— Эй, Уинслоу, что ты там забился в угол? Давай иди сюда, у нас весело!

— Я лучше побуду здесь, Билл…

Рождественский ужин по католической традиции должен быть простым, без излишеств, щедрым на веселье. Сначала детишки читали стихи, выученные в школе, затем Уилард и Венди ангельскими голосами пропели несколько рождественских песен. Джед Кэнтрел пересказал библейскую историю рождения Иисуса. Элиас Дитрих повеселил всех рассказом, как празднуют Рождество в Германии, а Билл Макдональд поведал притчу о добром человеке, нашедшем золотые монеты под Рождество.

Дом, освещенный лишь свечками на елке, был окутан атмосферой таинства. Лампы зажгли только тогда, когда Анна принесла сладкие пироги, печенье и кофе. Бакли Брукс вместе с Биллом, исполнили несколько веселых песенок под аккомпанемент механического органа.

— Я только могла мечтать о таком Рождестве, призналась Молли Анне.

— На этом праздник не кончается. Приходи завтра рано утром. Главный пир — впереди! Ветчина, ростбиф и индейка! При одной мысли об этом текут слюнки. И вот тогда мы зажжем рождественскую елку, — на последней фразе она так округлила глаза, что Молли расхохоталась.

Анна очень боялась, что свечки на елке могут быть источником пожара. Но существовала старая традиция поджигать дерево на следующий день после рождественской ночи. И Анна не смела, пренебрегать ритуалом.

— Вы видели когда-нибудь, мисс Кеннеди, как зажигают рождественскую елку? — спросил Уинслоу, проникший в кухню за очередной порцией сладких кексов.

— Думаю, в моей жизни было достаточно пожаров, — ответила Молли, сверкнув на него глазами.

Анна поняла, что у них есть какой-то общий секрет. Она уже отказалась от мысли, что Хильда Свенсен будет для Уинслоу хорошей партией, хотя такая работящая и умелая хозяйка могла бы стать крепкой опорой в жизни ее друга. Теперь она присматривалась к Молли.

То, что между Уинслоу и Молли существовала какая-то невидимая связь, взаимное тяготение, трудно было не заметить. Анна прожила с Баллом тридцать лет, родила трех сыновей. Она чувствовала, как между людьми пробуждается любовь, хотя они и сами об этом не догадываются.

Она улыбнулась — интересно будет посмотреть, что получится за пара, если соединятся такие разные люди. Оставалось позаботиться о Хильде. Ей нужен кто-то такой же трудолюбивый и неприхотливый. И Анна знала такого человека, надо только подтолкнуть ее, взбудоражить…

Надо сказать Джеду, чтобы завтра он привел с собой детей, и приготовить для них подарки. Анна не имела привычки отсрочивать выполнение задуманного.

Через час Молли вышла из дома Макдональдов. Ночь была морозной и ясной, звезды ярко светились в ночном небе.

— Я провожу вас домой. Молли вздрогнула от неожиданности, увидев Уинслоу.

— Я думала, вы давно ушли…

— Посидел немного на крыльце, хотелось подышать свежим воздухом. Билл все время подливал мне виски, и в натопленной комнате оно сразу ударило мне в голову.

— Мне казалось, что у вас нет никаких слабостей, — она не собиралась флиртовать с ним, своими выпадами постоянно поддевала его. Уинслоу был так увлечен ею, что любая двусмысленная фраза могла еще больше разжечь в нем страсть, все время хотел ее, и ему постоянно приходилось сдерживать свои порывы.

— У меня много слабостей, — он приблизился к ней, взял под руку и повел к дому. Даже без фонаря, и лунного света он прошел бы в любую погоду в темноте, когда не видно ни зги, к ее дому, сердце было его компасом.

— Вы сегодня прекрасны, но у вас такие печальные глаза. Почему?

— Нет, вам показалось. Я так радовалась празднику, правда.

— Завтра будет еще интереснее. Но вы, кажется, не любите Рождество?

— Ведь это семейный праздник…

— Семьи у вас нет. А вы хотели бы иметь семью? — он сам не знал, какого черта он лезет, куда не просят. Она создана для сцены и аплодисментов, и ей неведомы обыкновенные женские устремления: дом, семья, любящий муж… Или она не такая?

Молли привлекала его своей красотой, но он не пытался глубоко понять ее, проникнуть в сокровенное ее души.

— Я с детства мечтала жить в своей семье, и хотела этого, когда уже стала взрослой…

Уинслоу старался унять охватившее его волнение. Ему хотелось сейчас верить, что такая женщина, как она, может любить его больше, чем золотые побрякушки, восторг публики, успех премьер. Он боялся надеяться. Однажды у него уже вышла осечка, невеста сбежала, а для новой попытки у него не хватало мужества.

— Молли…

Уинслоу остановился и, обхватив ее за талию, прижал к себе. Она ощутила его горячее неровное дыхание.

— Саммит уже, наверное, весь спит! — она не оттолкнула его, не противилась, но и не приблизила свои губы к его губам, словом, Молли вела себя, как неопытная девчонка при первом свидании.

— Люди притомились. В праздник можно, наконец, выспаться. И вам нужно поспать, завтра будет суматошный день…

Они прошли оставшуюся часть пути молча, глядя на звезды, ощущая близость друг друга, думая каждый о своем.

Уинслоу считал, что рождественские каникулы — дрянное время. Многие годы он засыпал в постели один, проваливаясь в неглубокий тяжелый сон. Утром он чувствовал себя опустошенным и разбитым, понимая, что нуждается в тепле близкого человека, биении его сердца. Молли такая же одинокая, как и он, и она нуждается в любви.

Подобные мысли были опасны для Уинслоу, они подогревали в нем несбыточные желания. Пусть все идет своим чередом, время рассудит…

Никогда еще с тех пор, как не стало Этьена, Молли так не нуждалась в любящем мужчине.

Никогда еще так не страдал Уинслоу Форчун, угнетенный всепоглощающей страстью к женщине.

Ветер свистел в кронах деревьев, возможно ангелы так исполняли серенаду любви.

— Посмотрите наверх, за нами следит сова, — они остановились перед крыльцом ее дома.

— Меня не волнует сова, меня волнуете вы. Молли стояла в нерешительности.

— Моллин… — он позвал ее так тихо, что она едва расслышала.

Кончиками пальцев Молли провела по его щеке. Она чувствовала, что сейчас он поцелует ее, этого и боялась. Такое взаимное влечение возникало уже не раз, и каждый раз им что-то мешало перейти черту. Они понимала, что чувства Уинслоу становились все сильнее, он уже терял самоконтроль и наплевал на то, что она была актрисой, никогда не простит того, что заслали ее к нему Роквеллы.

— Нет, — сказала Молли мягко, но не отстранилась. Она хотела его, Господи, как она хотела. Как нуждалась в нем!

Уинслоу обхватил ее своими сильными руками и прижался к ней всем телом. Она не сопротивлялась. Даже через одежду она чувствовала его тепло и желание.

— Это Рождество, и таковы обычаи праздника… — его мягкие и теплые губы прикоснулись к ее щеке. Второй раз, третий, снова и снова он целовал ее — щеки, губы, глаза, лоб. Трудно было поверить, что этот грубый в сущности человек может быть таким мягким и нежным.

— Какие обычаи?.. — чуть слышно прошептала она.

Его губы снова нашли ее рот…

— Это наш обычай, твой и мой. И он будет повторяться каждый год…

— У нас этого не может быть…

Он не дал ей закончить, крепко поцеловав ее. У Молли закружилась голова. Она ничего не видела и не слышала вокруг…

Через несколько мгновений он ласково спросил:

— Почему?

— Потому… — у Молли не было сил отвечать ему, ни думать, ни отвечать. Она жаждала только одного — снова ощутить, как он впивается в нее своими страстными губами.

Где-то рядом залаяла собака, ее поддержали собратья, потом все стихло.

— Вот и мой дом, — Молли сказала это таким тоном, что сердце у Форчуна екнуло. Конечно, это не ее дом, это просто неуютное тесное временное пристанище.

— Вот мы и пришли.

Молли вошла в комнату, а Уинслоу подождал, пока она не зажгла лампу, стоя в дверях.

— Спасибо, что проводили меня.

— Молли… — Уинслоу подошел к ней и закрыл пальцами губы, словно сдерживая слова прощания.

Она была не в себе, сердце бешено колотилось, лицо раскраснелось, все тело охватило желание, мысли путались. Она готова была прижаться к нему, но не могла пошевелиться.

В комнату врывался ветер, принося с собой промозглость зимней ночи.

— Зажгите печь, а не то, вы простудитесь, — с этими словами Уинслоу хлопнул дверью, оставив Молли в одиночестве.

Она приткнулась к стене, ища опоры, ноги едва держали.

«Больше такое не должно случиться, или ты не позволишь ему приблизиться к тебе, или скажешь, кто ты есть. Он честный человек и не заслуживает такого предательства».

Молли знала, что вопреки собственному заверению она никогда не решится сказать ему о связи с Роксвеллами. Она — преступница, а он не такой добрый, чтобы прощать. Это очередной провал. Сначала, она провалилась как актриса, теперь — как шпионка. Мерзкая шпионка?

Наступил первый день Рождества, морозный и ветреный. Молли проснулась очень рано, взбудораженная ночными видениями: зажженные свечи, страстные поцелуи и… Уинслоу Форчун в ее постели.

В доме Анны царил переполох. Дети носились друг за другом с визгом и криками. Джед собрал перед домом пирамиду из дров. Санта Клаус принес много подарков. Дети получили по корзине, в которой были апельсины, яблоки, сушеные фрукты, мармелад и другие сладости. Девочки к тому же получили яркие ленты и красивые варежки.

Молли помогала Анне на кухне, когда появился Уинслоу.

— Эдди Ходжес остался совсем один.

— Один? — удивилась Молли, украшавшая салат зеленью, яйцами и редиской.

— Я думала, он уехал в долину навестить мать, — сказала Анна, беспокоившаяся о судьбе мальчика.

— Все может случиться. А отца его никто не видел несколько дней.

— Я очень волнуюсь, Уинслоу. Сходи, пожалуйста, к Ходжесам и забери мальчика. И не спорь, он же там сидит голодный, — никто с Анной и не собирался спорить. — Билл, а ты пойди и принеси хлопушки, ракеты для фейерверка, а потом порежешь лук.

— Не буду, — шутливо отпирался Билл Макдональд. — Я уже плачу — это от любви к тебе, старуха.

Молли очень расстроилась, услышав о брошенном Эдди. Она вышла на крыльцо продышаться и утереть невольно набежавшую слезу.

— Идите в дом, а то замерзнете, — Билл тронул ее за плечо. — Да, печальная история. Дети иногда становятся взрослее своих родителей, у которых нет царя в голове, а Эдди хороший парень…

Рождественский обед, как и обещала Анна, превратился в настоящий пир. Она пригласила массу людей. Уинслоу привел Эдди. Джед пришел с племянниками. Соседи сбежались, зная кулинарное искусство Анны.

Молли никогда так не объедалась в своей жизни. Разомлевшие гости решили немного прогуляться. Вернувшись опять в дом, все уселись за стол и стали продолжать пиршество. Готовила Анна действительно превосходно.

— Когда я рос в Колорадо, — вспоминал Бакли Брукс, уплетая мясной пирог с острым соусом, — мы были так бедны, что в Рождество готовился только постный суп, — это было после того, как убили моего отца. Мне казалось, что я уже никогда не смогу наесться вдоволь. Мы постоянно голодали, даже ходили просить милостыню. — Он выдержал небольшую паузу. — Только после того, как мать снова вышла замуж, мы питались более-менее сносно.

Молли не хотелось вспоминать о своем голодном детстве, в приюте сирот едой не баловали. Разве, что садовник изредка что-нибудь приносил ей.

Уинслоу внимательно следил за выражением лица Молли, понимая, что рассказ Брукса отозвался в ее сердце.

— Вы все детство провели в Колорадо? — Поинтересовалась Молли.

— Да, потом я приехал сюда, — Бакли жадно поглядывал на десертный столик, высматривая, чего он еще не пробовал.

— Вы жили в Денвере?

Уинслоу показалось, что это отнюдь не праздный вопрос.

— Большей частью в Денвере и потом приезжал туда много раз, — Бакли извинился, что ему надо пойти поискать подковы. Эдди Ходжес вызвался его сопровождать.

Молли была слегка разочарована, она еще о многом хотела его расспросить. Увидев, что Брукс остановился на крыльце поболтать с мужиками, она выскользнула из гостиной за ним.

— Мистер Брукс, у вас не найдется для меня минутки?

— Конечно.

— Я бы хотела…

Бакли Брукс перестал любезничать с Молли после того, как его друг Хэрлен предупредил, чтобы он держался от нее подальше, но если она чего-то от него хочет, он, черт возьми, не будет отказываться — от этой красотки не убудет.

— Я хотела спросить о Денвере…

— Да?

— Вы долго жили там…

— Порядком. — Брукс не собирался говорить ей, что провел несколько лет в денверской тюрьме.

В этот момент мужчины позвали Брукса, начиналась игра в подковы.