Дверь ее квартиры располагалась прямо напротив. Сидония вынула второй ключ. В ту долю секунды, когда она переступала порог своего нового жилища, Сидония почувствовала, как в ушах у нее зазвучали фанфары судьбы и появилось ощущение, что где-то вспыхнула новая звезда. Сидония была одновременно обрадована и испугана — ей казалось, будто дом сам оценил и благосклонно принял ее. Спустившись по короткой лестнице, она открыла дверь, выходящую в сад, и оказалась на террасе, с которой на огороженную стеной лужайку вели три ступени.

Калитка в дальнем углу сада выходила на аллею Холленд, но, очевидно, из соображений безопасности, она была прочно заперта на замок и щеколду, и, когда Сидония попыталась открыть щеколду, та оказалась заржавленной.

«С этим мы еще разберемся», — решила Сидония, которая была одержима неприязнью ко всем испорченным вещам.

Даже под проливным дождем сад не утратил своего очарования. Сидония представила, как будет выглядеть терраса, уставленная белой металлической мебелью, с яркими цветами герани в терракотовых вазонах и двумя большими креслами в тенистом уголке. «Почему с двумя? — вдруг мысленно удивилась она и покачала головой. — Должно быть, старые привычки дают о себе знать.

Однако она не позволила себе думать об этом, не желая портить первые минуты пребывания в новом доме воспоминаниями о Найджеле и прошлом. Дождь усилился, и Сидония заспешила в дом. Она налила себе вина из привезенной бутылки.

— За квартиру с садом! — провозгласила она, обращаясь к пустым комнатам, и подняла стакан.

К пяти часам дня комната заполнилась вещами, вся посуда стояла на полу посреди гостиной, растения столпились в ванной в ожидании, пока хозяйка выберет для них постоянные места.

— Ну, все, хозяйка, — заявил старший грузчик. — Желаю вам хорошо устроиться. Если хотите знать, я думаю, вы нашли себе уютное гнездышко.

— Спасибо, — отозвалась Сидония и выудила из сумочки мелочь. — Выпейте за меня.

— Непременно, хозяйка. Вам больше ничего не нужно?

— Нет, сегодня я не буду возиться с уборкой. Лучше пораньше лягу спать.

— И правильно сделаете. Ну, тогда мы уходим.

— Спасибо за все. До свидания.

Когда грузчики ушли и в квартире сразу стало тихо, Сидония по давнему совету своей матери первым делом застелила постель. Затем, чувствуя нарастающее утомление, отправилась на кухню, накормила кота, приготовила себе чай и тосты и взяла поднос с едой в спальню. Забравшись в кровать, она поняла, что от усталости не хочет есть, поэтому только выпила чаю и закрыла глаза. Сон пришел почти сразу — самый удивительный из тех, какие она когда-либо видела.

Сидонии снилось, что она идет в темноте по саду и вдруг видит, что калитка в стене широко распахнута. Быстро пройдя через нее, девушка обнаружила, что находится на аллее Холленд, отделяющей Холленд-Парк от Филимор-Гарденс. Неизвестно почему, но она направилась по аллее к Холленд-Хаусу, когда внезапно с темного неба засияла луна, ярко освещая открывшуюся перед Сидонией картину.

К собственному изумлению, Сидония увидела, что большой особняк не разрушен во время войны зажигательной бомбой, как она считала. С восхищением и трепетом она оглядывала огромный двор, окруженный с двух сторон сводчатыми галереями и открытыми балконами над ними. Отодвинувшись на треть двора вглубь, выделялось центральное крыло дома — с башнями и выступами, со множеством вычурных блестящих окон. Ворота работы Иниго Джонса больше не существовали, и все же вдалеке виднелись два портала и отделяющая их решетка.

Сидонии показалось, что во всем доме одновременно зажгли множество свечей, ибо окна ярко осветились. Изнутри послышалась музыка, голоса и смех. Сидония встревожилась и собралась уйти. Страх нарастал, она хотела бежать и вдруг обнаружила, что с трудом может двинуться с места. Но худшее было еще впереди — подойдя к калитке своего сада, Сидония увидела, что она вновь заперта изнутри. Она заколотила по калитке кулаками, крича: «Впустите меня!» — и проснулась от собственного крика.

Сначала она долго не могла сообразить, где находится, и с удивлением разглядывала высокий викторианский потолок с лепными розетками и карнизами, не узнавая его. Затем воспоминания о переезде и новой квартире вернулись к ней, заставив Сидонию криво усмехнуться. «Так мечтала жить здесь — и в первую же ночь была измучена кошмаром», — пробормотала она. Впрочем, ее сон нельзя было назвать кошмаром — в нем чувствовалась некая ускользающая красота. Сидония взглянула на часы — точно так же, как делала утром. Было всего восемь вечера, за окном еще не сгустились сумерки. Решив, что мучиться бессонницей просто смешно, она вскочила с постели.

В ванной она уставилась на свое отражение в зеркале, забытом прежними хозяевами. Под ее глазами, такими лучистыми, что они казались почти золотыми, залегли густые тени, волосы сбились и потеряли блеск, как шкура больной лисы. Кожа и та утратила обычный здоровый вид и казалась бледной и увядшей.

— Невеселое зрелище, — заметила Сидония своему отражению, которое сгримасничало в ответ.

После длительного купания она вернулась в комнату, подошла к окну и долго вглядывалась в сторону Холленд-Хауса. Садовая ограда почти полностью заслоняла обзор, так что, даже встав на стул, Сидония не сумела ничего разглядеть.

— Интересно, успели ли его реставрировать, — обратилась она к коту, который свернулся клубком и мирно спал в изножье кровати. — Завтра увижу. А пока — снотворное. Если я не высплюсь и сегодня, особой пользы это не принесет.

Приняв такое решение, она почитала и послушала радио до одиннадцати, а затем приняла снотворное — обычно она брала его на гастроли на тот случай, когда бывало трудно заснуть в душных номерах отелей. Спустя десять минут сознание отключилось, и на этот раз ее не потревожил ни один сон.

Первое утро в новом доме прошло удачно. Сидония встала в семь после крепкого сна и принялась разбирать вещи, а ближе к полудню уехала за покупками. Покончив с делами, она наскоро перекусила и отправилась осматривать окрестности, почти машинально свернув в сторону Холленд-Парка.

Вчерашний ливень кончился ночью, и с утра вновь выглянуло солнце, играя на блестящих лепестках цветов в саду. Поскольку день был субботний, повсюду встречалось множество отдыхающих и туристов, что втайне возмущало Сидонию, пока она шла по аллее Холленд по направлению к особняку. Как только особняк оказался в поле ее зрения, у Сидонии вырвалось удивленное восклицание, ибо там, где во сне она видела прекрасное и величественное здание, ныне оставался один этаж и галерея; впрочем, восточное крыло уже успели отреставрировать. Немецкая бомба жестоко совершила то, чего не удалось сделать четырем столетиям, и лишила особняк былой красы и славы.

Следуя указателю «Театр Холленд-Парк», Сидония прошла по Ночной аллее, которая огибала руины здания на некотором расстоянии от них. Внезапно она остановилась — там, куда она зашла, лестница и кирпичная стена совершенно закрывали обзор. Сидония чертыхнулась и прошла дальше.

Там, где некогда располагался парадный вход в Холленд-Хаус, теперь, очевидно, был театр — арки, окна и лестницы служили декорациями, а во дворе перед руинами собиралась публика. Желая рассмотреть особняк поближе, Сидония прижалась к запертым воротам между уцелевшими порталами Иниго Джонса и тут же увидела, что слева от ворот имеется малоприметный проход с грозной табличкой: «Не входить!». Отодвинув ее в сторону и, на всякий случай, придав себе серьезно-официальный вид, Сидония вошла во двор.

Вблизи особняк выглядел еще более жалким, разрушенным и забытым, только восточное крыло отдаленно напоминало о величественном здании, которое Сидония видела во сне. Улыбнувшись двум рабочим, которые с любопытством взглянули на нее, Сидония подошла поближе.

Сводчатые галереи, где некогда прохаживались, спасаясь от жары, модно разодетые щеголи в париках, пребывали в плачевном состоянии. Сидония живо представила себе постукивания высоких квадратных каблучков и шорох огромных кринолинов по галерее, где можно было подышать свежим воздухом, не соприкасаясь с не всегда идеально чистыми дорожками парка.

«И в дождливые дни здесь можно было неплохо провести время», — подумала она и тут заметила дверь, которая располагалась в отдаленном конце восточного крыла и показалась Сидонии подлинной, уцелевшей с далеких времен. Не зная, почему она вдруг решилась на такой поступок, Сидония толкнула дверь прежде, чем смогла остановить себя, и с нарастающим удивлением заглянула в проем.

Она вступила в прохладу коридора с паркетным полом и на мгновение испытала кошмарное ощущение — казалось, вокруг нее закрутился черный вихрь. Но ощущение исчезло так же стремительно, как и появилось, и Сидония приписала свою минутную слабость сознанию того, что теперь она стала нарушительницей порядка. Несмотря на слабость и то, что ее могли застигнуть в любой момент, Сидония с любопытством огляделась.

Кто бы ни реставрировал восточное крыло, он блестяще справился со своей задачей, ибо абсолютно подлинными казались не только интерьер, но и мебель в доме. Более того, длинная античная лестничная площадка, видная из холла, где сейчас стояла Сидония, была украшена великолепными георгианскими зеркалами.

«Должно быть, тут устроили музей», — заключила Сидония удивившись, что здесь в субботний летний день не видно вездесущих туристов. В полной тишине, она неторопливо поднялась по лестнице, разглядывая богатое убранство, способное соблазнить на кражу любого коллекционера.

Наверху коридор поворачивал вправо, затем влево, и Сидония увидела, что он освещен свечами — большинство их было укреплено возле зеркал, отражающих свет.

— Что же это такое? — вслух произнесла она и остановилась у двери, находящейся справа, стараясь подавить искушение заглянуть в комнату. Не сумев справиться с собой, она осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь.

Комната оказалась спальней с великолепно отреставрированной мебелью георгианской эпохи и камином, в котором потрескивали дрова. Сидония во все глаза рассматривала кровать с пологом, мебель палисандрового дерева и девушку, сидящую за туалетным столиком спиной к двери. Ее отражение ясно виднелось в зеркале.

Эта девушка со смоляными кудрями, рассыпанными по плечам, будто сошла с полотен Джошуа Рейнольдса в своей свободной, отделанной лентами одежде. Минуту-другую она не замечала присутствия Сидонии, а затем увидела ее в зеркале. Сидония успела разглядеть, что у незнакомки блестящие и глубокие как море глаза и прелестно очерченные губы. Внезапно опомнившись, Сидония прикрыла дверь, повернулась и сбежала по лестнице, промчалась по холлу и опрометью выскочила наружу, твердо зная, что впервые в своей жизни увидела призрак.

Потом, в уютной атмосфере собственной квартиры, Сидония выругала себя за глупость. Очевидно, она видела актрису театра в Холленд-Парке в одной из гримерных, скопированных по манере того времени для пущего эффекта.

— Я просто дура, — сказала она коту, который выгнул спину и замурлыкал, выклянчивая еду. Он уже освоился в квартире и успел воспользоваться откидной дверцей, выходящей в сад. — Кажется, тебе определенно нравится здесь, — заключила Сидония, погладив кота, — но надо еще решить проблему с соседями.

Кот дернул ухом.

— Да, знаю. Надо поговорить с ними сегодня же. Нелегко жить рядом с музыкантшей, а мне нелегко объясняться по поводу шума.

Кот повертел головой — его тоже не слишком радовали те дни, когда Сидония готовилась к концертам.

— Не следует поддаваться глупому страху. Я позвоню к ним через полчаса — обещаю!

Кот утратил интерес к беседе и прошествовал к лестнице.

Спальня с занавесками на окнах и вещами Сидонии на туалетном столике выглядела вполне презентабельно Сидония уселась перед зеркалом, готовясь к предстоящему трудному разговору и одновременно думая об очаровательной девушке, которая как будто явилась из прошлого века.

— Теперь — одежду и макияж, — очень решительно заявила Сидония и начала собираться.

Она тщательно потрудилась над собственным тонким и выразительным лицом. Однажды ей сказали, что у нее чувственный рот, и Сидония была готова поверить этому. За исключением периодов депрессии, уголки ее губ всегда приподнимались кверху, и это в сочетании с широко расставленными огромными глазами придавало ей очаровательный вид. Но, разумеется, лучшим ее украшением были волосы. В кругу музыкантов Сидонию прозвали Лисичкой, поскольку немногие из друзей могли найти точное определение цвету ее богатых оттенками пышных волос, в котором, однако, отсутствовали тона меди или имбиря. Это был глубокий, сочный каштановый цвет.

Сидония выбрала губную помаду клубничного цвета, который ей шел. Она не считала, что к цвету ее волос подходят, только особые тона косметики, и красилась так, как ей нравилось.

— Ну, как я выгляжу? — обратилась она к вернувшемуся коту. Тот зевнул и выбежал на кухню. — Благодарю за комплимент! — произнесла Сидония вслед его удаляющемуся хвосту и быстро высунула язык, подумав, что любой человек, увидев ее в эту минуту, счел бы сумасшедшей. — Ну ладно, — вздохнула она, решительно направляясь к входной двери. — В конце концов, это результат холостяцкой жизни.