Эванджелина распрямила плечи и попыталась придать своему лицу суровое выражение.

— Мистер Роберте, я вас приютила под своей крышей, почистила, искупала и накормила…

— Как бездомного пса, — добавил Эллиот, печально понурив голову.

— А вы пока не заплатили мне ни одного пенса. Так что не понимаю…

— Ладно, мисс Стоун, — вздохнув, сказал Эллиот и протянул руку. — Вы правы по всем пунктам обвинения, а поэтому, пока мне не предложили спать на подстилке рядом с Фрицем, не проводите ли меня в башню?

— Провожу, — сказала она, откладывая книгу. — Хотя, откровенно говоря, я почти боюсь оставаться с вами наедине, мистер Робертс. В вас слишком много обаяния.

Гость, казалось, даже растерялся от такого откровенного признания, и в его взгляде появилась тревога.

— Я искренне сожалею, мисс Стоун, и даю слово джентльмена, что в дальнейшем у вас не будет причин хоть на мгновение почувствовать себя неуютно в моей компании.

С этими словами он поднялся с дивана и предложил ей руку. Эванджелина, вздохнув и испытав нечто вроде разочарования, хотя это уж совсем не поддавалось никакому объяснению, встала и любезно проводила гостя до площадки главной лестницы, откуда винтовая башенная лестница вела в отведенную ему спальню. Эллиот очень вежливо поблагодарил ее и пожелал спокойной ночи.


В половине первого ночи в Ричмонде старый дворецкий Маклауд отворил тяжелую дверь Страт-Хауса, более века служившего городской резиденцией маркизов Рэннок. В дверь стучали громко и требовательно, поэтому он ожидал увидеть на пороге своего усталого хозяина. Маклауд очень удивился, когда вместо него на пороге появились майор Мэтью Уинтроп и его приятель виконт Линден, которые к тому же нетвердо держались на ногах.

— Добрый вечер, Маклауд, — дружески приветствовал его Линден, зажав в кулаке трость с золотым набалдашником. — Нам необходимо сообщить кое-что очень важное его светлости.

— Важную информацию для Рэннока, — заплетающимся языком добавил майор Уинтроп.

Сквозь очки в серебряной оправе Маклауд окинул взглядом двух щеголевато одетых, сильно подвыпивших джентльменов, стоявших на широких мраморных ступенях перед входом в Страт-Хаус.

— Прошу прощения, господа, но лорд Рэннок еще не вернулся домой. — Он увидел, как джентльмены озадаченно взглянули друг на друга.

Если не считать их несомненной принадлежности к привилегированному классу и сильного запаха спиртного, исходившего от них обоих, то эти двое представляли собой полную противоположность друг другу. Уинтроп был черноволос, широкоплеч и носил обычно мундир военного покроя, тогда как Линден — высокий блондин с ангельски красивой физиономией — был до кончиков ногтей лондонским денди. Для старого дворецкого не было секретом, что эта парочка участвовала во всех нечестивых похождениях Эллиота Армстронга.

Сейчас было трудно себе представить, что в юности лорд Рэннок был совершенно неотесанным и крайне наивным парнем. К концу первого года пребывания в Лондоне репутация Рэннока была испорчена непоправимо. Юный лорд прилагал все усилия к тому, чтобы добиться этого: пил, был вспыльчив, при всяком удобном случае пускал в ход шпагу, а также играл по-крупному.

Однажды поздней ночью после одной особенно азартной игры пьяного маркиза чуть не прикончил рассерженный проигравший партнер. Ему пришлось бы худо, если бы за него не вступились Линден и Уинтроп, которые были лишь немногим трезвее, чем он. Раны Рэннока быстро зажили, обидчику он потом отомстил, но после этого случая весельчак виконт и суровый армейский офицер стали лучшими и единственными друзьями маркиза.

Маклауду было известно, что этим двум джентльменам надлежит оказывать всевозможные почести. Оглядев их с ног до головы, дворецкий деликатно откашлялся и сказал:

— Ну что ж, джентльмены, может быть, вы пожелаете сообщить свою важную информацию сэру Хью? Он дома, потому что у него приступ подагры, и спать еше не лег.

— Отличная идея, Маклауд! — воскликнул майор Уинтроп.

— Вот именно! — возбужденно подхватил Линден. — Идем к сэру Хью.

Оба джентльмена одновременно ринулись ко входу и столкнулись в дверях, запутавшись в собственных конечностях и тростях. Маклауд с полной невозмутимостью поставил Уинтропа на ноги, высвободив его галстук, почему-то обмотавшийся вокруг трости. Он предложил джентльменам присесть, а сам отправился доложить об их приходе сэру Хью.

— Если хотите бренди, наливайте себе сами, — проворчал сэр Хью со своего любимого кресла с подголовником. Распухшая нога пожилого джентльмена была вытянута перед ним и возлежала на горке пуховых подушек, положенных на скамеечку для ног.

— Послушайте, сэр Хью! — воскликнул лорд Линден, слегка покачиваясь на ногах и с любопытством поглядывая на больную ногу. — Больно, наверное, а?

Щеголеватый виконт, неизвестно почему не пожелавший расстаться у входа со своей тростью, сделал движение, словно хотел потрогать ее кончиком воспаленный большой палец Хью.

— Только попробуй прикоснуться, сукин сын, — убью! — раздраженно пророкотал сэр Хью.

— Послушайте, Хью, зачем вы сердитесь? — миролюбиво сказал Уинтроп.

— Наверное, ему нужна женщина, — объяснил ничуть не обидевшийся Линден и тяжело шлепнулся на кожаный диван. — Проклятие Бенэмов, не так ли, старина? — Он уставился затуманенным взглядом на сэра Хью, требуя подтверждения.

— Целых три дня сижу здесь, как в клетке, — проворчал сэр Хыо, раздраженно ерзая в кресле. — А мне кажется, что целых три месяца. Причем по закону подлости именно тогда, когда муж Оливии Джонсон укатил в Рим.

— Ничего не поделаешь: проклятие Бенэмов, — с манерной медлительностью повторил Линден. — Гиперсексуальность. Рэннок тоже этим страдает, не так ли, Хью?

— Вот именно, — неожиданно произнес черноволосый майор. — Из-за этого мы и пришли сюда.

Уинтроп попытался сфокусировать свой обычно зоркий взгляд на сэре Хью.

— Из-за проклятия Бенэмов? — удивился его приятель.

— Нет-нет, — отмахнулся майор.

— Может, вас прислала Ливи? — ожидая какого-нибудь подвоха, спросил сэр Хью.

— Нет-нет, — снова запротестовал майор, расплескав бренди. — Это касается Рэннока. Одна старая история. С Крэнемом.

Лорд Линден решительно стукнул тростью об пол.

— Вот-вот! История с Крэнемом. Мы подумали, что Эллиоту надо знать об этом. Он вернулся.

— Воскрес из мертвых? — удивился сэр Хью. — Опомнитесь, мальчики! Старый козел умер восемь месяцев назад!

Майор Уинтроп покачал головой:

— Речь идет о новом бароне Крэнеме. Сегодня мы видели его в «Бруксе». Около месяца назад он вернулся из Райпура. Он теперь богат, как набоб.

— Говорят, — икнув, сказал Линден, — он отыскал материнское свидетельство о браке…

— … между страниц семейной Библии, — закончил за него фразу майор Уинтроп. — Значит, хоть он и сукин сын, но рожден в браке. И на этот раз Эллиот должен его убить.

Сэр Хью, не говоря ни слова, переводил взгляд с одного на другого. Потом схватил со стола бронзовый колокольчик и позвонил. Откуда-то из тени немедленно материализовался лакей.

— Черт возьми, принеси мне выпить! — рявкнул баронет.

Глава 3

Пожелание спокойной ночи оказалось для Эванджелины пустыми словами. В своей спальне на втором этаже, безжалостно взбивая подушку, пока та не свалилась на пол, она так и не смогла сомкнуть глаз. Наверное, было уже около четырех часов, потому что с тех пор, как часы в холле пробили три, прошла, казалось, целая вечность. Пропади все пропадом! Это он во всем виноват, этот Эллиот Робертс. Какая нелегкая дернула Питера прислать сюда такого человека, чтобы он не давал ей спать по ночам?

Однако Питер, очевидно, обративший внимание на необычайно красивую внешность Эллиота Робертса, наверное, давно забыл о нем. Потому что Питер, как и все, кто ее знал, считал, что Эванджелина Стоун абсолютно не подвержена воздействию мужских чар. К сожалению, так оно и было… до поры до времени. Она не могла бы объяснить, почему так происходило. Очевидно, ей пока не встречался мужчина, который заинтересовал бы ее больше, чем может заинтересовать художника натура.

Возможно, именно поэтому портреты приносили ей мало удовлетворения и она обращалась за вдохновением к образам мифологических героев. Однако не следовало забывать, что Эллиот Робертс, несмотря на его изысканные манеры и физическую красоту, был не мифическим героем, а всего лишь человеком. В его внешности и поведении не было ничего такого, что насторожило бы Питера, который никогда не прислал бы к ней клиента с сомнительной репутацией, потому что Питер, несмотря на свои частые отлучки из страны, был очень внимательным опекуном и преданным другом. И все-таки была в человеке, которого он к ней направил, какая-то загадка… Ну что ж, рано или поздно она ее разгадает. Может быть, все прояснится уже завтра, когда она начнет работать над портретом. Возможно, при свете дня она поймет, почему в его присутствии возникают эти тревожные ощущения и почему его прикосновение воспламеняет ее. Может быть, ей просто не следует к нему прикасаться?

Но Эванджелина была одержима не только красотой этого человека и его нежными прикосновениями. В Эллиоте Робертсе ее завораживало буквально все. У него был низкий, вкрадчивый голос, и даже такая обычная фраза, как: «Не желаете ли еще тушеных овощей? « — звучала у него так, как будто он предлагал что-то гораздо более интригующее. Нельзя не признать, что он вывел ее из равновесия своими заигрываниями, однако теперь, когда внезапный жар где-то внизу живота прошел и колени перестали подгибаться, Эванджелина не могла не спросить себя: а что, собственно говоря, плохого в заигрываниях? Не раз случалось, что мужчины пытались заигрывать с ней, хотя крайне редко это делалось с таким мастерством и никогда не вызывало такую ответную реакцию.

Откровенно говоря, она отлично знала, что было у него на уме прошлым вечером в холле. Однако она осталась под его гипнотизирующим взглядом и разрешила притянуть себя гораздо ближе, чем это было позволительно. Следует отдать должное мистеру Робертсу, он не был навязчив. Более того, он даже извинился потом. И сделал это очень мило. Извинение ее почему-то разочаровало, несмотря на то что она сначала запаниковала, а потом чуть не расплакалась. Эванджелина, как это ни глупо, втайне надеялась, провожая его в башню, что он снова взглянет на нее с озорной улыбкой и возобновит заигрывание.

Девушка сердито откинулась на подушку, забыв, что та упала на пол, и больно ударилась о спинку кровати. Поделом ей! Возжелала, извольте видеть! Да еще англичанина! К тому же жениха другой женщины! Разве за ней не ухаживали вполне приятные поклонники, когда был жив папа? Среди них были и баварский дворянин, и русский художник, и даже один итальянский банкир. И не было среди них ни одного англичанина! И все они уверяли ее в своей преданности. К тому же, пока был жив папа, Майкл был в безопасности. Тогда как теперь…

Черт возьми! Надо ей держаться подальше от этого Эллиота Робертса. И забыть о том, что в кои-то веки ей захотелось пофлиртовать. Он помолвлен с другой… А на ней лежит ответственность за членов своей семьи. Она не имеет права думать о себе, когда Майклу угрожает опасность. Эванджелина встала, умылась холодной водой и быстро оделась. Пора заняться делом: натянуть на подрамник холст для утреннего сеанса.


Как и предсказывала прекрасная хозяйка дома, Эллиот, проснувшись, увидел, что ливень давно прошел и за окном сияет великолепное майское утро. Сквозь высокие окна в южной стене студию заливали лучи солнца, согревая каменные плиты пола и освещая работы Эви.

Эллиот медленно шествовал по студии, разглядывая развешенные на стенах картины и понимая, что это не просто работы, а настоящие шедевры. Ему хотелось увидеть Эванджелину. Он искренне надеялся, что она простила ему вчерашнее неприличное поведение, и мысленно клялся себе, что подобное больше не повторится. К его большому сожалению, очаровательная хозяйка не появилась за завтраком, и он надеялся, что она уже работает в студии.

У северной стены он остановился. Его внимание привлекла целая вереница чудесно исполненных пейзажей, развешенных на ней. Это были картины сельской Англии: лесные ручьи, ветряные мельницы на фоне лазурно-голубого неба, жнецы, работающие на золотившихся полях. Картины были великолепны, одна лучше другой. Эллиот долго любовался пейзажами. Потом его внимание привлекло большое полотно, повернутое к стене. Осторожно проскользнув между стеной и картиной, он взглянул на холст и охнул от неожиданности.

Хотя он не был большим знатоком живописи, ничего подобного ему еще не приходилось видеть. На картине было изображено поле боя: средневековые воины в украшенных гребнями шлемах, знамена, развевающиеся на ветру на фоне синего, как сапфиры, неба. Слева, поднимая пыль, мчится верхом на боевых конях отряд рыцарей. Справа — разъяренная толпа коренастых пеших воинов, вооруженных длинными грозными алебардами. А вдалеке — солдаты, вооруженные смертоносными пиками, идут в атаку.