— Та-ак, — тянет она. — Ты голодная? Тут хорошо готовят.

— Не знаю, наверное, да. Последний раз ела вчера. Причём даже не вспомню, что.

— Поняла, я тогда сама закажу.

Как раз вовремя приносят напитки, и Лиза заказывает что-то мясное. Также она просит принести бутылку белого чилийского вина. И что-то мне подсказывает, что это просто для разминки. Нам определённо нужно растопить лёд долгой разлуки. Нет, мы, конечно, созванивались по телефону и скайпу, поздравляли с разными праздниками, иногда пересылали смешные картинки по ватсапу, но всё равно не было того личного общения, какое не заменит ни одно приложение за 9,99 €. Лёд растопится спустя пару бокалов и небольшой порцией ностальгии, когда мы с ней вспомним, кто мы друг для друга. Сейчас пока мы с ней две старые подружки, у которых из общих тем только программы тренажёрных залов, холодное лето, где лучше всего отметить Новый год и глупые содержанки. Вот на них мы и останавливаемся, когда приканчиваем ром с яблочным соком и нам приносят вино.

— Нет, ты представь… Первый урок начинается в восемь утра. И они приводят своих чад в школу на пятнадцатисантиметровых шпильках. Как ты понимаешь, «лабутены» и всё такое, при полном вечернем макияже и, конечно же, в брюликах. В общем, непонятно, то ли детей провожают, то ли себя на аукцион выставляют. А на родительских собраниях единственное, что от них можно услышать, это томное: «Ну, я уточню-ю-ю». Что уточню, с кем уточню? С министром образования? В общем, клуши, чтоб их! — выпаливает Лиза горячую тираду.

— Да-да. Знакомо. Я с подобными дамочками неоднократно сталкивалась на встречах. Они всегда приходят в окружении четырёх адвокатов, двух помощников, двух арт-директоров и одного диетолога. Причём не суть, под что они просят бабки. Будь то очередной клуб, галерея, фуд-маркет или салон красоты. Главное, чтобы при встрече с подругами с важным видом сообщить, что они при деле и очень заняты.

— А чего они к папикам своим не обращаются за деньгами? Зачем в банк-то идти?

— Ну, в этом-то и весь трюк. Эти папики обычно наши очень хорошие и важные клиенты. И они своим курицам нарочно говорят, что такие бабки налом они дать не могут. Но банк даст без проблем. Уж не знаю, что они им там втюхивают и под каким соусом. Но суть в том, что клиенты с нами договариваются. Чтобы мы их промурыжили месяца три перед тем, как ответ дадим. Ну, там, бизнес-планы и всё такое. А по прошествии трёх месяцев эти клуши либо меняются на новых клуш, либо просто перегорают и едут на Бали, открывать третий глаз. И так по кругу. Но так как клиенты нужные, на всех этих клоунадах приходится мне присутствовать. Ох, Лиз, чего я там только не видела! И идея по эскорт-сервису собак, и ферма устриц… в Москве. В общем, парад уродов в чистом его виде.

— Да уж. И где их только выращивают?

— Вообще во Франции. Если ты про устрицы. А если про клуш, то не знаю, есть, наверное, какой-то инкубатор. Где при рождении вкалывают ботокс, причём сразу в мозг. Ну, чтобы наверняка.

— Видимо. Ладно, чёрт с ними. Давай рассказывай, что там у тебя случилось.

Признаться, этот простой вопрос вогнал меня в полнейший ступор. У меня не случилось. У меня уже всё закончилось. Осталась лишь саморазрушающая грусть и тоска. Плюс осколки воспоминаний, которые безостановочно продолжают меня ранить. Причём ядовитые, с ядом нарастающей неуверенности в себе.

— Да что, Лиз, — я уже перешла на вино, — история стара как мир. Ты начинаешь баловать своего мужчину, растворяться в нём, он к этому привыкает, ему надоедает, а потом бац! — и его член уже в более молодой заднице. Занавес!

— Да, не оригинально. Но жизненно.

В течение минут пятнадцати я во всех красках описываю ей своё утро и мысли, что посетили меня в дороге. Она участливо соглашается и делится рассуждениями:

— То есть он ещё тебя виноватой пытался выставить? Куда же достоинство-то всё подевалось?

— На мои простыни, я так думаю. — Я определённо начинаю пьянеть. Скорее бы принесли еду.

— А девчонка, кстати, что? — Лиза прыскает со смеху. — Извини.

— Да ничего. Она, в принципе-то, ни в чём не виновата. Может, даже не знала, что у него кто-то есть. Может, он её привёл ко мне домой, выдав его за свой, чтобы показать, что он состоявшийся писатель. Русский классик, мать его. Я как-то пыталась прочесть его последнюю книгу, но после двадцатого повторения «Россия-матушка» решила заказать билеты в Бразилию. Подальше от всей этой псевдодуховности. Гораздо хуже, Лиз, если он ей рассказал всё то, что рассказал мне. Ну, про то, какая я алчная карьеристка, зацикленная лишь на статусе и работе, что я откупаюсь от него и прочее. Представь, как это паршиво — осознать, что человек, который был тебе дороже всех на свете, поливал тебя грязью за спиной. А ты, как дурочка, впахивала, не жалея себя, грезя о счастливом совместном будущем. А всё для чего? Для того, чтобы однажды нагрянуть раньше срока и увидеть, что твоим полотенцем вытиралась какая-то малолетка. Ужас, фу.

— Да уж, паршиво всё это. Но суть в том, что мы всегда проигравшие, как ни крути.

— Кто мы? И почему?

— Разрешите? — отвлекает нас официантка и ставит на стол тарелки с едой.

— Ох, выглядит отлично, — оцениваю я принесённые нам стейки с деревенским картофелем под сырным соусом.

— Давай, поешь, ты, наверное, с утра не ела, — говорит Лиза, беря в руки нож и вилку.

— Угу, — отвечаю я и налетаю на еду. Боже, даже представить себе не могла, какая я голодная. Кстати, довольно недурно.

— Ну, признак хорошего аппетита — уже первый шаг к выздоровлению.

— Давай лучше выпьем, — я поднимаю бокал, — за глупеньких женщин. Которые ничего не видят и не замечают. И как им от этого легко живётся.

— Аминь! — Мы чокаемся.

— Так что там насчёт проигравших? — спрашиваю я.

— Чего? А! Вот представь, что ты только что окончила университет и познакомилась с парнем. Нашла хорошую работу, и у тебя с ним всё закрутилось. Но парень начинает жаловаться, что с работы ты приходишь слишком поздно и вымотанной. И вам приходится довольствоваться полуфабрикатами или рестораном. А вместе вы проводите только воскресенье. Ибо, понятное дело, у него в субботу футбольчик с парнями и всё такое, а это, как тебе известно, дело святое. И он тебе говорит, чтобы ты увольнялась и проводила больше времени дома. А он сам, один, как истинный кормилец семьи, будет тебя содержать. И вроде бы оно в теории неплохо. Вот ты уходишь с работы. Семейные обеды, ужины при свечах… Начинаешь заниматься какой-нибудь хернёй, типа изготовления мыла или тортиков. И видишь, что благоверный твой с каждым днём возвращается домой все грустнее и всё позже. Так как работать ему приходится всё больше. Хотя святой футбольчик по субботам он так и не отменил. И вот однажды он тебе заявляет: «Знаешь, дорогая, зря ты на меня кричишь, между прочим! Я тут в доме единственный, кто приносит деньги в семью. А ты вот дурью маешься!». А ты такая: «А зачем ты меня просил бросить работу? Я ведь получала не меньше тебя». И бла-бла-бла. Крики, истерики, хлопанье дверьми… И ты в проигрыше, Рит. Ты — та, которую содержат.

— Ну а вот… — пытаюсь вставить свои пять копеек.

— Подожди. Дальше проходит какое-то время и всё более-менее налаживается. Позже встаёт вопрос о ребёнке. Ну, как во всех нормальных семьях. Вы думаете, размышляете, он настаивает, бьёт себя кулаком в грудь, что ему нужно наследие и как он мечтает о семейных отпусках. И однажды ты ему говоришь, что беременна. Проходят эти самые девять месяцев, и вы — гордые родители. И понеслось одно, другое, прочее, фотографии, радость родных и друзей… А ты, я думаю, догадываешься, что эти милые цветы жизни, несмотря на свои прелестные мордашки и чудные агуканья, делают с телом матери такие вещи, что становишься частой гостьей на форумах по пластической хирургии. И вот тут пропадает ещё одна вещь. Тебя просто перестают хотеть. Так как сначала нельзя, а потом уже нет желания. И пошло-поехало. И ты вновь в проигрыше.

— Давай ещё вина закажем, — прошу я, понимая, что настроение, которое было на нуле, стало уже отрицательным.

— Давай. Так вот, прошли годы. Ребёнок растёт, за ним нужен уже небольшой присмотр. Дома ты уже находиться не можешь и начинаешь искать работу. Но тут вся вселенская реальность берёт и со всей дури бьёт тебя по башке. — Лиза ударяет ладонью по столу так сильно, что бокалы чуть не падают. — Ты просто не можешь найти себе место в жизни. Ты не востребована. Ибо когда все энергичные и прыткие хватались зубами за каждую возможность и поднимались наверх, ты либо пекла тортики, поддерживая домашний очаг, либо меняла памперсы, размышляя, что у тебя, в принципе, не так уж и плохо всё сложилось. И опять же ты и тут проиграла. И как-то вечером в кафе сидишь ты с подругой, взявшись за голову, и не знаешь, что тебе дальше делать. Пока подруга тебе не сообщает, что у неё есть хороший адвокат, который сможет отсудить приличную часть нажитого вместе. Но ты осознаёшь, что тебе и здесь не выиграть, ибо у вас ребёнок. А как ребёнку расти без отца? Кем он вырастет? И ты принимаешь своё поражение. Так как ты в заложницах. Ты в тупике. И тебе некуда бежать, и вернуть потраченные годы ты не сможешь. Слишком поздно. Вот и говорю, что как ни крути, женщины всегда в проигрыше.

— Пиздец. Подбодрила подруга, ничего не скажешь. Теперь моё желание — это напиться как следует и проспать как можно дольше. Потом проснуться и сделать так, чтобы снова захотелось спать.

— Ты не поняла… Рит, ты обхитрила систему. Потому что никогда и ни у кого не шла на поводу. Тебе делали разные «заманчивые» предложения, на которые ты всегда отвечала одним и тем же: «Да пошёл ты!» Срабатывало, между прочим, безотказно.

— И куда это меня привело?

— Привело это тебя к своей подруге в Питер. А не к семейному психологу за триста евро в час с твоим Артёмом. Где бы вы часами искали решение проблемы.

— И что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, выдыхая сигаретный дым. — Я выиграла, по-твоему?

— Нет, не совсем. Но главное, что ты не подчинилась чужим правилам игры. Не стала чьей-то игрушкой, в конце концов.

— Да уж. Ощутимая разница, — с сарказмом отмечаю я.

— Поверь, это не поражение. Это тактическое отступление. Ты даже не представляешь, что бывает у других.

— А зачем мне другие? Ты меня знаешь уже сотню лет. Я разве когда-то была похожа на других?

— Нет, это, видимо, тебя и спасло от полного провала.

— Видимо.

— Слушай, а секс у вас последнее время какой был? Просто, ты знаешь, когда секс хорош, он способен решить многие проблемы.

— Понимаешь, секс вроде и был хорош. Но не более того. Оргазмы регулярные и обоюдные, но не такие, когда душа отделяется от тела.

— Понятно. Никаких сенсаций.

— Кстати, о сенсациях… — Я вдруг не выдерживаю и решаю спросить у неё то, что меня волновало с самого начала разговора. — Ты мне ничего не хочешь рассказать?

— В смысле? — спрашивает Лиза, отчаянно строя из себя дурочку.

— Да тут один смысл. Я спрашиваю про сенсацию, которая сверкает на твоей руке.

— Ах, ты про это. — Она начинает краснеть и слишком запоздало прячет кольцо с внушительным бриллиантом, которое украшает её левый безымянный палец.

— Да говори уже.

— Ну, я порывалась тебе рассказать сегодня утром по телефону, но тебе тогда явно было не до этого. В общем, Вадим сделал мне предложение. Как-то так.

— Дура ты, Лиз. Дура! — Через стол я бросаюсь к ней на шею и обнимаю её. — Я за тебя очень рада! Наконец-то, чего он так долго тянул?

— Повышения ждал. Сказал, что хочет устроить свадьбу моей мечты.

— Идиот, что ждал. Но я помню, как ты нас всех мучила подробностями организации идеальной свадебной церемонии.

— Ты как, в норме? Просто у тебя сегодня не лучший день.

— Да прекращай. Ни один гулящий козёл не испортит мне такую новость. Так, у меня тост, — поднимаю я бокал и произношу: — За то, чтобы ты никогда не проигрывала!

— Дай бог! Спасибо тебе, Марго. Ты, кстати, первая узнала.

— Да, такой уж у меня талант. Внезапно раскрывать чужие тайны. Прости, я сегодня без подобных выпадов никак. Ну и что ты? Счастлива?

— Да счастлива, конечно. Но я, если честно, боюсь. Боюсь оказаться в роли, которую только что тебе описала.

— Да уж, тут не застрахуешься. Но твои нюни я наблюдала лишь однажды. Когда он принёс тебе домой щенка. И это были сопли радости, а не те, что я сегодня размазала по тарелке.

— Это правда. Мы с ним уже давно. Вот и боюсь, что всё так хорошо, а в какой-нибудь день может случиться катастрофа. Я же просто этого не переживу.