Наталья Винокурова - Ущипни меня. Сказка на ночь

Он прервался, терпеливо выслушивая возражения мужчины, а потом невинно переспросил:

– Надеюсь, вы не полагаете, что это самоубийство?.. Я вас уверяю, Татьяна Григорьевна не могла такого совершить. Она была крайне прилежным, компетентным, эмоционально зрелым сотрудником. Единственная пагубная привычка, которую она имела – это курить в бухгалтерии, сидя на подоконнике. Причём она нередко свешивала ноги вниз и сильно высовывалась наружу, чтобы не срабатывал датчик дыма. Я не раз её ругал, штрафовал и предупреждал о высокой степени риска, которому она себя тем самым подвергала, но, к сожалению, я чисто физически не мог присматривать за ней постоянно. Я готов ручаться перед вами, что это ни в коем случае не суицид, а просто трагическая случайность. К тому же, рядом с её телом была найдена недокуренная сигарета. Следствие ещё ведётся, однако я более чем уверен, что сотрудники полиции придут к такому же выводу. Григорий Петрович, вы обязательно должны отпеть её, как положено по христианским традициям, и похоронить на кладбище рядом с другими вашими родственниками. Она ни в чём не виновата. Сегодня же я займусь вопросом полной компенсации вашей семье всех ритуальных услуг… – видимо, с другого конца провода на него посыпались извинения, потому что после паузы он непринуждённо откликнулся. – Ничего страшного, я всё понимаю. Все мы подчас ошибаемся в людях.

Сладким голосом он ещё раз принёс скорбящему отцу свои глубочайшие соболезнования, вежливо попрощался с ним, но в следующую секунду, нажав на «отбой», с раздражением процедил:

– Вот старый пердун!..

– Алекс, – тихо перебил его я. – А правда, что там нашли сигарету?

Саша внимательно на меня посмотрел, молча изучая черты моего лица.

– Да, правда, – наконец ответил он, а потом с облегчением добавил. – Прости, мне опять звонят.

* * *

Прошло несколько дней, и острое, прожигающее чувство горести сменилось апатичным оцепенением. Мне удалось смириться с потерей близкого человека и принять текущее положение вещей как неизменную данность. Разумеется, я не стал от этого счастливее, но и безрассудных метаний больше не предпринимал. Моя энергетика восстановилась, пробой в груди исчез.

Алекс заставлял меня регулярно принимать успокоительные таблетки, от которых я отключался как убитый и совсем не видел снов, поэтому мы с Мариной больше не встречались. Правда, наяву я продолжал чувствовать её незримое присутствие. Между нами сохранялась тесная, неразрывная, нерушимая связь. Это трудно объяснить, но временами я даже улавливал её мысли внутри своей собственной головы. Я был уверен, что они принадлежали именно ей. Они могли принадлежать только Марине, и никому другому.

«Знаешь, а я уже совсем на тебя не злюсь. Несмотря на то, что ты сделал, ты для меня по-прежнему самый близкий на Земле человек. Каждый день без тебя оставляет в моей душе новый глубокий шрам…»

«Родной мой, встретимся ли мы снова?.. Всё ли с тобой хорошо? Я так переживаю за тебя, не нахожу себе места и уже выплакала все слёзы. Прости, что не могу сейчас быть рядом! Скажи, как ты себя чувствуешь?..»

«Слышишь ли ты меня, любимый? Правда ли, что мы можем вот так общаться, или я окончательно сошла с ума от одиночества? Существует ли вообще астрал, или я всё это придумала, помешавшись с горя?.. Если расстояния действительно над нами не властны, если мы на самом деле можем общаться вот так, через километры, то поговори со мной, пожалуйста!.. Макс, пожалуйста, отзовись…»

«Мариночка, правда ли я сейчас слышу тебя или же просто тронулся умом? Я ни на секунду не могу забыть о тебе и ужасно скучаю, а не считая этого у меня всё в порядке. Иногда я задаюсь вопросом: а вдруг ты – просто вымысел? Плод моей фантазии, иллюзия, очередная галлюцинация?.. Ты для меня дороже всех на свете, но как я могу узнать наверняка, существуешь ли ты? И если ты существуешь, то где мне тебя отыскать?.. Прошу, звёздочка моя, не молчи. Ответь мне…»

Два внутренних голоса на разных концах города вторили друг другу почти слово в слово, в одно и то же время, практически в унисон. Сами того не осознавая, два человека были связаны особым слухом – интуитивным – мы повторяли похожие фразы и просили об одном и том же: подать знак, заговорить, выйти на контакт, хотя фактически мы уже говорили – на особом, деликатном и очень тихом языке сердца. Несмотря на то, что физически мы находились далеко друг от друга, духовно мы были очень близки. Ближе не бывает – на расстоянии одной только мысли.

Наши беседы оказались для меня настоящим спасением в эти нелёгкие дни. Всё вокруг было разрушено, и только ты, единственная, осталась со мной и помогла мне удержаться на ногах. Когда больше никто в этом мире не мог меня выслушать и понять, когда боль, пожирая все остальные чувства, достигла апогея, и с губ моих готовилось сорваться отчаянное «сдаюсь!» – в этот самый момент я ощутил биение твоего голоса внутри своей груди: «Просто иди вперёд. Даже если мы не вместе, моя душа всегда рядом. Ничего не бойся, я с тобой».

Конец первой части

– Очень приятно, Максим Олегович. Меня зовут Анна.

Ну вот и приехали, – про себя подумал я, садясь в глубокое кожаное кресло в кабинете психотерапевта. Молодая женщина в белом халате доброжелательно улыбнулась, поправила свой бейдж, а затем протянула мне руку. «Анна Владимировна Белл», – прочёл я на карточке и тут же задумался, вспоминая, где мог слышать эту необычную фамилию. Случайно не её ли родственнику звонил тогда Алекс?.. С опозданием отреагировав на приветственный жест доктора, я обменялся с ней рукопожатиями.

– Что вас ко мне привело? – Анна выложила на стол папку-планшет с закреплённым на ней чистым листом, готовясь за мной записывать.

– Сам не знаю, – смущённо брякнул я и тут же поправился. – Ну вернее как, знаю, конечно, друг посоветовал обратиться.

– Александр Коршунов, верно? Они с моим супругом хорошие приятели.

– К сожалению, с вашим мужем я не знаком, – вежливо отозвался я, – но помню, что он один раз вытащил Сашку из серьёзной передряги. Может быть, и вы меня тоже вытащите…

– Давайте разбираться, – врач с готовностью кивнула. – Когда ваш друг дал вам совет записаться ко мне в клинику и что, как вы считаете, послужило этому причиной?

– Это произошло после смерти моей бывшей девушки. Хотя, знаете, он давно намекал на то, что мне нужно лечиться.

– Он посчитал, что вы в одиночку не справитесь с потерей близкого человека?

– Не совсем так. Не спорю, терять близких тяжело. К тому же, она упала из окна высотки прямо на мой автомобиль, и я был сильно шокирован, увидев её лежащей там, всю в крови… Но мне удалось быстро смириться с этой трагедией. Понимаете, я её не любил – собственно, так я ей и сказал накануне происшествия. Наверное, поэтому она и сбросилась.

– Я вас поняла. Вы вините себя в этой ситуации?

– Поначалу да, я подумал, что нужно было быть с ней помягче, как-то полегче всё объяснить… А потом мне стало гораздо спокойнее. Мне больше не нужно никого обманывать и разрываться между двумя женщинами.

– Уточните, пожалуйста, что вы имеете в виду?

– Я люблю другую, а с Таней оставался только из жалости.

– Могу я спросить, как зовут вторую женщину?

– Можете. Марина.

Хотя у меня не было ни грамма неприязни к Анне (психотерапевт вела себя крайне учтиво и вежливо), как только мы открыли тему личных отношений, моя разговорчивость куда-то улетучилась. Теперь ей приходилось буквально клещами вытягивать из меня слова, чтобы докопаться до истинной цели визита:

– Расскажите немного о ваших отношениях с Мариной. Как вы думаете, ваши чувства – взаимные?

– Я точно не знаю, но очень похоже на то. По крайней мере, каждый раз, когда мы виделись, она давала понять, что скучает по мне так же, как и я по ней.

– Вы говорите «виделись», то есть сейчас вы не встречаетесь?

– После того, как Марина узнала о Тане, она очень расстроилась, и с тех пор перестала ко мне приходить. Может это и к лучшему – незачем ей видеть меня в таком состоянии. Но, честно говоря, это именно то, что сейчас волнует меня больше всего.

Я заметил, как Анна облегчённо выдохнула. Она обрадовалась тому, что хотя бы что-то начала понимать. Правда, это ей так только казалось – она и представить не могла, насколько запущенный случай ей подкинула в моём лице судьба.

– А вы пытались связаться с ней после того случая? Пробовали ей позвонить, извиниться, объяснить всё?

– Нет, не пытался.

– Почему?

– У меня нет её телефона.

– Как же вы поддерживали с ней общение? – брови Анны едва заметно нахмурились.

– Она просто приходила.

– К вам в гости?

– Ну да. Каждую ночь.

– А её адрес вы тоже не знаете?

– Нет, но я знаю места, где она любит гулять.

– Вы были там?

– Я несколько раз пытался туда отправиться, но ничего не получилось.

– По какой причине?

– Наверное, всё дело в таблетках. Я слишком глубоко сплю.

Я осёкся, поняв, что ляпнул лишнего. Сказать по правде, изначально я вообще не планировал рассказывать медикам про свои приключения во сне, потому что ни один доктор правильно меня не понял бы, но сейчас пришлось признать: в некоторой мере мне даже нравилось то, как Анна меня прощупывала. Наш разговор представлялся мне своеобразной игрой, и с каждой секундой я становился всё более азартен, любопытствуя, сможет ли она раскусить своего очередного пациента.

– К слову о таблетках. Какие препараты вы на данный момент принимаете? – Анна, казалось, не уловила подвоха в моей последней фразе.

– Саша давал что-то успокоительное. Если это важно, могу сейчас позвонить ему и уточнить название.

– Пока не нужно. Правильно ли я поняла, из-за этих таблеток у вас присутствует сильная сонливость в течение дня, поэтому Вы не выходите из дома?

– Нет, днём всё в порядке, а вот ночью выключаюсь намертво.

– Вы с Мариной встречались только по ночам? – в её голосе снова зазвучало лёгкое удивление. Она и не подозревала, как близка была к разгадке.

– Да.

– Вы боялись, что днём вас мог увидеть кто-то из её или ваших знакомых?

«Холоднее», – про себя прокомментировал я, вслух же проговорил сдержанно:

– Я понимаю, к чему вы клоните, но нет. Теоретически никто не препятствовал нам видеться днём или вечерами.

– Тогда, будьте добры, объясните мне подробнее?

Я замялся, будучи не в состоянии подобрать нужные слова.

– Всё очень сложно.

– Максим Олегович, вы можете говорить со мной свободно, я не собираюсь вас осуждать. Более того, я уверяю вас, что вся информация, которая звучит в этом кабинете, строго конфиденциальна…

– Дело не в осуждении.

– А в чём заключается трудность?

Я опустил голову. Посмотрел сначала по сторонам, потом снова вниз – на свои руки – и нервно потеребил манжет толстовки. Мне стало дискомфортно.

– Позвольте мне называть вас просто по имени, без отчества? – спросила Анна смягчившимся голосом.

– Пожалуйста.

– Максим, вы пришли сюда для того, чтобы улучшить свою жизнь и эмоциональное состояние, правильно?

– Думаю, да.

– Возможно, какое-то время вы пытались решить проблему самостоятельно, но ваши действия не привели к успеху или даже усугубили дело, это так?

– Да.

– Вы признаёте, что для решения ситуации вам требуется помощь другого лица?

– Боюсь, что да. Без помощи тут не обойтись. Мне на самом деле очень тяжело говорить, простите…

– Ничего страшного. Давайте просто попробуем быть максимально искренними друг с другом. Любой человек, прежде чем он сможет помочь, должен сначала увидеть суть проблемы, а для этого потребуется ваше умение открываться.

На некоторое время уютный, заставленный цветами кабинет наполнила тишина. Доктор смотрела на меня своим поддерживающим, участливым взглядом в ожидании реакции. Я тоже смотрел на неё, но иначе – растерянно, затравленно, скованно.

– А если я всё расскажу как есть, вы у меня права не отберёте? – вдруг выпалил я, нарушая молчание, и тут же пробормотал тише. – Хотя зачем мне теперь права, машины ведь больше нет…

– По этому поводу можете не переживать, – Анна тактично улыбнулась. – Это не психиатрический диспансер, и я не собираюсь ставить вас на учёт. Я всего лишь психотерапевт. Возможно, я пропишу вам медикаменты, во время приёма которых не рекомендуется садиться за руль, но даже в этом случае вы сами решаете, принимать их или нет.

– Ну, хорошо. Вы меня уговорили. Сейчас я вам всё объясню…

Сначала Анна только изредка делала пометки, но потом принялась записывать за мной почти слово в слово. Заготовленный лист быстро заполнился с двух сторон мелким, убористым почерком, и вскоре ей пришлось достать из ящика стола целую стопку бумаги.