– Такая?

– Боже, – воскликнула я. – Точно такая же!

– Мой отец велел изготовить несколько сотен штук таких моделей. Их когда-то продавали в сувенирных магазинах. Обычно я брал кораблики с собой на озеро и пускал их на воду. Мне всегда было интересно, куда их унесет течение – возможно, через шлюзы в океан. Подумать только, один из этих корабликов попал в руки вашей дочери. Может быть, ей понравится и этот? Это последний из моей коллекции, и я буду счастлив подарить его ей.

– Не стоит, – быстро ответила я. У меня просто не было сил сказать ему, что Эллы больше нет на свете, и оставалось только надеяться, что он не заметит слезы в моих глазах.

– Я вам очень признательна, но лучше оставьте кораблик себе. Наверное, он для вас много значит.

– Нет-нет, – возразил он. – Я настаиваю. – Он сунул кораблик мне в руки, и только тогда я смогла прочитать надпись на борту.

– «Мэри-Джо», – произнесла я с улыбкой. – А у дочери была «Агнесс-Энн». Мы называли ее Эгги.

– Все они изготовлены и покрашены вручную, – произнес он, – и у всех разные имена. Курьез заключался в том, что они были названы именами многочисленных подружек отца.

Я улыбнулась.

– Спасибо, – сказала я, разглядывая яхточку и представляя, что сказала бы Элла, если бы была здесь. – Неожиданный сюрприз.

– Столь же неожиданный, как и встреча с вами, – с улыбкой произнес Декстер.

– Я вам оставлю записную книжку Пенни. Если хотите, я потом привезу ее сундук, когда мой друг Алекс сможет подбросить меня сюда. Он довольно тяжелый.

– Был бы вам очень благодарен, – ответил старик.

Я сунула маленький кораблик в сумку.

– Ну что же, – сказала я, направляясь к двери, – благодарю вас еще раз, Декстер. Куда бы ни уехала Пенни, надеюсь, она знает, как сильно вы ее любили и не переставали думать о ней всю жизнь.

– Я тоже на это надеюсь, – сказал он в ответ.

* * *

Этим вечером мы с Алексом встретились в Фэрвью, чтобы поужинать в небольшом кафе, где готовили замечательные блинчики. Он заказал с ветчиной и сыром проволоне, а я с козьим сыром, шпинатом и помидорами. Мы наблюдали, как женщина за стойкой льет жидкое тесто на круглое колесо и с помощью деревянной лопатки выравнивает его до идеального круга. Через несколько секунд тесто поднималось и пузырилось, приобретая золотисто-коричневый оттенок. Она протянула руку к лотку с сыром под названием «Pro 3–5», потом покачала головой и сунула его под полку.

– Забыла вовремя выбросить. Нашла в дальнем углу холодильника. Срок годности истек несколько месяцев назад.

Она открыла новый лоток с кусочками сыра и положила несколько на блинчик Алекса. Однако я не обеспокоилась по поводу пришедшего в негодность сыра. Мое внимание привлекли буквы «Pro 3–5». Знаю, что это звучит глупо. Это не что иное, как срок годности сыра проволоне, но я вдруг набрала в смартфоне «Притча 3:5» и прочитала следующие слова: «Надейся на Господа всем сердцем твоим, и не полагайся на разум твой. Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои».

Он направит стези твои…

– Что с тобой? – спросил Алекс, взяв тарелку с блинчиком.

– Ничего, – улыбнулась я, но, когда мы вернулись на Лодочную улицу, я подумала о Джеймсе и Элле, о боли одиночества, прочно засевшей в моем сердце, и произнесла небольшую молитву. «Боже милостивый, если ты есть на небесах, помоги мне найти свой путь. Я больше не хочу быть потерянной в этой жизни».

Глава 32

На следующий день я сняла трубку и набрала номер, по которому давно собиралась позвонить.

– Привет, мама, – сказала я тихо, услышав ее голос.

– Ада, это ты?

– Да, – сказала я сквозь слезы, – мама, прости, что так долго не звонила.

Я живо представила ее стоящей на кухне перед большим окном, открывающимся на улицу, где, словно верный страж, возвышался старый платан. Элла любила залезать на это дерево. Я качала ее там на качелях, на которых сама часто качалась в детстве.

– Прости меня…

– Не надо, милая, – сказала она. В голосе ее чувствовалась обида, но я слышала также приятие и любовь, которую я тоже испытывала бы по отношению к Элле, если бы у нее случились тяжелые времена. – Пожалуйста, не извиняйся. Я знала, ты позвонишь, когда будешь к этому готова.

По правде говоря, я не была уверена, что готова, просто затягивать молчание дольше было уже невозможно.

– Я была не права, когда спряталась в свою раковину, – сказала я. – Хочу, чтобы ты знала, что это не имеет к тебе ни малейшего отношения. Я просто была очень слабой. Боялась, что если услышу в твоем голосе печаль, то больше не смогу сдерживаться, а это лишь усилило бы мое горе.

– Понимаю, – сказала она. – Мы с отцом всегда хотели, чтобы ты знала, как сильно мы тебя любим. Именно поэтому мы и звонили без конца.

– Я получала ваши сообщения, – сказала я. – И письма тоже. Все без исключения. Мама, я просто боялась, что не вынесу разговоров об этой трагедии. – Я глубоко вздохнула. – Я сейчас в Сиэтле.

– В Сиэтле?

– Да, переехала туда на лето, – сказала я. – Уехала из Нью-Йорка, бросила работу. И мне здесь нравится. Мама, я здесь встретила одного человека. Его зовут Алекс.

Я слышала, что она плачет.

– Мама, с тобой все в порядке?

– Да, – произнесла она. – Я так счастлива слышать твой голос, милая, вот и все.

– Передай привет папе, хорошо?

– Обязательно. Когда мы сможем повидаться с тобой?

– Уже скоро, – ответила я. – Думаю, мы сможем провести День благодарения в этом году вместе. Скажи, а тетя Луиза все еще готовит эту ужасную запеканку из фасоли?

– Ты же знаешь, это ее фирменное блюдо, – рассмеялась она.

– Приготовь местечко за столом и для меня.

– Может быть, для вас двоих?

– Я еще ни в чем не уверена, – сказала я, глядя в окно на плавучий домик Алекса.

* * *

Утро казалось нестерпимо долгим, я никак не могла выбросить из головы Декстера. Сквозь окна лился солнечный свет, отражаясь от серебряной рамы с картиной, изображающей парусник «Каталина». Я принялась снова разглядывать корабль, а потом вдруг вспомнила то, что я несколько лет назад говорила Элле. Она потеряла Эгги, и мы отправились сначала в школу, чтобы разыскать там маленький кораблик, потом в супермаркет и в парк. Казалось, обошли почти весь Нью-Йорк. После утомительных безуспешных поисков оказалось, что Эгги завалилась за кровать. Мы извлекли из этого происшествия урок: то, что ищешь, обычно находится у тебя под носом. И тут вдруг меня осенило – я вспомнила, что кое-что обнаружила в сундуке Пенни несколько дней назад. Я вытащила этот предмет, сунула в карман и выбежала на причал, где Джим в этот момент пришвартовывал «Каталину».

– Мне надо поговорить с вашими родителями, – сказала я прерывающимся от волнения голосом.

– Но они не могут, они…

– Джим, это очень важно. Пожалуйста, позвольте мне поговорить с ними!

* * *

Мать Джима налила в чашку чай из белого керамического чайника, а потом передала ее мне.

– Благодарю вас, – сказала я.

– Джин плохо себя чувствует и не сможет к нам присоединиться, – с ходу предупредила она.

– Печально это слышать.

Джим обменялся с матерью многозначительными взглядами.

Она закинула ногу на ногу.

– Итак, что вы желаете у меня спросить?

– Вот, – сказала я, вытаскивая из сумки фотографию Пенни, которую нашла в сундуке. – Вы ведь помните эту женщину?

Она потянулась за очками, лежащими на кофейном столике, и внимательно посмотрела на снимок в своей руке. Лицо ее было напряженным и, как мне показалось, измученным. Я подумала, что после стольких лет практики, когда она терзала пациентов вопросами, ей было не особенно приятно самой оказаться на их месте.

Она положила фотографию на столик. Вид у нее был совершенно потрясенный.

– Да, – медленно произнесла она. – Я была с ней знакома много лет назад. Ее зовут Пенни Уэнтуорт. Это жена Декстера.

Она замолчала, как будто зачарованная звуком его имени.

– Знаю, – сказала я. – Мы с ним вчера встречались.

– Вот как?

Я вспомнила фотографии Алекса, на которых Наоми рыдала, скорчившись от горя.

Ее глаза затуманились, и я увидела затаенное страдание в ее взгляде, это было похоже на шторм, набирающий силу над океаном. Джим подал ей носовой платок.

– Все хорошо, мама, не волнуйся.

Личина неприступной женщины, которую она являла миру, слетела без следа.

– Ну и как он? – спросила она, не обращая внимания на своего сына.

– Неплохо, – ответила я. – Для своего возраста и состояния здоровья.

– У него проблемы со здоровьем?

– Да, с сердцем неважно.

– Вот как? – сказала она, прижимая уголок платка к глазам. – Если хотите знать правду, я была влюблена в него. Безумно влюблена.

– Мама, пожалуйста, – сказал Джим. – Папа может услышать.

Она резко подняла руку, показывая ему, чтобы он замолчал.

– Неважно. Для него это не тайна.

Джим уставился на свои руки, лежащие на коленях.

– Да, я любила Декстера Уэнтуорта. Но все это было ошибкой, ужасной ошибкой. Не потому, что он был моим пациентом, а потому что он был женат. Я разрушила его жизнь с Пенни.

Джим вскочил и прошел в кухню, он явно был не в силах выслушивать это признание.

– Она была полной противоположностью мне, – продолжала Наоми. – Добрая, мягкая. Невинная. – Она издала нервный смешок. – Мне так хотелось быть такой же…

Наоми бросила взгляд в сторону Джима.

– Прости меня, сынок, – сказала она со слезами в голосе. – Я была плохой матерью. Ты сможешь меня простить?

– Я давно уже тебя простил, мама, – сказал он, снова садясь рядом с ней.

– Наоми, и все же, что случилось в ту ночь, когда Пенни исчезла?

Она закрыла глаза, как будто воспоминания были еще живы и продолжали терзать ее.

– Они с Декстером поссорились, – сказала она, открывая глаза. – Он был просто вне себя. Я воспользовалась случаем и заманила его в свои объятия. – Она снова закрыла глаза и протянула руки, словно обнимая стоящего перед ней на коленях мужчину. Это видение успокоило ее на какое-то время, а потом заговорил Джим.

– Ты сказала ему, что никогда не сможешь быть счастливой, если вы не будете вместе, – заявил Джим, обращаясь к матери. – Забавно, что после той ночи я наконец осознал, что твои страдания вовсе не связаны с нелюбовью ко мне.

– О, Джим, дорогой, конечно, ты был ни при чем, – она замолчала, глаза ее расширились. – Подожди-ка, каким образом ты…

– Я был там, – сказал он. – Я увидел вас вместе, когда искал свою веревку. Я ее нашел и побежал назад на причал. Но было уже поздно. Пенни нигде не было видно…

Я прикрыла рот рукой, чтобы не закричать, и затрясла головой.

– Джим, что же случилось?

– Не знаю, – ответил он. – Там стоял отец. Он плакал. Я впервые видел его плачущим.

Я ахнула.

– Значит, она поскользнулась и упала в воду? С трудом в это верится. Она много лет жила в плавучем домике и наверняка умела держать равновесие.

Наоми выглядела встревоженной. Я пристально посмотрела в ее глаза.

– Скажите, о чем вы думаете?

Она прикусила губу. Создалось такое впечатление, что она прятала эти воспоминания в отдаленных уголках сознания, словно в закупоренном сосуде, а сейчас этот сосуд дал трещину. Они вырвались наружу, и она их больше не контролировала.

– Это была самая прекрасная и самая ужасная ночь в моей жизни, – сказала она. – Декстер сказал мне, что расстается с Пенни. На какое-то мгновение я возликовала, представляя, что мы наконец-то будем вместе. Я только об этом и думала. И вдруг мечта разбилась – навсегда.

Наоми снова промокнула углы глаз платком.

– После… несчастного случая Ленора и Том постучались в дверь. Полагаю, они знали, что я уединилась там с Декстером. Наверное, все об этом знали. Они рассказали о том, что случилось. Я никогда не видела такого страдания в глазах мужчины. Декстер выскочил из дома в расстегнутой рубашке. Теперь ему все было безразлично. И я ему больше была не нужна. Все, что имело значение для него, – это Пенни. Я побежала за ним на причал и с трудом протолкнулась сквозь толпу зевак.

– Он метался по причалу, зовя ее. Я просто не могла на это смотреть. После этой ночи я Декстера больше не видела. С тех пор его дом всегда сдавался в аренду.

– Наоми, если она была убита… то кто может быть виновен в этом?

Она уставилась на какое-то пятнышко на стене и глубоко задумалась.

– Я все поняла, когда увидела, как он стоит там и плачет, – сказала она. – Я все прочитала в его глазах.

– Неужели это Джин?

Джим отвел глаза.

– Да, – сказала Наоми. – Я поняла, что он сделал это для меня. Для того чтобы я могла быть счастлива.

– И именно поэтому вы его и простили?

– Да, – сказала она, а потом на ее лице промелькнула тень беспокойства. – Только не заявляйте в полицию, чтобы его арестовали, – умоляющим голосом сказала она. – Он сейчас совсем плох.