Я напряглась. Ну, точно, это он из-за меня. До моего приезда было спокойнее, как ни крути.

— Вы же дали мне несколько дней, — проговорила, понимая, что если он выгонит меня сейчас, идти просто некуда. — Думала, вы сдержите слово.

Энтони Хоуп нахмурился и уставился на меня взглядом, полным непонимания.

— При чем здесь вы?

— Ну, как же… Я ведь приехала и вот… — ткнула пальцем на пустой бокал.

Тони тоже на него посмотрел, даже приподнял и заглянул внутрь. Потом наполнил на треть и осушил залпом. Все это время я ждала вердикта, проклиная собственный желудок за чувство голода, приведшее меня на кухню. С другой стороны, если он решил прощаться, то какая разница, сейчас или рано утром?

— Элли, — низким траурным голосом позвал меня работодатель. — Ты, конечно, то еще бедствие, но не сравнишься с Марией.

— С какой Марией? — совсем обалдела я.

— С моей, — лаконично ответил Тони. Между нами повисла недоуменная тишина. Тогда он посмотрел в темный коридор, где висели семейные фото, и кивнул туда головой, поясняя: — Вы же видели ее. Мою сестру...

Я продолжала молчать, сопоставляя в голове услышанное ранее с тем, что рассказал Тони сейчас. И картинка выходила безрадостная.

— Вы говорите о матери Хлои?

— Мать. Она самая. Если эта женщина, вообще, может так называться...

Он налил снова, выпил один, откинул голову, прикрыл глаза, задумчиво постучал пальцами по столу.

— Вы видели свою сестру? — уточнила я, чтобы уж, наверняка, — Она вернулась за Хлоей?

Тони хмыкнул, потом качнул головой и вдруг рассмеялся. Зло, неправильно.

– Нет, милая Элли. Мария... она... Черт знает что. Она меня на свадьбу пригласила. Точнее, ее бойфренд. Городской воротила с шелестящей крупной зеленью в кармане.

Я сидела и не знала, что сказать.

Во мне поднималась то злость на мать-кукушку, то щемящая нежность к Хлое. Гремучий коктейль из сочувствия и ласки.

Потянувшись к виски, я сделала глоток и тотчас скривилась, вытирая слезы с уголков глаз.

А после назвала Марию так, как хотелось уже без от цензуренного Хлоей варианта.

Ещё один глоток и крепчайший алкоголь словно вышиб из меня дух, огнем прошелся по внутренностям, находя где-то, за семью печатями, мои собственные тайны и срывая замки с некоторых из них.

Но, я, все же, была не настолько пьяна, чтобы откровенничать, потому изложила официальную версию соответствующую легенде.

— Знаешь… — я неопределенно перебрала пальцами в воздухе. — Я работала не только в семьях, но и в приютах по время практики. Там очень много оставленных детей. Тех, кто отчаянно ждет родителей. И даже не столько мать, Энтони, сколько хоть какую-то живую душу, которой есть до них дело.

Воспоминания жгли калёным железом, потому я решительно допила остатки янтарной бурды, плескавшейся на самом донышке.

Это так грустно, когда тебе пять лет, ты сидишь на подоконнике и вдруг понимаешь, что не будет такого человека. Что ты одна на всем белом свете, и никто не придет...

— Я это к чему. Не важно, мать ты или дядя, важно лишь то, что ты есть и что ты любишь этого ребенка. Важно то, что она не будет одна. И все у вас с Хлоей сложится просто отлично! Просто тебе надо, наконец-то, принять, что это твоя девочка, — выдаю я последний совет. — Отныне и навсегда.

Он несколько секунд пристально смотрел мне в глаза, а после лишь медленно кивнул и отодвинул в сторону бутылку.

— Мне, и правда, нужно было это услышать.

Тишина на кухне была вязкой и густой. В ней застревали секунды и с трудом проходили минуты. Чувство безвременья иррационально и все, что в нем происходит, с трудом поддается осмыслению.

Он ушел почти сразу и не прощаясь, а я осталась, соорудила бутерброд, заварила чай и, грея руки о кружку, бездумно смотрела во мрак за окном.

Там были мои детские страхи и комплексы, мои надежды и мечты. Что-то я переросла, а некоторые из них до сих пор, рука об руку, идут со мной по жизни.

Рефлексию прервал крик Хлои со второго этажа. Я, забыв про чай, мысли и прочую ересь, рванула успокаивать ребенка. И уже наверху поняла, что плохие воспоминания сегодня оказались утоплены как раз в том самом виски, выпитом с Энтони Хоупом.

Будем надеяться, что ему это тоже помогло.


Глава 9

Спустившись утром на завтрак с Хлоей, не без удивления заметила, что о вчерашнем “разговоре по душам” на кухне уже ничего не напоминает.

Даже бодрый вид хозяина дома, в данный момент как раз перемешивающего что-то в кастрюле, будто подтверждал, что не он вчера выпил в одно лицо полбутылки виски. Энтони выглядел жизнерадостно, если это понятие, вообще, было к нему применимо. Скорее, он пытался таким выглядеть.

Я усадила Хлою в стульчик и приготовилась заварить ей кашу, когда мерное течение жизни в доме было прервано громким и очень хриплым кашлем.

Резво обернувшись на звук, я встретилась взглядом с одним из работников фермы, Карлосом. Тот стоял в дверях кухни, издавал хрипящие звуки и вид имел далёкий от здорового: покрасневшие и натертые крылья носа, слезящиеся глаза, бледная кожа и сухие губы.

– Кажется, я не смогу выйти сегодня в поле, – доложил он и оглушительно кашлянул.

Несколько долгих мгновений я смотрела на мексиканца, а уже в следующие подхватила Хлою на руки.

– Здесь же ребенок. Могли бы хоть рот прикрывать, когда кашляете! – высказалась раздраженно, запоздало ловя себя на мысли, что становлюсь похожей на одну из тех куриц-наседок, которые трясутся над своими цыплятами.

– Простите, – следующий позыв кашля мужчина задавил в кулаке, вид имел извиняющийся, правда, не передо мной или Хлоей, а перед Хоупом, потому что на работу выйти не сможет: – Тони, обещаю, что отработаю. Ты ведь знаешь, как для меня важна зарплата. Я ведь почти все отсылаю семье в Мексику...

Я закатила глаза к потолку и как можно быстрее покинула кухню с ребенком. Покормить девочку можно было и на улице, а вот тратить время на выяснение отношений и хватать микробы на кухне, я не собиралась.

В книге по уходу за детьми ясно прописывался запрет на контактирование с заболевшими людьми. Но, похоже, мужчины на ферме такой прописной истины не понимали. В этом я убедилась, когда через полчаса ко мне подошёл Хоуп:

– Ваше поведение на кухне было весьма грубым, – как маленькую принялся отчитывать меня он.

Я тут же вспомнила, как Энтони лично спаивал меня вечером. Зато теперь весь приличный и серьезный.

– Я просто не хочу, чтобы малышка заболела. Это ведь элементарные правила, – возразила с возмущением. – Не кашлять в комнате, где сидит ребенок! Разве не понятно, что это антисанитария?

Энтони скрестил руки на груди, посмотрел на племянницу, которая сидела в коляске и дубасила ручкой по погремушкам. Вокруг носился Пуся, пытаясь заскочить к ребенку, но, в силу крошечного росточка, успеха не добился.

– Вот где антисанитария, – Тони кивнул на пса. – Кобель, бегающий полдня по полям, коровникам и конюшням, а потом играющий с ребенком. Но, я ничего вам не говорю по этому поводу, потому что отдаю отчёт, что если ребенок растет на ферме, его невозможно уберечь от грязи, а значит, чем раньше он с ней познакомиться, тем лучше.

Я даже растерялась, что ему ответить. Крыть оказалось совершенно нечем, ведь глядя на Пусю, даже предположить было сложно, что ещё неделю назад пёс был ухоженным и лощеным. Но, несмотря на ужасный внешний вид, глаза у пса светились счастьем, а вот вид был действительно антисанитарным. Помыть его что ли?

– Тогда буду надеяться, что все обойдется, – пространно ответила я, на что получила:

– А я просто уверен в этом. Вы зря паникуете.

Он ушел, и весь день я возилась с беззаботно играющим ребенком одна. Мужчины на обед не приходили, вместо них заезжал Диего, загрузил провизию и уехал в поле, объяснив, что из-за болезни Карлоса лишняя работа свалилась на остальных, и теперь нет времени даже поесть.

Лишь около десяти вечера, когда укладывала малышку на ночной сон, я услышала, как внизу хлопнула дверь. Видимо Энтони вернулся только сейчас.

Засыпала Хло плохо: крутилась, хныкала, но, в какой-то момент, повернулась на бок и в одно мгновение отключилась.

Это сразу меня смутило, слишком не похоже вышло на ее обычный отход ко сну. Некоторое время постояв над кроваткой, я, на всякий случай, пощупала лоб рукой. Не знаю, что я хотела ощутить таким образом, не имея соответствующего опыта, но температура на ощупь показалась вполне нормальной…

Решив не спускаться вниз, и что сегодня зануда-ковбой вполне может обойтись без моего “спокойной ночи”, я отправилась к себе.

Внутри меня жила обида на него за дневной разговор. Конечно же, он был в своем праве меня отчитывать за грубость в адрес другого работника. Его дом – его правила. Вот только, чисто интуитивно, я понимала, что такое предвзятое отношение ко мне – это следствие моего первого явления на ферму, точнее внешнего вида.

Я вдруг отчётливо осознала, что для местных я эдакая Пуся, только в человеческой шкуре. Смешная из-за неуместных рюш, бантов и шмоток, и в то же время привлекающая внимание своей нелепостью. Для полного соответствия оставалось только выяснить и подтвердить, что я мужчина.

И даже нормальная одежда, в которой я теперь ходила, не особо изменит выводы насчет меня.

С этой мыслью я и провалилась в сон без сновидений, слишком велика оказалась усталость в последние дни.

В себя я приходила рывками. Кто-то слюнявил мне лицо, тихонечко поскуливал на ухо и тянул за ночнушку.

Не сразу, но я поняла, что это Пуся, которому какого-то черта не спалось ночью.

– Ты с ума сошел? – пробормотала я, когда собака в очередной раз запрыгнула с пола на кровать, принялась облизывать мне руки и тащить куда-то за сорочку. – Есть, что ли, хочешь?

В ответ лишь очередной скулеж.

– До утра потерпишь, – отмахнулась я, спуская пса вниз. – Иди уже!

И едва я успела глаза прикрыть, как новая порция облизываний накрыла мое лицо.

– Да, что тебе надо-то? Свинья ты, а не собака, Пуся! Ты время хоть видел? Скоро Хлоя проснется…

При звуке имени малышки скулеж стал особо заливистливым. Сердце беспокойно ёкнуло, и я рывком открыла глаза, мгновенно просыпаясь.

На экране электронных часов светилось семь утра. Время, к которому девчушка уже несколько раз ела из бутылочки. Да и Пуся тянул меня отнюдь не на кухню, как я подумала вначале, а в спальню моей подопечной.

В детскую я влетела подобно метеору, бросилась к кровати, коснулась крошечной девчонки и тут же одернула руку. Мне показалось, меня жаром опалило.

Хотя вру, конечно. Но, контраст между обычной температурой тела и тем, что я ощутила сейчас, был слишком различим. Хлоя напоминала маленький радиатор. Она металась в лихорадке, покрылась испариной и теперь тихо постанывала.

Мое сердце пропустило удар, а уже в следующий миг я, с ребенком на руках, колотила ногами в дверь Хоупа.

– Открывайте, слышите! – кричала я, а когда дверь распахнулась, увидела взбешенного моим поведением мужчину.

Но, его первая фраза потонула в неизвестности, стоило ему только взглянуть на перепуганную меня и мокрую от пота Хлою.

– Что с ней? – ещё плохо осознавая, спросил он.

– Не знаю. Лихорадка и… – в этот момент кроху затрясло в приступе кашля, и я дополнила: – Похоже, она подхватила заразу от Карлоса.

Тони силком забрал у меня ребенка из рук. Вид у него сделался сконфуженный и растерянный.

– Нужно позвонить Джессике, – наконец произнес он. – Она врач и …

– Ветеринар! – одернула я. – А нужен педиатр. В доме есть детские жаропонижающие? Необходимо сбить жар и тут же срочно ехать в город.

В подтверждении моих слов, малышка захныкала. У нее явно болело горло и, в довершении всего, начало закладывать крошечный носик. Слава Богу, что в холодильнике на кухне нашлись свечи, которые прописывал Хлое при температуре доктор, когда у той прорезывались первые зубы.

А у меня в душе все сжималось от осознания, что я совершенно не представляю, как ей помочь.

Вот она тут, такая маленькая и крошечная, страдает на равных с тем взрослым мексиканцем, который неосторожно кашлянув, заразил ее.

– Жар вот-вот спадет, – пробормотал Тони. – Я возьму ее документы, и мы выезжаем к доктору.

Мне оставалось только кивнуть. Переодеть малышку в сухую одежду, петь ей любимые рок баллады, успокаивая, и молиться про себя, чтобы все обошлось.


Глава 10

/Тони/

Я конченный идиот… других слов и подобрать не мог.

Потому, что когда Элеонора, колотила ногами мне в дверь, требуя открыть, я хотел убить эту несносную няню, но, стоило увидеть мокрую от испарины Хлою, – уже себя.