— Тебе она нравится? — спросила она у Донни.

— Самое прекрасное место, какое только можно вообразить. Какое величие! Как тебе повезло, что столько лет ты провела здесь прежде, чем кончился Золотой век этого дома.

— Он еще воскреснет, — с уверенностью ответила Сара. — Я всем сердцем чувствую, что дни славы Холленд-Хауса еще не завершены.

— Да, его конец стал бы трагедией, — капитан Напье всмотрелся вдаль. — Похоже, надвигается гроза. Нам лучше поспешить.

— Да, но давай подъедем как можно ближе, прежде чем повернем обратно, — попросила у него Сара, чувствуя, как падают ей на лицо первые крупные капли дождя, а туча стремительно заволакивает прежде чистое небо.

— Мне бы хотелось взглянуть на дом, — подтвердил Донни.


Самое ужасное, что какая-то частица его мозга продолжала функционировать нормально, наблюдая все его холодные и решительные поступки. Однако, подобно заключенному, она была бессильна, не могла контролировать остальные части. Этот беспомощный наблюдатель, как называл его Найджел, мог следить, мог даже предупреждать, но не имел власти над другими возбужденными чувствами, прилива которых он достигал при правильном сочетании напитков и наркотиков.

Он вошел в Холленд-Парк самым простым способом — всего лишь пройдя по дорожке к молодежной гостинице, обогнув ее, миновав Холленд-Хаус. Он слегка пригибался, чтобы его не заметили. Так он попал в парк — с помощью единственного входа, которым он уже привык пользоваться, но сегодня он был в особенно вызывающем настроении и намеревался пересечь парк напрямую, выйти на аллею Холленд и оттуда пробраться к Сидонии.

Он знал, что в сексуальном отношении она еще хочет его, что вся ее притворная ненависть и страх призваны всего лишь возбудить его, побудить к действиям, к применению грубого насилия. Да, если бы только она знала, насколько удачны ее попытки! Он, который был гомосексуалистом в школе, бисексуалом в университете и нормальным человеком только с ней, никогда еще не испытывал подобного желания. Он желал ее так, что едва не кричал от боли, и надеялся, несмотря на все предупреждения его частицы-наблюдателя об ошибке, что одного хорошего совокупления, возможно, с применением насилия, будет достаточно, чтобы заставить Сидонию вернуться и постоянно желать его. Усмехаясь, Найджел обогнул угол разрушенного дома, чувствуя, что он уже готов ко всему.

На другом конце провода послышался голос Джейн Брукс. Сидония знала, что не в состоянии следить за своим голосом.

— Что-нибудь случилось, дорогая? Ты говоришь как-то странно.

— Я очень устала. Думаю, это просто переутомление.

— Тогда устрой себе вечер отдыха.

— Так я и собиралась сделать. Только что хотела подняться в верхнюю квартиру.

— Я звонила по тому номеру, но там включен автоответчик. Финнан уехал?

— Да, читает лекции в Шотландии. Завтра он должен вернуться.

— Знаешь, я так рада. Мы с папой просто очарованы Финнаном.

Как же закончить разговор, не выдавая своих чувств?

— Мама, мне кажется, кто-то звонит в дверь. Пойду посмотреть. Послушай, я перезвоню тебе через час, ладно?

— Конечно, дорогая. Будь осторожна, посмотри, кто там, а потом поднимись наверх.

— Обязательно. Пока.

Повесив трубку, Сидония застыла в холле, прислушиваясь к грохоту собственного сердца, и вдруг, вместо того чтобы сбежать, вернулась в музыкальную комнату, решив, что, если Найджел и в самом деле появится, она поймает его, вызовет полицию и наконец-то сможет отомстить этому человеку. Осторожно выдернув розетку другого, переносного, телефона, Сидония спустилась по лестнице и приготовилась ждать.


— Вот, — торжествующе произнесла Сара. — Разве это не великолепно?

Они остановились у самого дома, у низкой ограды и западных ворот, которые сейчас были открыты — вероятно, к прибытию лорда Розбери. Они стояли у самых ступеней огромного двора.

— Даже в дождь это одно из самых восхитительных мест, какие я когда-либо видел, — удовлетворенно произнес Донни, и любовь Сары вспыхнула с новой силой от его детского восхищения.

Ливень усиливался, и как бы они не желали остаться на аллее подольше, было бы глупо рисковать промокнуть до нитки.

— Лучше вернемся в гостиницу, — предложила Сара, напуганная неожиданной вспышкой молнии.

— Ты отдашь мне вожжи?

— Нет, я хочу править сама. На этой аллее мне знакома каждая выбоина. Здесь я могу запросто обогнать тебя.

С этими словами Сара развернула экипаж, выехала через восточные ворота и направилась назад по аллее, нахлестывая лошадей.

— Боже, какая свобода! — внезапно воскликнула она, встала, сдернула с головы шляпу и засмеялась в приливе радости, еще раз хлестнув мчащихся галопом лошадей.


Спящий парк наполнился еле слышными звуками — шуршанием насекомых, криками ночных пичуг, редким шумом автомобилей на Хай-стрит, а над ними плыл неопределенный гул — гул, который был неотъемлемой частью ночной жизни Лондона, пульсом засыпающей метрополии, большинство тайн которой уже покрылось мраком.

Хотя Найджел слышал все эти звуки, он непрестанно думал о Сидонии и предстоящем наслаждении, экстазе от собственной победы. Чтобы подбодрить себя, он глотнул водки из плоской фляжки, остановившись неподалеку от развалин фасада старинного особняка, на зеленой лужайке. Когда-то на ней играли в крикет и футбол, но в опьянении она представлялась Найджелу огромным пышным лугом, по которому он будет скакать всю вечность на спине огромного вороного жеребца, увозящего его на край света.

Внезапно все прочие звуки заглушил звонкий топот копыт, и Найджел с радостью понял, что сбывается его мечта. Он приедет к Сидонии верхом, перекинет ее через седло и помчит туда, где ему не надо будет делать ничего, кроме как заниматься любовью с утра до ночи.

— Боже мой! — пробормотал он, полный нестерпимого желания.

Конь был уже совсем рядом — Найджел слышал его дыхание и храп, запах его шкуры и разгоряченной плоти.

«В Холленд-Парке не может быть лошадей», — подсказал наблюдатель.

— Что за чушь! — ответил настоящий Найджел, властный и жестокий Найджел, которого любит и всегда будет любить Сидония. Он оглянулся посмотреть.

Почти над ним возвышались два жеребца — мощные вороные животные с пышными султанами из перьев на головах, с упряжью, сияющей, как полная луна. Ими правила женщина — она стояла там, где должен был быть кучер. Смоляные кудри этой женщины разметались по плечам, всем своим видом она напоминала ангела мщения.

Найджел видел, как она уставилась на него полными ужаса глазами, видел, как вскочил с козел мужчина в красном мундире, видел, как прокатываются над ним тяжелые колеса экипажа, а затем его окружили непроглядный мрак и глубокая тишина.


Она мчалась, как ветер, два вороных жеребца из конюшни леди Элбермарл несли экипаж по аллее вязов, воодушевленные энергией Сары, ее желанием начать новую жизнь, ее необходимостью убежать от всех ловушек прошлого.

— Быстрее, быстрее! — кричала она, и ветер трепал ее волосы.

Внезапно перед ней возник мужчина, стоящий на обсаженной деревьями дорожке и устремивший свой взгляд на экипаж. Его рот был широко разинут, как у шута, глаза стали круглыми и неподвижными.

— Черт побери! — крикнул Донни и вскочил на ноги, вырывая у нее из рук вожжи и пытаясь сдержать лошадей изо всех своих сил. Разгоряченные жеребцы отклонились вправо, но пассажиры экипажа уже успели ощутить ужасающий толчок, шум чего-то мягкого и поняли, что несчастный попал под колеса.

— Боже мой! — взвизгнула Сара. — Что я наделала? Что я наделала?

Она расплакалась.

— Успокойся, — скомандовал капитан Напье так, как он привык обращаться к перепутанным первым боем солдатам. — Слезами тут не поможешь. Возьми себя в руки.

С пронзительным ржанием остановленные кони поднялись на дыбы, и Донни спрыгнул с козел так проворно, что Сара, несмотря на свой ужас и панику, подумала, что еще никогда не видывала такого ловкого человека. Он побежал прочь от экипажа, назад по аллее. Прилагая все усилия, ибо ее сердце бешено колотилось, а ноги ослабли так, что едва двигались, Сара начала спускаться с козел.

Она нагнала капитана через несколько минут. Склонившись, он осматривал траву под деревьями, его лицо стало бледным от беспокойства.

— Никаких следов, — произнес он, не поднимая головы.

— Разве он не лежит там, где мы сбили его?

— Нет, и даже трава там не примята, на ней нет ни крови, ни следов — ничего. Должно быть, он отполз подальше. Ищи, Сара, быстрее. Этому бедняге нужна помощь.

Она поспешно подобрала юбки и принялась осматривать восточную сторону аллеи. Но им вдвоем так и не удалось обнаружить неизвестного, и спустя час, за который дождь усилился, а небо совершенно потемнело, Сара подошла к Донни. Он промок до нитки, как и она сама, волосы выбились из-под парика и свисали мокрыми прядями.

— Настоящая тайна, — сказал он, в изумлении покачивая головой. — Он исчез, как будто его и не было. После такого сильного удара он не мог бы убежать далеко.

— Мне казалось, что он сразу умер.

— Честно говоря, я тоже так думал.

— Но что же нам делать?

— Сообщить обо всем привратнику. Попросить его поискать или устроить поиски завтра утром.

— Нам лучше остаться поблизости на один-два дня.

— Верно, — кивнул капитан. — А теперь поедем, дорогая. Ты, должно быть, совсем продрогла.

Сара передернулась.

— Донни, неужели я сегодня и вправду кого-то убила?

Он вновь задумчиво покачал головой.

— Просто не знаю, что сказать. Я мог бы поклясться, что прямо перед нами стоял человек, который исчез непостижимым образом. Вероятно, мы оба видели призрак.

— Может быть, — медленно проговорила Сара, — он был эхом из другого века.


Опасность миновала — она точно знала это. Неуловимым, но определенным образом напряженная атмосфера в квартире и леденящий ужас, от которого все тело как будто покалывало током, исчезли. Более того, окружение квартиры стало таким, каким было прежде, до первого вторжения Найджела — гармоничным и мирным. Однако ужас Сидонии сменился неожиданной печалью: безо всяких видимых причин она обнаружила, что играет самые тоскливые и торжественные из всех известных ей пьес.

«Это реквием», — подумала она, но так и не смогла объяснить, чем была вызвана эта мысль.

После упражнений она заснула, и ее разбудил звонок в дверь, когда уже дневной свет затопил комнату Открыв глаза, Сидония обнаружила, что спала, свернувшись клубком на диване возле телевизора. Потирая глаза и размышляя, который теперь час, Сидония подошла к двери. На пороге стояли двое полицейских — мужчина и женщина. Сидония молча уставилась на них, еще не в силах собраться с мыслями.

— Мисс Сидония Брукс? — спросил мужчина.

— Да.

— Вы позволите нам войти?

— Конечно. А сколько сейчас времени?

— Восемь часов. Простите, что нам пришлось потревожить вас так рано, но у нас печальные новости.

Стоящие в холле полицейские выглядели свежими и молодыми, и Сидония, успев взглянуть на себя в зеркало, отметила, что на вид годится им почти в матери.

Это помогло ей окончательно проснуться.

— Что-нибудь с доктором О’Нейлом?

— Нет, мадам. Вам известен некий мистер Найджел Белтрам?

— Это мой бывший муж. Но почему вы спрашиваете?

— Сегодня рано утром его обнаружили в Холленд-Парке. Произошел несчастный случай.

— Какой случай? Он мертв?

— Боюсь, что да.

Внезапно ей потребовалось сесть — виной тому было не потрясение, а то, что Сидония еще вчера предчувствовала его гибель и играла, прощаясь с ним. Обхватив за плечи, женщина провела ее на кухню. Придя в себя, Сидония обнаружила, что сидит, склонив голову почти к коленям.

— Как это случилось? — слабым голосом спросила она.

Полицейский вздохнул.

— Причина смерти еще не установлена, мадам. Результаты медицинской экспертизы будут известны завтра утром.

— Но просто так люди не умирают. Он слишком много выпил?

— Сейчас мы ничего не можем сказать, но завтра обязательно сообщим вам. Вы не собираетесь уезжать из Лондона?

Последний вопрос прозвучал вполне невинно, тем не менее, его подтекст был ясен.

— Нет, — с горечью ответила Сидония. — Я буду здесь, если не в своей квартире, то в квартире доктора О’Нейла, наверху. Мы живем вместе, — с вызовом добавила она.

Женщина склонилась над ней:

— С вами сейчас все в порядке? Вам может помочь кто-нибудь из соседей?

— Моя подруга, соседка, сейчас на работе. Но со мной все в порядке. — Внезапно ее пронзила жуткая мысль: — Вы хотите, чтобы я присутствовала при опознании?

— Нет, мадам, В этом мы попросили помочь нам брата мистера Белтрама.

— Слава Богу…

— Да. Ну, доброго вам дня.

Проводив полицейских, Сидония побрела в квартиру Финнана и села в гостиной, желая, чтобы он как можно быстрее вернулся. Наконец у нее вырвались слезы, прекрасные слезы облегчения, смывающие все дурные мысли о человеке, за которым она некогда была замужем, оставляя только чувство неизбывной печали от того, что этот мужчина, который некогда был юным и непорочным, пришел в мир, чтобы радоваться жизни, а завершил свой путь в ночном парке, никем не любимый и никому не нужный.