Большой Масловки принадлежит папеньке.

— Так почему же ворота заперты?

— Не знаю… - Натали, оставив рыбок, подошла ко мне и даже подергала чугунную решетку.

Я же, увидев навесной замок, присела возле него на корточки и отметила в этот раз, что, во-первых, он хитро защищен от дождя так, чтобы не ржавел, а во-вторых, входное его отверстие для ключа было изрядно поцарапано, что говорило о том, что замок этот отпирают с завидным постоянством.

Разумеется, первой моей мыслью было, что пользуется этими воротами Лизавета Тихоновна во время своих les promenades de nuit[28]. В таком случае, ключ от замка она, скорее всего, носит с собой, но была вероятность, что ключ спрятан где-то здесь, рядом с воротами…

— Лиди, фу, ты же руки испачкаешь! Иди лучше сюда.

Я действительно уже перебирала камни у подножия ворот в поисках ключа, не сразу догадавшись, как глупо выгляжу. Оставив это занятие, я вернулась к моей подруге и села рядом с нею на борт фонтана.

Некоторое время мы сидели в молчании, забавляясь тем, что рассматривали рыбок. А потом Натали спросила довольно неожиданно:

— Ты, наверное, считаешь меня сущим ребенком, поэтому у тебя от меня столько тайн.

— Тайн? - удивилась я.

— Ну да! Я тебе все на свете рассказываю, а ты даже не хочешь признаться, кто тебе нравится больше: Андрей или мой кузен.

Я поморщилась и, дурачась, брызнула в нее водой из фонтана:

— Даже не говори мне про твоего кузена! Как тебе только в голову такое пришло?!

Натали же была серьезна:

— Вот – ты опять уходишь от ответа. Ты всегда так делаешь. И даже с твоей брошью: сколько лет я тебя знаю, а ты никогда не говорила, что твоей маме подарил ее какой-то таинственный «Большой Т.» Кто он? Это какое-то прозвище твоего отца?

Первым побуждением было сказать «Я не знаю» — и я действительно не знала наверняка. Но подумала, что это было бы именно то, что Натали называет «уходить от ответа». Что касается брошки, то я хорошо помню, как однажды спросила об этом у мамы – я тогда была совсем мала и только училась читать.

— «Большой Т.» это мой брат, малышка. Старший – поэтому Большой, - ответила тогда она.

— А как его зовут? – не отставала я, обрадованная, что где-то в этом мире у меня есть дядя.

— Тото, - слишком быстро отозвалась мама.

Мне тогда показалось, что имя это слишком глупое и смешное, чтобы моего дядю и впрямь так звали. Больше было похоже, что это просто первое имя на «Т», пришедшее маме на ум.

А спустя еще какое-то время я случайно обмолвилась об этом своем «дядюшке» при отце.

— Дядюшка? – изумился он. - Но у тебя ведь нет никакого дядюшки, Лиди.

Отец перевел вопросительный взгляд на маму, а та смешалась, отвела глаза и поспешно вышла из комнаты. Отец же, отложив бумаги, которые разбирал до этого, подхватил меня на руки и усадил к себе на колено:

— Мама, должно быть, пошутила, Лиди – у тебя никогда не было никакого дяди. Иначе я бы знал, - после этого папа улыбнулся и подмигнул мне.

Чуть позже у меня была возможность убедиться, что мама действительно пошутила: мы уезжали на несколько месяцев во Флоренцию, которая тогда была столицей Итальянского королевства, и родители оформляли целую кипу документов, чтобы нас пропустили через границу.

В одной из бумаг следовало указать всех родственников – я тогда и узнала, что у меня есть дедушка и троюродная тетя, живущие в Лионе, но никакого дядюшки со стороны мамы действительно не было.

Для меня очевидным стало, что мама отчего-то скрывает правду о том, кто подарил ей эту брошь, которую, кстати, она очень любила и носила чаще других украшений. Почему-то ей было удобнее выдумать какого-то своего брата, чем называть имя того человека. Я много думала об этом одно время, но сейчас уже перестала: вокруг моих родителей столько тайн, что можно лишь предполагать, кто этот таинственный «Большой Т.», но гадать при полном отсутствии фактов, как я уже говорила, я не люблю.

Однако озвучить хотя бы часть своих мыслей Натали я просто не успела – подруга вдруг похлопала меня по плечу, понижая голос до шепота:

— Лиди! Кажется, кто-то сюда идет…

Я прислушалась: и правда в кромешной тишине отчетливо слышался стук каблуков о каменную плитку. Отчего-то первая моя мысль была, что это Ильицкий, и, не желая встречаться с ним, я взяла за руку Натали и потянула ее за собой – в пышные заросли сирени.

Но я ошиблась.

Не прошло и полминуты, как у фонтана показалась Лизавета Тихоновна – закутанная в свой светлый плащ, очень сосредоточенная и собранная. Она, похоже, и мысли не допускала, что кто-то может за ней наблюдать здесь. Подойдя к воротам, она вынула из кармана плаща целую связку позвякивающих ключей и принялась отпирать замок. Действовала она так скоро и обыденно, будто это была дверь в чулан, а не в заброшенную часть парка…

— Это моя мачеха, - прошептала Натали, наблюдая за дамой в белом сквозь ветви сирени. – Лиди, ведь, должно быть, и тогда ночью мы видели ее. Плащ тот же самый! Знать бы, куда она ходит…

— Можно просто пойти за ней, - ответила я тоже шепотом.

Я сказала это легко, как что-то очевидное, но Натали тотчас посмотрела на меня почти с суеверным ужасом в глазах:

— Ты что?! – зашептала она в страхе. – Даже не думай об этом – вдруг она заметит тебя.

— И что она сделает? Нашлет на меня порчу? – не смогла я удержаться от усмешки, а у самой все больше и больше зрела озорная мысль.

— Нельзя шутить такими вещами, - помолчав, ответила Натали, - вдруг она и правда ведьма? Я даже не удивлюсь, если это так…

Глядя на то, как она боязливо вжимает голову в плечи, я решила, что довольно для Натали на сегодня впечатлений, и сказала:

— Тогда нам лучше вернуться в дом. Подождем, когда она скроется из вида, и уйдем.

— Если мы уйдем, то никогда не узнаем, что там, за воротами, - помолчав, продолжала размышлять вслух Натали. – К тому же, можно лишь издалека посмотреть, куда она идет. Одним глазочком.

Я действительно не могла понять, чего так боялась Натали. Всерьез опасаться порчи или какого-то колдовства я не считала разумным, а сама по себе Лизавета Тихоновна едва ли могла представлять опасность. Должно быть, мне просто хотелось понять мачеху Натали: действительно ли та при всей своей внешней вменяемости может ходить ночью в заброшенный парк только для того, чтобы собрать какие-то травы? Наверное, если бы я застала ее в парке с любовником, то все сразу встало бы на свои места. Вот потому-то, что я слишком люблю прядок и определенность, я дождалась, когда Эйвазова прикроет за собой створку ворот, не запирая их, однако, и поднялась из-за кустов, беря за руку Натали:

— Пошли! – твердо сказала я, не сводя глаз с Лизаветы Тихоновны.

Натали молча мне подчинилась.

Парк по ту сторону ворот выглядел мертвым. Ветвистые сосны разрослись здесь столь густо, что наглухо прятали мощеную камнем дорожку в своей тени – казалось, и в самый солнечный день здесь мрачно и сыро, и даже птицы не желают посещать это место. Тяжелая здесь была атмосфера и гнетущая.