— Бренди? С утра?

— Немного.

— Ладно, не на работу, можно и алкоголить с рассвета.

— Работа занесла тебя в Лондон?

— Ага, она родимая. Конгресс, будь он неладен.

— Сообщение получил, когда в Новосибирске уже был, пришлось бороться с собой, чтоб не рвануть обратно. Да и не успел бы, конгресс закончился бы еще до моего приземления.

— Мог бы и написать, что не приедешь, — немного упрека в голосе, совсем чуть-чуть.

— Не мог, не мог я написать, что не приеду. И когда точно приеду написать не мог, не знал. Думал, что контролирую себя, разум главенствует, гормоны не играют, но каждое твое сообщение выбивает все это напрочь.

— Не будут больше писать, — тоном, которым приносят клятву быть вечно готовым.

— Я тебе не буду, — погрозил мне лопаткой. — Просто есть обязательства, от которых нельзя избавиться, отказаться без ущерба.

— Они важней.

— Ты важней, Ирадка, ты. О, знала бы ты, каким психом становлюсь, когда понимаю, что все эти проекты, контракты, встречи не дают мне с тобой встретиться и побыть подольше. Тираню всех окружающих, заставляя все делать быстрей, лучше, чтоб не пару часов провести с тобой, а день, недельку.

— А я все твои старания игнорирую.

Тарелки с бифштексом на столе. Запах сводил с ума, я уже последние минут семь слюной давлюсь, а тут от вида можно сразу захлебнуться, и не откачают.

— Сам виноват, так, последний штрих.

— Ой, — чуть челку не спалила, меньше всего ожидала фламбе в своей тарелке.

Как же вкусно, даже если буду получать ожоги, когда он готовит, оно того стоит.

— А сейчас сколько у тебя есть времени на меня?

— Пара дней, Ирадка, все, что удалось отвоевать.

Он опять помыл всю посуду и привел кухню к состоянию "до бифштекса". Что ж, у меня как раз есть кое-что на два дня…

Сейчас, когда желание чуть остыло, а тела устали, можно было и поржать.

— Черт, — Скиф открыл упаковку и развернул, — вот уж не ожидал.

— Зато теперь можешь всем рассказывать, что однажды натянул Королеву, а я буду говорить, что во мне побывал Биг-Бен, пусть завидуют.

Развернула еще один, гвардеец в меховой шапке. Обычно рисунок только на упаковочке, но тут пошли дальше, принт с достопримечательностями и символами Великобритании покрывал презерватив. Когда открыла "автобус" и достала первый квадратик, это не имело значение, а сейчас веселило, так здорово, что в постели можно и посмеяться.

— Кого ты хочешь больше? Гвардейца или Вестминстер?

— Сейчас я хочу тебя.

Медленно спускаться вниз, шея, грудь, моя цель ниже.

— Ири?

— Что? — вот уж не вовремя решил меня отвлечь.

— Многие женщины считают орал обязательной программой, если тебе не нравится…

— Нравится, очень нравится, с тобой.

Нравится, что ты позволяешь мне делать, что хочется, не контролируешь, не направляешь, не сдавливаешь мой затылок, пытаясь запихнуть в меня член поглубже, не дергаешь за волосы, а просто разрешаешь все. Ласкать, лизать, сосать, целовать, прикусывать, наслаждаться каждым движением, каждым проникновением, каждым миллиметром твоей плоти. И как кончаешь, мне тоже нравится.

— Ири, — поцелуй, благодарный поцелуй, и тебя мало заботит, что на моем языке все еще твой вкус, что мои губы не покрыты десятью слоями помады для "вида как в ролике", а волосы не идеально прямые.

Что ж, он тоже решил спуститься намного ниже по моему телу, как там — чем выше любовь, тем ниже поцелуи?

— Скиф? — и все же чертик внутри заставил его остановить.

— Что?

— Многие мужчины считают орал обязательной программой, если тебе не нравится…

— Ири, ты всегда будешь мне возвращать неудачные фразы? — усмехнулся и, зараза, потерся подбородком, щетина, возбужденная плоть, конечно, застонала.

— Мне это нравится.

— И мне тоже.

Его язык слегка коснулся клитора.

— Но мне нравится намного больше, — раздвинула ноги сильней, чтоб ему было удобней, а мне еще лучше.

Чертик, довольный, затих, но зато я теперь стонала от каждого прикосновения, а когда его пальцы стали помогать губам и языку, мне осталось только увеличить громкость.

Гвардеец был неплох, телефонная будка хороша. А ночью решила открыть совсем другую коробочку, в виде фонарика.

— Блин, а эти еще и светятся…

Теперь у меня появился любимый магазинчик в переулках Лондона, с маленькими квадратиками в витрине.


— Почему ты не сказала, что уволилась?

— А должна? — лениво потянулась, перевернулась, дотянулась до пульта и отключила надоевшее кино.

— Предпочел бы узнать от тебя, а не от Скрипки.

— Стружки, его фамилия Стружка, и где ж ты на него наткнулся?

— В лифте, он так пиликал, как счастлив, что может мне помочь продать дом, что теперь у него более профессиональный коммерческий директор.

— Согласился?

— Нет.

— Зря. Он действительно хорош, неликвид весь сплавил, — про то, что ему цену за квадрат в разы уменьшили по сравнению с моим планом, промолчу, — продал бы за приличные деньги.

— Ничего продавать не собираюсь. Мне нравится дом.

— Да? А если бы согласилась продавать?

— Тебе бы пришлось поехать ко мне, а там я бы постарался, чтоб о продажах забыла.

— Ой, забыла, четыре часа уже прошло.

Он недовольно поморщился, позволяя мне встать.

— Разоблачайся, дорогой.

— Уверена?

— Считай, что меня это заводит. Могу помочь.

Пальцы проникли под резинку боксеров и стали стягивать их вниз. Осторожно гладила спину.

— Ири?

— Что?

— Может, не надо?

— Надо, Скиф.

Еще раз провела по его коже, он весь напрягся, ожидая продолжения. Лизнула шею, от неожиданности вздрогнул, прикусила мочку уха.

— Ири, — прошептал Скиф, реагируя на мои ласки.

Но через секунду взвыл.

— Черт.

— Не двигайся, надо делать все медленно.

Трехкомпонентный шприц для этого и придуман, чтоб можно было вводить все медленно и одной рукой. Ватка со спиртом, прижала к месту укола.

— Держи, схожу выкину шприц.

— Угу.

Терпеливо держал, ожидая моего возвращения, черт, и даже с таким, простывшим, постанывающим периодически от боли, ощущала себя абсолютно защищенной, хотя вломись сейчас кто-нибудь в наш мирок, не уверена, что он смог бы накостылять негодяям. Еще раз прошлась по пластырю, приглаживая, чтоб не отвалился. Легла рядом, его рука тут же оказалась на моей талии.

— Тебе неудобно же.

— Удобно. Мне совсем другое неудобно, что ты со мной возишься.

— Не приезжал бы тогда.

— Хотел увидеть.

И думал, что выдержу боль, просто загляну на минутку, поцелую и уеду. Чтоб не знала, не видела, но спина решила по-другому.

— И где ж умудрился?

— Машину вытаскивали.

— И в какой же глуши в это раз?

— В Алтайской.

— Опять молодое дарование эвакуировал, чтоб на обучение в приличный ВУЗ пристроить?

— Ага, дороги жуть.

— Поспи, тебе отдыхать надо.

— Переедешь ко мне?

— Нет.

— Почему?

— Статус изменится.

— И какой сейчас статус?

— Ты мой любовник, хочу зову, хочу не зову.

— А у меня?

— Любовница — жди, приедешь или другую навестишь.

— Ты у меня одна, Ирадка. Переезжай.

— И кем я там буду? Ожидалкой постельной?

— Женой, Ирадка, будешь женой.

— Побочные действия лекарств? Бредишь?

— Нет. Я ж уже предлагал, решения не меняю.

— Точно побочка. Давай спать, Скиф, завтра поедем к твоему суперврачу, он тебя проверит, и голову заодно.

— Своему не доверяешь?

— Доверяю, но он всего лишь хирург в поликлинике, может, есть лекарства лучше, а он о них не знает.

— Ты мое лекарство.

— Как лекарство говорю: спим.

И все равно прижал к себе, хоть и больно. Что ж, он первый мужчина, которому я засандалила укол, времени потренироваться на апельсинах не было. Сосед-врач сказал колоть через каждые четыре часа, и первый укол сделал сам, остальные для меня. Как же он сказал: не переживай, его жопа, пусть он и волнуется. Но его задница меня волновала, и не только она, остальные части тела тоже, и весь он целиком волновал, как-то совсем незаметно с каждым приездом, посиделками на кухне, спорами у телевизора, ночами, полными страсти и нежности, иногда навязчивой заботой, он стал нужен, слишком нужен. Замуж? Зная, что его хватит года на два? Почувствовать себя Женщиной, рядом с которой ее Мужчина, пусть и на время? Сожалеть, что не согласилась или сожалеть, что согласилась? Позже решу, а сейчас придвинуться чуть ближе и уснуть вместе, чтоб через четыре часа опять обнажать его ягодицы и засандаливать очередной укол.


Зима уже, а я так и числилась безработной, и меня это особо не напрягало, а вот моих бывших работодателей даже очень.

— Отыграться решила?

— Нет. Просто консультирую.

— И ты думаешь, мы на это пойдем?

— Это ваш выбор, не хотите двадцать миллионов, ждите того, кто заплатит двадцать пять. Ну или лижите его лучше, он это любит.

Клиент вернулся за столик.

— Я еще нужна? — свое мнение озвучила, а дальше решать вам.

— Спасибо, Ирада.

— Была рада увидеть.

— Я тоже, — почти правдиво произнес Грунз, что заменил меня у Стружки.

Дальше действительно не мой вопрос, попросили оценить объект и перспективы вложения в него денег, сделала. Закуталась в шубу, и хорошо, что теперь не надо шагать на шпильках, чтоб поразить клиента стилем, унты куда удобней, в коем-то веке в снежной московской зиме их можно было носить. Дошла до Новодевичьего монастыря. Отправила фотографию, звонок раздался сразу.

— Не уходи, сейчас за тобой приеду.

И главное, таким приказным тоном. И что значит — не уходи? Не май месяц, холодно. Но далеко от пруда уходить не буду.

— Привет, — подхватил меня на руки и закружил.

— Ой, напугал. Ты быстро.

— Ехал почти мимо, хорошо, что фотку прислала.

— Как спина?

— Ты мне теперь ее все время поминать будешь?

— А может, я волнуюсь о твоем здоровье? Можно ли тебе меня на руках носить?

— Можно, после твоего лечения и подарка здоров как бык.

— А я говорила, что пояс из собачьей шерсти творит чудеса, — немного ехидства все же в голосе оставила. Скиф расхохотался.

— Куда ты меня тащишь?

— Считай, что я тебя похищаю.

— Кричать надо?

— Не здесь, — поддел Скиф, намекая, что мои крики уместней в спальне.

Водитель открыл дверь машины, меня очень аккуратно устроили на сиденье. Скив обошел машину и сел с другой стороны.

— Ты же должен быть в Лондоне?

— Ага, еще целых три дня, но решил, что доделают без меня, хвосты подчищать и сопли собирать — не барское дело. Ирадка, как же соскучился.

Сгреб меня в охапку и пристроил к себе на колени.

— Куда едем?

— Ко мне, побудешь немного моей любовницей, — что-то жарковато в шубе, но снимать не буду, а то остальное тоже снять захочется, очень захочется, ведь его губы уже нашли мои.

— Немного? На большее тебя не хватит?

— Ирада, я и так еле сдерживаюсь, чтоб не стать твоим любовником прямо сейчас.

— И что тебя сдерживает? Воспитание?

— Отсутствие перегородки, тут ее нет, а я не готов делить тебя даже с отражением в зеркальце заднего вида.

— Жадина.

— До тебя я жаден и деспотичен.

Не буду провоцировать, а то сама не сдержусь, больше месяца отсутствовал, а я решила гордо расстаться, что за отношения, больше врозь, чем вместе, и выдержала только день, потом сама позвонила. К черту гордость, мне с ним хорошо, пусть и видимся редко.

— Заманил все же. Это его надо было продать?

— Не надо было, только тебя заманить.

Шуба исчезла, а он остался. Целоваться у дверей — моветон, но в нашей крови аристократов не было, можем и забыть о приличиях. Его руки подхватили меня под бедра, прямо у дверей и будет все, пусть и моветон, но, черт, до других комнат я точно не дойду, если только он донесет. Но и его дверь устраивала, и мои ноги на талии.

— Ой, прости, я думала, ты один.

И как-то желание сразу ушло, и ноги с его талии на землю, то есть мрамор, вернулись.

— Ты вообще не думала. Тебя здесь не должно было быть.

Скиф нехотя повернулся к дочери, закрывая меня, давая возможность привести себя в порядок.

— И тебя тоже.

— Привет, Лера, — я все же выглянула из-за спины Никифора.