– Есть ли у вас еще вопросы?

– Да. Мне еще долго ждать совершеннолетия. Я думаю, что вы будете выполнять обязанности опекуна за плату.

– Моя обычная плата за такого рода услуги – пять гиней в год, хотя могут быть и дополнительные расходы, если возникнут какие-то сложности.

– Пять гиней, – произнес Мартин. – Это кажется разумным.

– Думаю, могу обещать вам, мистер Кокс, что вы найдете меня вообще разумным человеком. Ваш отец доверял мне. Я надеюсь, что вы тоже будете доверять мне. Осталось еще несколько вопросов, которые нам следует обсудить, и я полагаю, лучше всего начать с покупки дома.


Покинув контору мистера Годвина, брат и сестра почти не разговаривали. Во-первых, на улице было много народа. Во-вторых, Мартину нужно было благополучно добраться до экипажа. Они молчали до тех пор, пока не выехали из города на дорогу, которая вела к Фордоверу. Тут, наконец, Мартин дал волю своим чувствам.

– Эти деньги! Счастье! – сказал он, сжимая кулаки. – Три тысячи фунтов! Только подумай! А отец все эти годы говорил, что едва сводит концы с концами!

– Да, я знаю, – отвечала Нэн. – Я до сих пор с трудом верю всему этому.

– И эта нищета на протяжении многих лет! Ничего не иметь! Заставлять работать тебя в каменоломне до трещин на руках, от которых ты плакала. Заставлять нас – и нашу маму тоже – жить так, как живут крысы в норе. Мама болела шесть месяцев, а отец лишь обещал ей: «Когда-нибудь, Энни. Когда-нибудь». Мама умерла от его обещаний. И все это время у него были эти деньги, лежали год за годом, ничего не делали, их становилось все больше! – Мартина захлестнула волна горечи. Его молодой голос дрожал. – О, Нэн, я ненавижу его за это! Я никогда не прощу ему этого. Никогда! – сказал он.

– Замолчи, не надо говорить этого. Ты так не думаешь на самом деле, я знаю.

– Но я думаю так! Все это – правда!

– Отец думал о тебе. Все, что он делал, он делал ради тебя. Даже умер оттого, что поднял камень, чтобы спасти твою ногу.

– Я знаю это! Но я не просил его убивать себя. А если бы он не был таким жадным, если бы не дрожал над каждым пенни, то мы могли бы починить лебедку, и ничего не случилось бы. Он бы не умер, а я не испытывал бы эту проклятую боль в ноге!

Нэн ничего не сказала, она просто отвезла его домой. Она уложила его на кровать, подложив подушки под больную ногу. Затем она поехала в Меер и объяснила, почему остановлены работы по строительству новой часовни в Роуэлл-Кросс. Когда она вернулась, Мартин спал. Он проспал еще несколько часов, а когда проснулся, ярость его поутихла, но чувство горечи осталось.

– Ты понимаешь, что если бы эти три тысячи фунтов были вложены, мы могли бы прилично жить на проценты с них, вообще не работая?

– Ты именно это и собираешься сделать? – спросила в изумлении Нэн.

– Нет. Я просто хочу показать тебе, как с нами обращались все эти годы, потому что ты, похоже, не понимаешь, какую огромную сумму денег нам оставил отец.

– Понимаю. Я не дура.

– Тогда почему же ты не злишься? – спросил ее Мартин.

– Потому, – мягко ответила она, – что ты злишься за нас обоих. – Затем, помолчав, она добавила: – Ты будешь по-прежнему работать каменщиком, когда заживет нога?

– Скорее всего, да. А если мне разрешат взять в аренду Скарр, то я буду работать здесь. Но теперь тут будет все не так, как было раньше. Да, я обещаю тебе это! Отец всегда верил, что наш камень лучший в округе. Он всегда говорил, что настанет день, когда вырастет потребность в нем; всегда повторял, что нужно быть готовыми к этому. Но я хочу подготовиться к этому дню так, как отец и не мечтал. Я хочу вложить часть денег в саму каменоломню, потому что я тоже верю в наш камень. В десять раз больше, чем отец.

Нэн молчала. Он посмотрел на нее.

– Но не только в каменоломне должны произойти изменения. Вся наша жизнь должна перемениться. Прежде всего нам надо найти приличный дом. Не снять, заметь, а купить наш собственный дом, прямо сейчас же. Мы купим нормальную мебель – дубовую или красного дерева – ты сама выберешь. У тебя будет плита, на которой ты будешь готовить, с духовкой, сияющая медью. Конечно, ты купишь себе новую одежду, самые модные шляпки!

Нэн улыбнулась. Она была тронута его словами, но в ее улыбке была тоска, и Мартин заметил это.

– Что случилось? Тебе не нравится думать о том, что скоро у нас будут все те вещи, о которых ты мечтала долгие годы?

– Нет, конечно, я довольна. Просто мне хотелось бы, чтобы ты помнил о том, что за все это нам следует благодарить нашего отца.

– О, я хорошо об этом помню! Но я также хорошо помню, на что была похожа наша жизнь до сих пор. Мы жили, не имея самого необходимого, а у него были деньги. И ты хочешь сказать, что не видишь в этом ничего плохого?

– Все, что я хочу сказать, это то, что отец думал, что он делает как лучше.

– Ну, мои идеи отличны от его и отныне я один буду решать, что лучше. И завтра, когда мы опять поедем в город, мы посмотрим, какие дома там продаются.

– Я думаю, нам стоит немного подождать. Неприлично заниматься этим, когда со смерти нашего отца прошло всего тридцать шесть часов.

– А когда это будет прилично? – спросил Мартин.

– Я думаю, что мы, по крайней мере, должны заняться этим после похорон, – сказала Нэн.

* * *

Двумя днями позже они стояли на церковном кладбище и наблюдали, как опускают гроб их отца в могилу, рядом с гробом матери. Когда ушли люди из похоронной конторы, викарий мистер Хиксон проводил их до ворот кладбища и помог Мартину, который был все еще на костылях, сесть в экипаж.

Это был чудесный, солнечный день, в воздухе чувствовалась весна, птицы трудились над постройкой и починкой своих гнезд в ветвях деревьев. Они ехали мимо домов с садиками перед ними, огороженными низкими каменными стенами. Это были дома, которыми так восхищалась Нэн, когда приходила к церкви проведать могилу матери. И теперь, проезжая по улице, она вдруг увидела на воротах одного из домов белую табличку, на которой было написано «Продается с аукциона». Внизу было приписано имя аукциониста. Это был коттедж в самом конце улицы – за ним начинались поля и пастбища – и Нэн, не веря своим глазам, указала на дом Мартину:

– Мартин, посмотри.

– Господи, благослови!

– Ты думаешь?..

– Это то, что нужно.

Коттедж был пуст, они это видели, окна были без занавесей. Торги должны были состояться в марте, десятого числа, а разрешение на осмотр можно было получить у мистеров Томсона и Харгривза. После короткого обсуждения Мартин сошел у коттеджа, а Нэн поехала за ключом.

Неловко, оттого что был на костылях, он открыл ворота и вошел во дворик. Слева, недалеко от тропинки, была невысокая каменная стена, отгораживающая садик от соседей. Поскольку была ранняя весна, сад был почти голым, но кое-где были видны вечнозеленые растения, а на вишневых деревьях и смородиновых кустах уже набухли почки.

Поскольку коттедж был крайним, его сад был шире остальных. За домом росли фруктовые деревья – яблони и сливы, по другую сторону был огород с кустами малины и грядками брокколи. Когда Мартин вплотную подошел к ограде, он увидел поля и пастбища, по которым протекал ручей. В двух или трех сотнях ярдов от дома ручей впадал в Лим, а еще через сотню ярдов от этого места стояла фабрика «Шервез». Мартин не видел фабрики из-за деревьев, которые росли на берегу реки, но он слышал шум водяных колес и монотонный стук работающих станков.

Он повернулся и пошел обратно по направлению к дому. Вскоре приехала Нэн с ключами.

– Мистер Томсон предложил сопровождать меня, но я подумала, что будет лучше посмотреть все самим.


Да, это было действительно лучше, потому что никто их не стеснял. А Нэн, которая за всю свою жизнь не входила в приличный дом, могла вволю восхищаться, потому что дома в этом районе были действительно хорошие. В передней гостиной, например, была не только каминная чугунная решетка, но и дубовая полка над камином, покрытая резьбой в виде виноградных листьев и плодов. А в кухне была именно такая сверкающая плита, о которой говорил Мартин. За кухней было помещение с паровым котлом и керамической раковиной.

Нэн не могла насмотреться на все это. Она переходила из одной комнаты в другую, поднималась в спальни и снова спускалась вниз. Но больше всего ее притягивали две гостиные и кухня, потому что она уже воображала, как разгорается хороший уголь в плите, представляла стоящую там мебель – похожую на ту, что она видела на ферме Хей-Хо. И конечно же, ей нравилась маленькая гостиная с голубыми полосатыми обоями на стенах и белым потолком. И везде было так чисто и сухо! Потолок, стены, каменный пол – все было таким сухим, что суше не бывает, и это, после Скарр, казалось ей просто чудом. Правда, Мартин нашел влажное пятно на стене кухни, под одним из окон, но что означало одно маленькое пятно, размером с ладонь, когда все остальное было абсолютно сухим!

– Да, это не страшно, – согласился Мартин. – Это хорошо построенный дом, тут нет никаких сомнений.

– Это не просто дом – это дворец, – сказала Нэн.

– Значит, тебе он нравится?

– О, Мартин, а тебе разве нет?

– Да, – ответил он, улыбаясь. – Я думаю, он нам подойдет.

– Я не могу в это поверить. Только подумать, мы с тобой будем жить в таком доме! – Но тут ее лицо затуманилось. Она посмотрела на него со слезами на глазах. – О, дорогой! Это плохо с нашей стороны, смеяться и говорить так, когда нашего отца только что предали земле.

– Я не вижу в этом плохого. Отец умер, но мы живы. Живые должны заниматься делами. – Он повернулся и направился к двери. – Пойдем посмотрим сад, – сказал он.


В Чардуэлле продавались и другие дома, среди них было несколько просто чудесных, и на протяжении следующих трех недель, по совету мистера Годвина, Мартин и Нэн осмотрели их все. Но никакой так их не очаровал, как дом под номером шесть рядом с церковью, и они с нетерпением ожидали начала торгов.

Нога Мартина медленно поправлялась. Опухоль уже почти опала, боль утихла. В конце второй недели он уже пытался потихоньку ходить без костылей, а еще через неделю вообще мог обходиться без них. Скоро он вернулся к строительству часовни в Роуэлл-Кросс, наняв двух человек в помощь по объявлению в «Чардуэлл газетт». Он купил новую крепкую телегу и новую лебедку.

Эти два человека, которых он нанял, были не только опытными каменщиками, но и каменотесами. Раньше они работали в Стеннетс, известной каменоломне в шестнадцати милях от Скарр, но она была выработана, и они потеряли работу. Старший из двух, Томми Ник, был мастером в Стеннетс. Ему было за сорок, он был невысокого роста, но очень крепок и удивительно силен. Другому, Бобу Селлмэну, было около двадцати. Мартин хорошо ладил с ними обоими, они были умны, трудолюбивы, на них можно было положиться; работа на строительстве часовни продвигалась вполне удовлетворительно. Мартин сообщил им, что если они хотят, он может предложить им постоянную работу, и рассказал им о своих планах насчет Скарр. Они были заинтересованы в работе и назвали Мартину имена еще трех человек, своих приятелей, которых это тоже могло заинтересовать.

– А что сделали с оборудованием, когда Стеннетс закрылась? – спросил Мартин. – Оно было продано?

– Да, его купил Рэдли Браун. Но если вы хотите оснастить все как следует, вам надо обратиться к «Уэттл и Сын», владельцам литейного цеха. Там можно купить самое лучшее оборудование.

– Хорошо. А вы могли бы пойти со мной, чтобы дать совет.

Вечером десятого марта Мартин и Нэн отправились на торги. Мистер Годвин присоединился к ним, поскольку, как опекун Мартина, он должен был подписать сделку. Дом обошелся в сто девяносто пять фунтов. Мартин и Нэн торжествовали, а мистер Годвин пригласил их на обед, чтобы отпраздновать это событие. Он поднял бокал вина, пожелав им уюта и долгих лет жизни в новом доме и всяческих успехов Мартину в деле расширения Скарр.

Обещание мистера Годвина, что Мартин найдет в его лице разумного человека, полностью оправдывалось, его опекунство никогда не было назойливым. Он внимательно наблюдал за Мартином, его советы всегда были дельными, но в то же время он давал молодому человеку свободу действий, позволяя все делать самому. Он был очень вежливым и деликатным, и через короткое время Мартин и Нэн считали его своим хорошим другом. Однажды, когда Мартин высказал удивление по поводу того, что ему предоставляется так много свободы, мистер Годвин улыбнулся и сказал:

– Я знаю о вас больше, чем вы думаете. Не только от вашего отца, но и от моих хороших друзей из Ньютон-Рейлз. Кэтрин Тэррэнт очень высокого мнения о вас – о вашем уме и вашей честности, – а это хорошая рекомендация. Ну, вот. Я смутил вас. Но это лишь дань должному.


Нэн с трудом сдерживалась те три недели, которые предшествовали покупке дома. Но теперь наконец она могла заходить в дом, когда ей было угодно, наводить в нем чистоту, ухаживать за садом и – что было огромной радостью для нее – могла познакомиться с соседями. Они с Мартином купили мебель, которая им понравилась, не говоря уже о ковре, занавесях, посуде и о новой кухонной утвари.