Вершинин отметил про себя, что бабушка сказала: «могут», а не «ты можешь».

– Надеюсь, что я ее не обидел, – предположил Григорий.

Но, не выдержав строгого изучающего взгляда бабушки, поднялся с кресла, присел на балюстраду веранды и засунул руки в карманы.

– Ты сделал ей предложение? – в лоб, без всяких «марлезонов» спросила Глафира Сергеевна.

– Нет, – помолчав пару мгновений, ответил Вершинин.

– Ну, ладно, пусть не предложение, но ты просил ее жить вместе, как-то обозначил, что вы будете вдвоем? – допытывалась она.

Он глубоко вздохнул, выдохнул и снова односложно ответил:

– Нет.

– Но почему? – откровенно поразилась Глафира Сергеевна. – У вас же не просто секс какой-то! Это очевидно, что у вас взаимные чувства!

Он снова помолчал, смотрел на нее задумчиво, опять вздохнул тяжело, выдохнул безнадежно и признался:

– У меня там есть женщина.

– Как?! – ахнула потрясенно Глафира Сергеевна.

– Да так, – усмехнулся невесело Григорий. – Обычным порядком.

– Постой, – сделала она останавливающий жест ладонью. – Может, я чего-то кардинально не поняла. Ты хочешь сказать, что у тебя есть женщина, с которой тебя связывают серьезные отношения?

– Именно так, – вновь повздыхал он из-за необходимости объяснять. – Мы с Анной уже восемь месяцев вместе, и она не какая-то фря, как ты любишь называть моих барышень, а интересная, умная женщина. Она работала в нашей команде помощником архитектора, так мы и познакомились.

– И что, ты сделал ей предложение? – недоумевала бабушка.

– Нет, предложение я ей не делал, – в который уж раз тяжело вздохнул Григорий и снова невесело усмехнулся. – Я неважный жених, бабуль. Перекати-поле какой-то, мотаюсь по стране, по научным лабораториям и институтам, участвуя в интересных мне проектах. Капитала не накопил за эти годы, ничего не приобрел: квартиры нет, даже машины нет, в Москве езжу на отцовской. Да и довольствуюсь я малым, все необходимые вещи умещаются в один рюкзак: закинул на плечо – и к новому месту работы, а остальное немногочисленное барахло хранится у родителей. Какой из меня муж?

– Думаю, хороший! – твердо заявила Глафира Сергеевна. – Просто ты сам пока об этом не знаешь и не можешь судить!

– Да уж, судить точно не могу, – усмехнулся он. – Только у меня не возникало и необходимости об этом задумываться, поскольку серьезных отношений я сторонюсь. Да и желания завести семью никто у меня не вызывал. А тут Анна. Работали, много работали, потом жить стали вместе. Не потому что сговорились, а потому что в одной избе располагались, так вот и получилось совместное житье само собой. Восемь месяцев, и мне вроде хорошо с ней.

– Тогда какого лешего, скажи на милость, имея отношения с другой женщиной, ты залез в постель к Марьяне?! – беспредельно возмутилась Глафира Сергеевна. – О чем ты думал?!

– Ни о чем! – пояснил ей с нажимом Григорий. – Я в тот момент вообще ни о чем ни помнить, ни думать не мог! Надеюсь, ты понимаешь.

– Я не могу передать тебе, насколько я потрясена! – с огорчением сказала бабушка. – Потрясена тем, что ты, именно ты, Григорий, вступаешь в интимные отношения с чистой, замечательной девочкой, уже имея устоявшуюся связь с другой женщиной! Это… я и подумать не могла, что ты на такое способен!

– У меня нет никаких устоявшихся отношений с другой женщиной, – почти по слогам четко заявил он. – Когда мы первый раз очутились с Анной в кровати, то сразу договорились, что это просто хороший секс и более ничего: ни меня, ни ее в тот момент не интересовала семья и что-то серьезное: у каждого своя жизнь и карьера. Тем более я ее как потенциальный супруг не интересовал: не тот формат, она предпочитает мальчиков побогаче, а меня это более чем устраивало. Сейчас ее работа на объекте полностью завершена, и она возвращается к себе в Иркутск. Но перед самым моим отъездом у нас произошел разговор, и она призналась, что за это время сильно ко мне привязалась и хотела бы, чтобы мы поженились, я обещал ей подумать. С этим и уехал. Ну и подумал, взвесил все и склонялся к тому, что, может, у нас с ней все и получится. По крайней мере, она первая женщина в моей жизни, с которой я прожил вместе больше месяца, и мне было вполне комфортно и хорошо. А тут Марьяна случилась.

– То есть на Анне ты уже передумал жениться? – уточнила бабуля.

– Да все это было… – он сделал рукой неопределенный жест, – изначально понятно, что нет. Я бы и не женился, к каким бы там выводам ни пришел по своей привычке подвергать все анализу. Но не мог же я сказать ей об этом по телефону или по скайпу. Такой разговор требует личного присутствия и проявление уважения к женщине. Только…

– Что? – подтолкнула его вопросом бабуля.

– Только это ничего не изменит в моей жизни, Марьяне я делать предложение не намерен.

– О господи! – всплеснула от негодования руками Глафира Сергеевна. – Ну, а здесь-то что не так? Не любишь, что ли?

– Пожалуй, категорию чувств мы обсуждать не будем, – не порадовал признанием Григорий, но пояснил: – А причина та же: что я ей могу предложить? Мотаться со мной по стране? Стать верной декабристкой? Я не знаю, где окажусь через три-четыре месяца, когда полностью передам дела преемникам, не знаю, где буду жить и чем заниматься. Предложений имеется много, но пока я еще ничего не выбрал. И куда ей в такую жизнь? А ее работа, ее призвание и талант? Не монтируются наши жизни с ней, как видишь, бабуль. Так что говорить не о чем.

– Как раз-таки есть о чем! – решительно возразила ему Глафира Сергеевна. – Уверена, что если ты предложишь Марьяше только себя самого, она с радостью примет такое предложение. Но ты же не голь перекатная, ты солидный мужчина. Вот ты говоришь: ничего не нажил. Как же не нажил? А уникальнейший опыт, знания и научные достижения. Я Интернет просматриваю и научные журналы тоже не забываю, все статьи о тебе прочитала. Ты универсальный, редкий ученый в нашей стране, имеющий такой богатый практический опыт исследовательской и научной работы, который мало у кого найдется. Тебя приглашают работать ведущие институты как нашей, так и других стран. А такое богатство куда как подороже любого барахла будет. И мне кажется, Гришенька, что ты полностью удовлетворил свое юношеское стремление к познанию всего на свете, к далеким странствиям и настоящей суровой работе, к мужскому становлению характера и личности. И неизбежно пришло то время, как у каждого стоящего мужчины, когда пора передавать свои знания и мужать, расти за счет воспитания учеников, а знания накапливать в переработке, систематизации и закреплении всего того опыта, что ты приобрел.

– То есть старость подкралась незаметно, – усмехнулся Григорий.

– Не старость, а зрелость ума, – подняла она многозначительно палец вверх, после чего попросила его налить ей еще чаю и продолжила свое наставление: – Ты оттого не чувствуешь, куда дальше двигаться, что привык, что тебя захватывает и увлекает новая идея. А сейчас пришла пора разобраться с уже накопленными знаниями. И вот что я думаю по этому поводу: пора тебе, Григорий Павлович, начинать преподавать. Поднимем все Петрушины связи и знакомства, обратимся к его друзьям, к ректорам университетов, отца твоего подключим, и ты сможешь предложить новое направление, разработаешь курс универсальной инженерии, или как ты ее там назовешь. Если припечет в одном месте куда-нибудь поехать и что-то там поэкспериментировать и исследовать, то будешь делать это в летние каникулы, как все солидные преподаватели. А что касается жилья, так усадьба тебя ждет.

– Ба, ты о чем? – задумавшись над ее предложением о разработке специального курса обучения, не понял он.

– Я о том! – с нажимом произнесла она. – О том, кому еще могу доверить наше «родовое гнездо»?

– Как кому? – не понял он. – Родни полный комплект!

– И все мимо! – отрезала Глафира Сергеевна и принялась пояснять: – Валентина с Виталием, понятно что. Алевтина с Андреем? Да сейчас! Продадут, я еще и остыть не успею в могиле, а вас всех пошлют подальше с вопросами-претензиями, а деньги на какой-нибудь супергламур потратят, престиж свой поднимая и рейтинг. И Маринка с мужем и детьми то же самое. Костику с Ольгой? Можно было бы, он ученый настоящий и мог бы стать продолжателем деда. Да только характером не вышел, под Ольгиным строгим приглядом находится. А она тихушница себе на уме еще как! Сначала всех и привечать будет, а потом и не заметите, как вам дверь сюда закроется. И все по-своему переделает, старую мебель выкинет, а вкуса у нее, увы, нет, и от всего, что мы с Петрушей сюда вложили: от любви, семейственности, радости и открытости ничего не останется. Да и говорить не о чем! – Она решительно хлопнула ладонью по столу. – Это твой дом. Ты еще младенцем был, а с домом уже звучал как одно целое – душа в душу. Ты продолжатель дела Петеньки, ты единственный, кто так похож с ним характером и мужской целостностью. И ты единственный, кто так любит, понимает и слышит этот дом. И все, что ты сделаешь в нем, будет нести ему только улучшение и пользу, а не разорение и разгром. Ты сумеешь сохранить в этом доме наш с Петенькой дух и нашу любовь.

– Ба, я даже не знаю, что сказать, – растерялся Григорий и напомнил ей: – Я же не живу постоянно на одном месте. А если я, скажем, в Иркутске осяду или в Красноярске, или вообще за границу налажусь?

– А что тебе там делать, скажи на милость? – пожала она недоуменно плечами. – Реализоваться следует там, где сосредоточена научная и техническая мысль. То есть в Москве.

– Глаш, – попытался остановить он размах ее замыслов, – ты уж меня сразу в ректоры вуза какого не назначай, лады? Я пока ничего не решил и склонен принять одно интересное предложение, совсем не в Москве, и давай больше это не будем обсуждать. А дом родне передай, у меня другая жизнь, походная и переездная. Не придумывай мне семейственности домашней, не про меня это, – и он посмотрел время на экране телефона. – Мне вот еще пару важных звонков сделать надо до отъезда и поработать немного. Пока я еще на объекте деньги зарабатываю и отвечаю там за все.

– Да, кстати, – заметила она, подозрительно скромно и осторожненько, – насчет «капитал не накопил». Я бы не стала настаивать на этом утверждении.

– Не понял? – приподнял одну бровь вопросительно Вершинин. – И о чем это ты?

– Ну, я несколько преувеличила свое бедственное положение малоимущей старушки, – улыбаясь наигранной скромницей, объясняла Глафира Сергеевна. – Не для тебя приврала, ты меня вообще об этом никогда не спрашивал. А так, в воспитательных целях для остальной семьи.

– И насколько преувеличила? – усмехнулся Вершинин.

– Порядочно, – вздохнув, призналась она. – Кое-какие средства остались от Петеньки, он обо мне позаботился задолго до своей смерти. Капали все-таки патентные проценты и роялти с его опубликованных работ. Ну и кое-что я продала из малых скульптурных форм. – И энергично заверила: – Но только то, что нам с Петрушей обоим не нравилось. Всего пару вещиц.

– Ну, если пару… – как строгий папаня, покивал Григорий и, не выдержав, запрокинул голову, расхохотался. – Глаша! Ты уникум! Я тебя обожаю!

– Отвечаю тебе взаимностью, – улыбалась она. – Ну так вот. Я к чему тут признаниями травмирую свою нежную нервную систему: к тому, что я открыла специальный счет на твое имя и все эти годы, деньги, что ты мне присылал, переводила в евро и складывала на этот счет для тебя. Именно потому, что ты бы сам не накопил, а у меня это хорошо получается. Там сейчас приличная сумма набежала, да еще с процентами. Так что ты богатый жених.

– Не возьму, – серьезно заявил Вершинин. – Я тебе деньги присылал, вот ты их и трать на себя и на все, что тебе захочется.

– А мне хочется дорогой, замечательный автомобиль для тебя. Лучше внедорожник. Говорят, они безопаснее.

– Не обсуждается! – отрезал Григорий.

Подошел к ней, обнял за плечи, поцеловал в щечку, прижался головой к ее голове и предупредил:

– Даже думать не смей что-то мне покупать. Осерчаю! Лучше придумай, как на себя их потратить. Хочешь, дорогущий отдых в Европе тебе закатим? – чмокнул ее в другую щеку и выпрямился. – Все, я пошел работать.

– Подожди, – удержала внука за руку Глафира Сергеевна. – Ты хотя бы признаешься Марьяше в своих чувствах?

– Нет, – холодно отрезал он.

– Ну, хоть как-то обнадежишь ее, намекнешь, что продолжение ваших отношений возможно?

– Нет, – повторил он и предупредил: – И больше мы с тобой на эту тему говорить не будем.

– Ну, не будем, – вздохнула расстроенно она. – Твое дело, тебе и расплачиваться.

А обед у них, как ни странно, прошел очень весело. Сидели за столом вчетвером – Глафира Сергеевна, Григорий, Марьяна и Женуария. Развеселый тон прощальному обеду задала Марьяна историей о том, как в село Красивое приехала делегация из Китая и какие с ними происходили курьезы в деревне, живущей по правилам и устоям Древней Руси. Тему подхватил Григорий, рассказав о китайцах на Дальнем Востоке. Они замечательно посмеялись, поговорили и не заметили, как и время пролетело.